Страница 6 из 25
Мэл бросил Хуару швартов, и тот закрепил его на одном из каменных кнехтов. Зазвенела якорная цепь, на берег перекинули сходни. Склонившись через борт, капитан вглядывался в просвеченную лунным светом воду – на дне почудились остовы затопленных лодок. Было удивительно тихо – ни шелеста ветвей, ни плеска волн, ни
птичьей переклички. Тьма под огромными деревьями на берегу казалась еще чернее по контрасту с сиянием серебряного зеркала бухты.
А Карлос-Сонк уже летел на другую сторону острова – туда, где в тенетах, натянутых между двумя скальными выступами, сидел второй паук-дозорный. Сидел, по-прежнему не подозревая о том, что случилось с напарником, и медленно водил ментальным лучом из стороны в сторону.
Оказавшись над ним, Сонк передал изображение местности Хуару:
«Давай, Прыгун, теперь твой ход».
В то же мгновение Хуар, прижимая к груди Ассу, исчез из поля зрения остальных, которые один за другим начали сходить на берег. Поравнявшись с Байей, стоящей у сходней, они хлопали о ее подставленную ладонь, и над каждым тут же возникал защитный «зонтик». На борту остался один рулевой Рикон, если не считать Сонка, чье сознание сейчас витало далеко отсюда, а тело стояло держась за поручни – чтобы корабль не достался паукам, если вдруг команда будет разбита наголову. Впрочем, в эту возможность никто всерьез не верил. Осложнения случались, конечно, и временами немалые, но до сих пор люди всегда выходили победителями.
Рикон стоял на палубе, провожая уходящих тоскливым взглядом. Оглянувшись на него, капитан ощутил легкий укол совести и беспокойства. Обычно во время вылазок на острова Рикон с Мэлом по очереди оставались на борту судна, но вот уже третий раз подряд сию «почетную задачу», как выражался капитан, выполнял Рикон.
Этот молодой человек лет где-то под тридцать относился к разряду людей, которые до безумия влюблены в море. Он пришел на «Ундину» пять лет назад и с тех пор всегда добросовестно выполнял свои обязанности – и матроса, и рулевого, и кока, в случае необходимости. К сожалению, кроме страсти к морю, он обладал еще двумя особенностями – любил выпить и был чертовски хорош собой: высокий, могучий, голубоглазый, с буйной золотой шевелюрой. Надо признать, что на борту Рикон не пил никогда – да капитан и не допустил бы этого. Но, оказавшись на берегу и выпив всего пару кружек хмельного, он становился не в меру задирист и постоянно попадал в истории. Из-за внешности все его неприятности были связаны, в основном, с женщинами – то они сами дрались из-за него, то ревнивые мужья и дружки били разлучника. Как бы то ни было, когда приходило время отправляться в очередной поход, Рикон почти всегда являлся на судно в синяках и ссадинах.
В прошлый раз, когда он явился на судно, выяснилось, что ему во время драки сломали нос. Ну и вид был у красавчика! Лицо расцвечено всеми цветами радуги: желто-зеленые синяки, коричневые корки подсыхающих ссадин и, наконец, красно-синяя слива распухшего носа, который, вдобавок, придавал голосу гнусавость. Хотя это не мешало парню выполнять свои обязанности на судне, капитан счел, что в береговой операции ему участвовать не следует. По правде говоря, капитан тогда здорово разозлился. Заявил, что Рикон позорит своим видом судно, и предупредил, что больше этого не потерпит. Парень выслушал его со смущением в подернутых поволокой глазах, покорно остался сторожить судно и вообще вел себя тише воды, ниже травы.
На этот раз не было ни синяков, ни ссадин. Если противники Рикона, расквасив ему нос, надеялись таким образом изувечить его, то они просчитались: как ни странно, приплюснутый и слегка свернутый набок нос ничуть не испортил облик моряка-сердцееда и даже придал ему еще больше мужественности. И все же вид Рикона удивил капитана. Парень очень исхудал, был бледен и постоянно пребывал в глубокой задумчивости. На вопрос, что опять стряслось, Рикон вяло ответил – ничего. С трудом, но все же удалось из него вытянуть, что он дал зарок больше в рот не брать хмельного и с непривычки ему немного не по себе. Капитана эта новость обрадовала – Рикон всегда был ему симпатичен своей преданностью морскому делу. И все же, видя, что тот явно не в своей тарелке, капитан и на этот раз оставил его на судне. Как обычно, не последовало никаких возражений, хотя Ферну показалось, что Рикон удручен. Еще бы! Кому понравится, вместо того чтобы своими руками крушить ненавистных пауков, раз за разом оставаться в стороне, сидеть сложа руки, дожидаясь остальных? Что ж, чувства рулевого понятны, но дело и долг – превыше всего.
Сейчас, оглядываясь на унылую фигуру Рикона, маячившую на «Ундине», капитан решил, что если тот и в самом деле откажется от пагубного пристрастия к хмельному, то к следующему разу наверняка будет в отличной форме и примет участие в бою. А в том, что следующий раз будет, Ферн не сомневался ни мгновения.
Тот, кто в жизни не видел ни одного Вьянко, считал их кем-то вроде всесильных волшебников. Однако те, кто работал с ними бок о бок, очень быстро меняли мнение, проникаясь безграничной верой в их могущество: «Вьянко с нами – значит, все будет хорошо».
Сойдя на пристань последней, Байя с трудом добрела до берега и, обмякнув, опустилась на песок. По правде говоря, она совсем выдохлась. Боясь еще раз упустить «зонт», она вкладывала в его поддержание гораздо больше сил, чем требовалось. Да и «зонтики» для каждого члена экипажа отняли у нее немало энергии. Теперь, когда основная часть ее работы закончилась, Байя внезапно почувствовала, что ноги у нее стали точно кисель. Делина тут же подошла к девушке, присела рядом и взяла ее руки в свои. И без того малопривлекательное, «лошадиное» лицо Байи заострилось, пальцы стали совсем холодными, тело мелко подрагивало. Делина мысленно подозвала Ретана. Он тут же присоединился к ним, ведя на поводке оставшегося хамлика, и положил ладонь на лоб Байе. Вскоре девушка перестала вздрагивать, по всему телу разлилось живительное тепло, в местах соприкосновения с руками Делины и Ретана возникло приятное покалывание. Спустя некоторое время она, испытывая одновременно и облегчение и острое недовольство собой, выдернула руки из ладоней Делины и встала.
– Все хорошо… Спасибо… Чего мы ждем?
– Мы ждем, пока Хуар и Сонк покончат со вторым стражем, – ответил Ретан. – Что-то долго они, пора бы уже…
Услышав эти слова, капитан и Мэл подошли поближе. Все непроизвольно перевели взгляды на палубу, где все в той же позе стоял Сонк – его сознание теперь практически полностью переключилось на Карлоса. Ретан мысленно позвал Владыку, но не получил ответа. Вьянко взволнованно переглянулись – неужели там, на дальней стороне острова, возникло непредвиденное осложнение? В это было трудно поверить, ведь против одного-единственного паука выступали такие великолепные мастера своего дела, как Хуар и Сонк. К тому же паук, что немаловажно, меньше всего ожидал нападения, да еще столь искусно организованного. И все же…
Прыгун возник на вершине утеса, примерно в десяти шагах за спиной второго дозорного паука, висящего в густых, плотных тенетах. Удивляло то, что их так много. Одни свободно свисали со скал – закрепленные только в верхней части, – развевались на ветру, довольно сильном здесь, на возвышенности, точно победоносные знамена, свидетельствующие о том, кому принадлежала эта земля. Другие тянулись под разными углами по отношению к основным, образуя нечто вроде коридоров. Были и такие, которые свисали вроде канатов или лиан. Во многих местах паутина выглядела достаточно свежей и полупрозрачной, хотя та, на которой угнездился паук, была явно давнишней и многослойной. Кое-где виднелись клочки сгнившей плоти или кости – останки когда-то угодившей в паутину птицы или, может быть, крысы.
Над пауком уже кружил Карлос-Сонк. Увидев Хуара, он сразу начал снижаться по спирали. И тут оба одновременно услышали звук, который, казалось, никто здесь производить не мог. Плач. Они прислушались. Без сомнения, это был человеческий плач, еле слышный, но оттого не менее горький и безнадежный.