Наживка

– О чем ты говоришь? Какая фотография?

Лили пропустила вопрос мимо ушей.

– Внизу подпись: Джек Гилберт, первое причастие, какая-то там лютеранская церковь, не помню названия.

– Что? Джек крестился?

Лили молча хлебнула из своего стакана.

– Полный абсурд. Он в Бога нисколько не верит.

Она взглянула на него, как на слабоумного.

– Да что с тобой? Дело вовсе не в Боге. Джек попросту влепил нам обоим пощечину, повернулся спиной к семье и к себе самому из-за какой-то глупой стычки с отцом. Через пару недель прислал свадебную фотографию. В том же месте, перед тем же крестом, с девушкой постарше, в белом платье размером побольше. Трус снова косвенно нас отхлестал по щекам.

Марти запустил пальцы в волосы, стараясь пробудить заснувшие серые клетки и осознать услышанное. Джек натворил кучу глупостей, но никогда не казался способным кого-то сознательно оскорбить, особенно родителей. Вдобавок зачем надо было наказывать Лили за ссору с отцом?

– Ничего не понимаю.

– Неудивительно. Я и сама ничего не понимаю. Больше года голову ломаю.

– Ты должна была Джека спросить.

– Я тебе говорю, он не стал бы со мной откровенничать. И Мори ничего не хотел объяснять. Мужчины с ума сходят, а женщины страдают, не зная почему.

Марти тупо смотрел, как Лили пьет, не видя никаких эмоций на давным-давно знакомом старческом лице. Не сомневался, что они присутствуют, и одновременно знал, что никогда их не увидит. Наверно, если бы Лили Гилберт раз в жизни заплакала, то не сумела бы остановиться.

– Ладно, сам поговорю с поганцем.

– Хорошо.

– Мне очень жаль, что он тебя обидел.

Лили бросила на него туманный взгляд:

– И все это время считалось, что я хуже всех. Кстати, Сол мне сегодня звонил после закрытия питомника. Знаешь, тебе предстоит гроб нести.

– Знаю.

Она чуть улыбнулась:

– Мори давно его выбрал. Постоянно бывал в похоронной конторе, играл с Солом в покер, однажды пришел и сказал: «Лили, я тут себе гроб присмотрел. Тяжеленный, отделанный бронзой, носильщики надорвутся. Тем лучше для костоправа Харви, у которого плоховато идут дела».

Марти с улыбкой услышал знакомые речи.

– Не знал, что он играл в покер.

– Только с Солом, у которого мог выиграть. Иногда еще с Беном.

– Кто такой Бен?

– Никто.

– Он тебе не нравится?

– Путц[24] вонючий.

– А Мори он нравился?

Лили пожала плечами:

– Ты же знаешь Мори. Он был безнадежен. Ему все нравились, заслуженно или нет. Вдобавок они с Беном вместе сюда приехали.

– Странно, что я никогда его не встречал.

– Они не были слишком близки. Ездили два-три раза в год на рыбалку, порой в карты играли.

Марти медленно повернул к ней голову.

– Мори ездил на рыбалку?

– А как же. Ох, включи звук… поскорее. – Лили спустила ноги с дивана, уткнулась локтями в колени, не сводя глаз с экрана. – Смотри-ка, дополнительный иннинг…[25]

Марти с изумлением посмотрел на нее:

– Бейсбол любишь?

Она сама щелкнула пультом.

– Конечно. Игра джентльменская. С ног никого не сбивают, широко улыбаются, добиваясь успеха…

Он ошеломленно таращил глаза, приходя к выводу, что совсем не знает Лили, столько лет любя ее дочь. Гораздо больше времени проводил с Мори, привыкая к возрастным различиям, существующим в новой семье. Лили таинственно пропадала на кухне, а Мори был мужчиной, другом, вторым отцом, знакомым и любимым.

А о рыбалке Марти никогда не догадывался и поэтому насторожился. Возможно, знал Мори не так хорошо, как казалось.

Он мысленно перенесся в тот день, больше года назад, незадолго до конца своей жизни, когда они возили Лили и Ханну в антикварную лавку милях в пятидесяти северней города, которая торговала вдвое дешевле, чем другие ближе к дому. На обратном пути остановились на деревенской заправке с закусочной, заказали мороженое и напитки.

– Иди-ка сюда, Марти, взгляни. – Мори стоял у высокого холодильного шкафа с молоком, сыром, другими продуктами, глядя на подсоединенный к нему бурливший бак с водой, и качал головой.

Марти заглянул, скривился в гримасе, видя черные клубки пиявок. На крышке бака в чашках с землей и опилками извивались разнообразные черви.

– Какая гадость. Что это?

– Откуда мне знать. – Мори жестом подозвал молодого работника. – Это не противоречит санитарным нормам?

– М-м-м… А вы кто, инспектор?

– Нет, не инспектор, но рассуди здраво. Пиявки рядом с молоком…

– И черви, – добавил Марти.

– Наживка, – объяснил служащий. – В баке живая, сверху сухая.

– Действительно, живая, – хмыкнул Мори. – Шевелится. Жуть какая-то.

– Э-э-э… у нас тут много рыбаков.

– А, рыбаков… Именующих себя спортсменами? Что же это за спорт, когда ты насаживаешь на зазубренный острый крючок крошечное беспомощное живое существо и забрасываешь в воду, чтоб вытащить оттуда другое беспомощное животное покрупнее?

– Да это ведь черви, пиявки и всякая дрянь.

– Для тебя – может быть. Скажи, ты фильмы Спилберга видел?

– Конечно, все видел.

– Правда? Интересно. И «Список Шиндлера»[26] видел?

– М-м-м… Его точно Спилберг снимал?

– Не важно. Я про динозавров имею в виду.

– Ну, «Парк Юрского периода» четыре раза смотрел. Продолжение так себе, а первый по-настоящему классный.

– Помнишь, как там козленка привязывают, чтобы приманить первого крупного динозавра?

– Еще бы, обалдеть.

– Тебе его не было жалко?

– Вроде было. То есть он боялся до ужаса, жалобно блеял и прочее.

– Козленок был наживкой. Вроде этих червей.

Служащий тупо смотрел на Мори.

Тот погрозил ему пальцем.

– Вот тебе важный урок. Понял? Если нет, объясню. То, что для одного человека червяк, для другого козленок. Запомни.

Лили заблуждается, решил Марти, выплывая из забытья. Что бы она ни говорила, что бы ни говорил любой другой человек, Мори Гилберт не мог быть рыбаком.

19

В утро похорон Мори Гилберта стояла немыслимая жара, метеорологи предрекали очередной безоблачный день с температурой под тридцать. Старожилы штата сидели на залитых солнцем верандах, листая засаленные «Сельскохозяйственные альманахи», как труды Нострадамуса, отыскивая и не находя никаких сведений о подобной апрельской жаре в Миннесоте. А в пяти тысячах миль на севере, в недрах Канады, формировался обширный холодный фронт, надвигаясь на Средний Запад Соединенных Штатов. Близились перемены.

Полицейский участок Верхнего города направил пять лишних патрульных машин для организации дорожного движения у синагоги, где совершались траурные ритуалы. К десяти утра заполнился внутренний зал, а к одиннадцати, когда началась служба, толпы запрудили лужайки, тротуары и улицы. Не было ни малейшей возможности сдвинуть сотни людей, да и двигать их было некуда, поэтому в конце концов проезжую часть пришлось перекрыть на три квартала в обоих направлениях. Никто против этого не возражал – ни местные жители, ни водители. Даже полицейские, злившиеся поначалу, что их превратили в простых регулировщиков, со временем оценили масштабы и настроение пришедших, поняли, что удостоились чести участвовать в похоронах великого человека. Никто из них раньше этого не понимал, а впоследствии каждый лишь повторял: «Это надо было видеть».

Через три часа Магоцци и Джино сидели в автомобиле без опознавательных знаков у дома Лили Гилберт позади питомника, наблюдая за небольшой армией родных и близких покойного, просачивающихся в парадную дверь.

– По-моему, полгорода побывало сегодня на кладбище, – сказал Джино. – Непонятно, как они поместятся в этой пачке из-под печенья.

– Прием чисто семейный. Только родственники и друзья. Те, кто лучше всех его знал и к кому он прислушивался.

24

Болван, бездельник (идиш).

25

Иннинг – игровой период в бейсболе.

26

«Список Шиндлера» – фильм, основанный на биографии немецкого предпринимателя Оскара Шиндлера, спасшего во время Второй мировой войны более восьмисот польских евреев, дав им работу на своем предприятии.