В канун Рождества

— Отлично. Значит, в четверг увидимся. В семь тридцать — чуть раньше, чуть позже.

— Спасибо огромное, — сказала Элфрида, но на другом конце линии уже положили трубку. Судя по всему, миссис Бланделл не любила тратить время попусту.

Грейндж был самым большим домом в Дибтоне. Он стоял в стороне от дороги, в конце подъездной аллеи, которая начиналась от весьма претенциозных ворот. И сам дом, и ворота не очень-то сочетались с Оскаром Бланделлом, но будет интересно пойти к ним, познакомиться с его женой, посмотреть, как они живут. Людей не узнаешь по-настоящему, пока не посмотришь на них в их собственном доме. Увидишь обстановку, книги, поймешь стиль их жизни.

Утром в четверг Элфрида вымыла голову и подновила цвет волос. Вообще-то этот оттенок назывался «рыжеватая блондинка», но иногда получался ближе к оранжевому. На этот раз именно таким он и получился, однако Элфриду волновала более важная проблема: что надеть? В конце концов она выбрала цветастую юбку по щиколотку и длинный трикотажный кардиган зеленого цвета. Сочетание рыжих волос, цветастой юбки и кардигана выглядело довольно экстравагантно, но это прибавляло ей уверенности в себе.

Элфрида двинулась в путь. Десятиминутная прогулка вдоль центральной улицы, и вот она уже прошла через претенциозные ворота и по подъездной аллее. Редкий для нее случай, но она пришла вовремя. Поскольку это был ее первый визит в этот дом, она не стала отворять парадную дверь сама, не вошла в дом и не крикнула «Эй!», как делала обычно. Она нажала кнопку звонка и услышала, как он зазвонил в глубине дома. Элфрида подождала и поглядела по сторонам. Газон выглядел прекрасно, как будто его первый раз подстригли в этом году. Пахло свежескошенной травой и весенней прохладой.

Шаги… Дверь отворилась. Женщина в синем платье и цветном фартуке, явно не хозяйка дома.

— Добрый вечер. Если я не ошибаюсь, вы миссис Фиппс. Проходите, пожалуйста, миссис Бланделл сейчас будет, она поднялась причесаться.

— Я первая?

— Да, но как раз вовремя. Вот-вот подойдут и другие. Позвольте ваш жакет…

— Нет, нет, спасибо, я останусь в нем.

Не станешь же распространяться, что на шелковой блузке под жакетом дырка под мышкой.

— Гостиная…

Но их прервали.

— Вы Элфрида Фиппс! Простите, что не встретила вас…

Элфрида подняла голову. С огороженной балюстрадой площадки спускалась хозяйка дома — крупная дама, высокая и статная, в черных шелковых брюках и свободной, украшенной вышивкой китайской блузе. В руках у нее был стакан, наполовину полный. Похоже, виски с содовой.

— …Я немного замешкалась, а тут еще телефонный звонок. Здравствуйте, — она протянула руку, — я — Глория Бланделл. Очень приятно, что вы пришли.

У Глории было открытое, румяное лицо, голубые глаза. Волосы, очевидно, подкрашены, но не в такой вызывающе яркий цвет, как у Элфриды.

— Спасибо за приглашение.

— Пойдемте к камину. Спасибо, миссис Масвелл. Надеюсь, остальные гости войдут без звонка. Вот сюда, миссис Фиппс…

Элфрида проследовала за хозяйкой в большую комнату в стиле тридцатых годов, обшитую панелями, с большим камином из красного кирпича, в котором ярко пылали поленья. Перед камином решетка, установленная на кожаном коврике, мебель современная — мягкие диваны и кресла с узорчатой обивкой. Шторы из темно-фиолетового бархата обшиты золотым шнуром, пол сплошь застелен толстыми яркими персидскими коврами. Ничего старого, потертого, поблекшего, все здесь дышало теплым веселым бодрым комфортом.

— Вы уже давно здесь живете? — спросила Элфрида, стараясь не проявлять излишнего любопытства.

— Пять лет. Дом достался мне в наследство от моего дядюшки. Я всегда обожала это место, ребенком часто приезжала сюда. — Миссис Бланделл со стуком поставила стакан на ближайший столик и подошла к камину швырнуть туда еще одно большущее полено. — Не представляете, в каком он был состоянии! Ковры истерты, побиты молью. Пришлось буквально все обновить. И, конечно же, оборудовать новую кухню и добавить две новые ванные комнаты.

— А где вы жили раньше?

— В Лондоне. У меня был дом в Элм-Парк-Гарденс. — Миссис Бланделл взяла свой стакан, отхлебнула глоток и снова поставила стакан на столик. Она улыбнулась. — Для поднятия настроения. Когда у нас гости, я всегда делаю глоток-другой, пока одеваюсь. Что вам налить? Хереса? Или джина с тоником? Да, Элм-Парк-Гарденс — прекрасное место, изумительно красивое. И церковь святого Биддульфа, где Оскар был органистом, в десяти минутах ходу. Думаю, мы там и остались бы до конца жизни, но мой дядя, старый холостяк, как говорится, отправился к праотцам — так у меня появился Грейндж. И у нас уже была Франческа, наша дочь. Сейчас ей одиннадцать. Я всегда считала, что ребенку лучше расти в деревне… Что там делает Оскар? Это он должен наливать нам. Видно, зачитался и забыл про все на свете. Придут гости — знакомиться с вами. Чета Макгири. Он работает в Сити. И еще — Джоан и Томми Миллс. Томми — консультант в нашей больнице в Педбери. Прошу прощения, вы сказали херес или джин с тоником?

— Джин с тоником, — сказала Элфрида и проследила взглядом, как Глория Бланделл подошла к заставленному графинами столу в дальнем конце комнаты. Она щедро плеснула виски и в свой стакан.

— Это вам, — сказала она, возвратясь и передавая бокал Элфриде. — Надеюсь, достаточно крепко. Вы любите со льдом? А теперь давайте-ка сядем. Устраивайтесь поудобнее и расскажите мне о вашем коттедже.

— Ну… он маленький.

Глория рассмеялась.

— На Пултонс-роу, как я слышала? Их строили для железнодорожников. Очень тесный?

— Да нет, на самом деле нет. Мебели у меня почти никакой, а мы с Горацио много места не занимаем. Горацио — это мой пес. Метис. Не красавец.

— А у меня два китайских мопса, вот они-то уж точно красавцы, да только кусают гостей и потому в данный момент заперты на кухне, в компании с миссис Масвелл. Но каким это образом вы попали в Дибтон?

— Увидела объявление в «Санди таймс». И фото. Мне коттедж показался очень милым. И недорогой.

— Я непременно должна прийти посмотреть. Давно не была внутри такого домика — с тех пор как навещала вдову станционного служителя. А чем занимаетесь?

— Простите, не поняла?

— Возделываете сад? Играете в гольф? Совершаете благочестивые дела?

Элфрида чуточку помедлила с ответом. Перед ней была сильная женщина, таких она угадывала сразу.

— Пытаюсь привести в порядок сад, но пока что дело ограничивается расчисткой.

— Увлекаетесь конным спортом?

— Никогда в жизни не садилась на лошадь.

— Откровенный ответ! Я увлекалась, пока мои сыновья были мальчишками, но это было так давно. У Франчески есть маленький пони, но, боюсь, она не очень-то им занимается.

— Так, значит, у вас есть и сыновья?

— О, да. Уже взрослые, и оба женаты.

— Вот как…

— Я уже была замужем. Оскар мой второй муж.

— Извините. Я не поняла.

— Не извиняйтесь, все в порядке. Мой сын Джайлз работает в Бристоле, а Кроуфорд в Сити. Компьютеры или что-то там еще — я в этом мало разбираюсь. Конечно же, Оскара мы знали много лет. Наша церковь на Рэли-сквер, церковь святого Биддульфа. На похоронах моего мужа Оскар играл просто божественно. Вы не представляете, как все были удивлены, когда мы с ним поженились! «Он же закоренелый холостяк, — говорили мне, — ты отдаешь себе отчет, какую взваливаешь на себя обузу?»

Элфрида была заинтригована.

— Оскар всегда был музыкантом? — спросила она.

— Всю жизнь. Учился пению в Вестминстерском аббатстве, потом стал преподавать музыку в Гластонберийском колледже, несколько лет был там хормейстером и органистом. Потом переехал в Лондон и поступил на место органиста в церкви святого Биддульфа. Наверное, так там и служил бы, пока его не вынесли бы вперед ногами, но тут умер мой дядюшка, и судьба распорядилась иначе.

Элфрида немного огорчилась за Оскара.

— А он был не против отъезда из Лондона?

— Очень даже против. Как будто вырывали с корнями старое дерево. Но ради Франчески делал вид, что все прекрасно. А здесь у него есть своя комната, там все его книги и партитуры, он немного преподает — просто чтобы не терять форму. Музыка — это его жизнь. Он всегда радуется, когда его просят поиграть на заутрене в Дибтонской церкви. И конечно же, он нередко играет там тайком, чтобы попрактиковаться.