Наживка

Магоцци растер шею, глядя в чистый блокнот.

– Все должно быть тут. У меня такое ощущение, что разгадка прямо перед нами с самого начала, просто мы ее пока не видим.

Магоцци и Джино всегда сдвигают свои столы и садятся лицом друг к другу отчасти потому, что так легче работать с бумагами, отчасти потому, что Джино однажды заявил, будто мысли передаются из одной головы в другую по прямой и Магоцци должен сидеть напротив, улавливая все, что он позабыл сказать вслух. Это было самое страшное, что Магоцци когда-либо слышал от своего напарника.

Просидели в молчании пару минут, потом Джино спросил:

– Что ты делаешь?

Магоцци поднял глаза от блокнота.

– То же, что и ты. Делаю заметки, свожу воедино, обдумываю наш следующий шаг.

– И что получается?

Магоцци взглянул на небрежные рисунки, которые обычно помогали ему думать.

– Два подсолнуха и бабочка. А у тебя?

Джино показал лист с крупной фигурой из палочек, не поддающейся опознанию.

– Лошадь. – Он повернул бумагу к себе и нахмурился. – Знаешь, при таких делах надо рисовать мужские вещи. Оружие, машины, прочее дерьмо. Это плоховато выглядит.

– Выброси.

– Хорошее предложение. – Джино бросил лист в мусорную корзинку и уставился на чистую страницу. – По-моему, мои мозги не хотят шевелиться. Стараюсь думать и вижу кучку стариков с кобурами на костлявых ягодицах. Пожалуй, больше никогда не пойду на ярмарку в День пожилых граждан. У меня просто душа разрывается.

– Все это пока только косвенные соображения.

– Возможно. Только знаешь что, Лео? Похоже на правду.

Магоцци кивнул:

– Похоже. Но чертовски невероятно.

Джино задумчиво почесал подбородок:

– Знаешь, я даже не смог нанять парня, который прочистил бы мне водостоки, а как нанять заказного убийцу? И какие умники будут использовать кучку престарелых? Благотворительный фонд для бедных?

– Думаешь, они работали на агентство?

– Возможно. Не могу себе представить двух дедушек и бабушку, шатающихся по клоакам и притонам, где заказы тайком шепчутся на ухо. Вдобавок для внештатных сотрудников они слишком активно и слишком умело работали. Убийства профессиональные. – Он испустил долгий вздох. – Как ни противно, должен сказать, не совсем наше дело.

– Не говори, раз противно.

– Это игры для федералов, Лео. Они уже рвутся к убийствам Интерпола. Если мы действительно думаем, что у нас тут работала шайка убийц, то их надо отдать.

Магоцци принялся заштриховывать листья подсолнуха.

– Мы этого пока не знаем. По крайней мере, с уверенностью не можем сказать. Если привлечь их слишком рано, они только испортят дело.

– Если их не привлечь, а эти люди окажутся убийцами, придется чертовски дорого расплачиваться.

– Нет. Не наше дело доказывать, что Мори Гилберт с коллегами были убийцами. Наше дело найти, кто их убил. Сосредоточимся на этом. Вдобавок у нас полным-полно оснований сомневаться в теории наемных убийц, а подтверждает ее лишь одно совпадение – совместные поездки. И вот эти поездки втроем очень сильно меня занимают. Три киллера для одной жертвы? Никогда не слышал ничего подобного.

Джино отшвырнул карандаш.

– Чем дольше ты над этим думаешь, тем хуже выходит. Мы только что полчаса убеждали Макларена с Лангером, что наше стариковское трио – убийцы, теперь ты полчаса убеждаешь нас с тобой, что они не убийцы.

Магоцци слегка улыбнулся:

– Веселый хоровод, правда?

– Наверно. – Джино потянулся на другой конец стола, вытащил дело об убийстве Арлена Фишера, которое перед уходом передал ему Лангер. – Вот что меня с ума сводит. Разумеется, всем хочется кого-то убить, но чем Арлен Фишер заслужил такую смерть, черт побери? Наступил на растение в теплице? Поцарапал дверцу машины бабушки Клебер? Я хочу сказать, зверство жуткое! – Он перебросил на стол Магоцци глянцевые фотографии. – Ты эти снимки видел? Старика привязали к рельсам колючей проволокой, господи помилуй. Кстати, о предумышленности. Колючую проволоку на каждом углу не купишь. Это было задолго спланировано. Пытка предусмотрена планом.

Магоцци положил перед собой снимок, стал внимательно смотреть на него, стараясь успокоиться и ни о чем не думать, чтобы, наконец, мысль, которая щекотала его с момента завтрака с шефом Малкерсоном, смогла пробиться. Может, она присутствовала с самого начала следствия, когда подсознание зарегистрировало то, чего не зафиксировало сознание, нечто мрачное и ужасное, прятавшееся в темноте, пока не придет время выйти наружу.

И оно вышло.

– Господи боже мой, Джино… Понял.

Джино медленно поднялся из-за стола, вглядываясь в перевернутую фотографию, стараясь увидеть то, что увидел Магоцци.

– Что? Что, ради бога?

Магоцци смотрел на него с такой грустью и скорбью, какой Джино еще никогда не видел на его лице.

– Колючая проволока… Поезд… Концентрационные лагеря… Это евреи, Джино. Пережившие холокост.

Тот медленно опустился в кресло, не сводя с него глаз.

– Они не наемные убийцы, – мрачно сказал Магоцци. – Ставлю свой значок против десяти центов: Мори Гилберт, Роза Клебер, Бен Шулер убивали нацистов, тех, кому удалось скрыться и уцелеть. А этого… – он ткнул пальцем в фото Арлена Фишера, – этого они знали лично..

Джино снова посмотрел на снимок, повернулся в кресле, глядя в стену.

– Анджела как-то меня заставила посмотреть телевизор. Интервью с евреями, пережившими концентрационные лагеря. Старики и старушки рассказывали, как охотились за нацистами после войны. Не официально, как Симон… как его?

– Визенталь.[33]

– Похоже. А тут совсем другое дело. Небольшие подпольные группы, эскадроны смерти… Говорят, их было очень много.

– Ты поверил? – спросил Магоцци.

– Не знаю. Сначала принял за какую-то дерьмовую сенсацию, которую чертовы журналисты скармливают людям, но дело в том, что те, кого они опрашивали, предъявляли списки убитых и знали подробности нераскрытых дел, которые местные власти держали в секрете. К концу передачи у меня волосы на голове стояли дыбом.

31

Когда Лангер с Маклареном вернулись с обеда, Магоцци и Джино их усадили и полностью изложили историю.

Лангер воспринял ее без большого восторга – может быть, потому, что сам еврей, может быть, потому, что звучит чертовски убедительно. Обвинение Мори в заказных убийствах было достаточно шатким; обвинение Мори Гилберта в убийствах нацистов довольно убедительным.

В течение первых тридцати с чем-то лет жизни Лангер внимательно слушал рассказы, которых никогда не слышал от матери, стараясь понять пустоту в ее взгляде, желая выведать у нее страшные тайны. В конце концов, болезнь Альцгеймера развязала ей язык, удовлетворив его желание, и во время нерегулярных прогулок в последние месяцы жизни она забывала, что он ее сын, вспоминая кошмарные одиннадцать месяцев в Дахау шестьдесят лет назад.

Хорошенько подумай, прежде чем чего-то желать.

Болезнь нанесла последний удар, искоренив всякие воспоминания, кроме Дахау, и последние сознательные минуты она провела на узких треснувших деревянных нарах среди зловония, устрашающих звуков и призраков, отчего Лангер тихонько плакал, сидя у ее койки.

Мори Гилберт, Роза Клебер, Бен Шульц пережили то же, что она, молчали, как она, но, возможно, иначе понимали справедливость и нравственный долг.

Он взглянул на Макларена, который сидел за своим столом, сложив руки, с непроницаемым сердитым и одновременно опечаленным выражением лица. Наемные убийцы, убийцы нацистов – для него наверняка разница небольшая. Макларен боготворил Мори Гилберта и был просто не способен смириться с мыслью, что старик кого-то убивал, не важно по какой причине.

А Лангер теперь поверил. Даже понял, что заставило преследуемых стать преследователями, вспомнив, как переживал Дахау вместе с матерью. И вдруг пришел к мысли, что, возможно, умение сопереживать погубило его.

33

Визенталь Симон – австрийский архитектор, основатель и глава Венского информационного еврейского центра, который после Второй мировой войны при правительственной поддержке некоторых стран выявил более тысячи военных преступников.