Спартак

Прибыв в Арпы, Спартак узнал, что Красс со своим войском направился к Каннам; тогда Спартак немедленно быстрым маршем пошел в Гердоний, но когда он отошел на милю от Арп, перед ним открылось ужасное зрелище: на деревьях вдоль дороги висели трупы гладиаторов, взятых Крассом в плен в сражении у горы Гарган.

Бледный, с искаженным от гнева лицом Спартак смотрел горящими глазами на эту новую позорную бойню. Ему пришлось убедиться, что на каждом придорожном дереве висел труп гладиатора: Красс повесил всех восемьсот человек, взятых в плен.

В числе повешенных Спартак узнал своего соотечественника, мужественного фракийца Мессембрия, тело которого было обагрено кровью и покрыто ранами. Увидев его, Спартак прикрыл глаза рукой и, заскрежетав зубами, издал стон, похожий на рычанье льва; пришпорив коня, чтобы поскорее скрылось из глаз страшное зрелище, он воскликнул:

— А, Марк Красс! Ты вешаешь пленных? Браво, Марк Красс! Не желаешь обременять себя лишней обузой в походах!.. О, клянусь богами, вы, римляне, мастера ратного дела, у вас есть чему поучиться, и я всему научился… Теперь вот научусь и этому!.. Я распну твоих легионеров, взятых мною в плен, дальновидный Красс!..

Он на минуту задумался и затем громоподобным голосом сказал:

— А, стало быть, нас, гладиаторов, римляне ставят вне закона!.. Мы — дикие звери, жалкие пресмыкающиеся, убойный скот! Для нас законов не существует, потому что мы не люди! Хорошо же, клянусь всепожирающим пламенем Тартара, так и будет! Мы, гладиаторы, тоже объявим римлян вне закона и будем с ними обращаться, как с нечистыми животными… Да будет так! Слезы за слезы, кровь за кровь, резня за резню!

Всю следующую ночь Спартак, не щадя лошадей, мчался по крутым тропинкам и, миновав Гердоний, где узнал, что легионы гладиаторов прошли здесь, не задерживаясь, направился в Аскул Апулийский, куда и прибыл в полдень на следующий день, совсем загнав лошадей двенадцатичасовой непрерывной скачкой.

Гладиаторы расположились лагерем за Аскулом Апулийским; они радостно приветствовали своего верховного вождя.

А в полночь сорок тысяч гладиаторов снялись с лагеря и пошли на Минервий; тут они позволили себе отдохнуть только четыре часа и тотчас же направились к Венусии, куда прибыли в сумерки, усталые и измученные после долгого и трудного пути.

На следующий день Спартак приказал своим солдатам сняться с лагеря, который они устроили накануне вечером на хорошо защищенном холме, близ города; он повел их на вершины близлежавших гор; там, говорил фракиец, придется терпеть холод и лишения, чтобы Красс не мог достигнуть их и нанести поражение.

Тем временем римский полководец быстрыми переходами дошел до Арп, затем через Канны и Канузий дошел до Рубы, где находился его главный штаб четыре легиона, десять тысяч человек из вспомогательных отрядов и пять тысяч лошадей он оставил Андрии под начальством квестора Скрофы, который должен был, согласно плану Красса, направиться в Венусии по одной дороге, тогда как Красс должен бы идти туда другим путем; в Барий, Брундизий и другие ближайшие города он послал набирать солдат, чтобы составить из них по меньшей мере еще один легион и возместить потерю десяти тысяч солдат, погибших в сражении при горе Гарган.

В письме сенату он сообщил о своей победе, преувеличивая ее значение; он уверял сенат, что гладиаторы пали духом и отступают в Луканию, где он намеревается окружить их двумя своими армиями и разбить наголову.

Спартак дал два дня отдыха своим войскам, затем послал конников собрать сведения о неприятеле и еще через два дня, получив точные данные, ночью вышел из Венусии и, передвигаясь день и ночь, неожиданно прибыл в Рубы, где, тщательно скрываясь в лесу, разрешил своим солдатам только шестичасовой отдых. В полдень он напал на Красса, полагавшего, что Спартак находится в Венусии; фракиец яростно атаковал Красса, разбил в трехчасовом бою его легионы и заставил их в большом беспорядке отступить к Андрии; римляне потеряли убитыми шесть тысяч человек, в плен гладиаторы взяли три тысячи.

Восемь часов спустя Спартак двинулся к Гравине, направляясь в Метапонт; он приказал повесить вдоль дороги две тысячи шестьсот римских легионеров, взятых в плен в сражении при Рубах; четыреста человек самых знаменитых патрициев он оставил в живых.

Одного из них он отпустил на свободу и отправил к Крассу рассказать ему о том, как Спартак поступил с пленными в подражание жестокому примеру римского полководца; он велел ему заверить Красса, что гладиаторы и впредь будут так поступать. Кроме того, он поручил этому молодому патрицию, которого направлял к Крассу, предложить ему от имени Спартака сто из четырехсот пленных легионеров, оставшихся в лагере гладиаторов, в обмен на гречанку Эвтибиду, которая, как он был уверен, скрывалась в лагере римлян.

Через четыре дня он прибыл в Метапонт и оттуда двинулся в город Турий, взял его приступом и укрепился в нем; здесь он решил задержаться на некоторое время, чтобы набрать и обучить новые легионы рабов.

Не прошло и недели, как к нему стеклось более шестнадцати тысяч рабов, которых он принялся спешно обучать военному делу. Затем, отобрав по две тысячи человек от каждого из своих восьми легионов, он образовал из них четыре новых легиона, доведя таким образом число легионов до двенадцати; а шестнадцать тысяч новичков распределил равномерно между всеми легионами; таким образом в каждом легионе оказалось по четыре тысячи семьсот солдат; общая численность воинов, собравшихся под его знаменами, снова поднялась до пятидесяти шести тысяч пеших солдат и восьми тысяч конников.

Как только Спартак перестроил таким образом свое войско, он вывел его из Турий и, расположив кольцом около города на широкой долине, приказал воздвигнуть в середине круга очень высокий костер, на который велел возложить тело Крикса, умащенное мазями и благовониями.

Сюда Спартак приказал привести триста римских пленных; половина из них была в одежде фракийцев, а половина в одежде самнитов; он велел их выстроить перед собой. Сам же он, бледный, с сверкающими глазами и дрожащими от негодования губами, стоял в императорском одеянии на возвышенном месте рядом с костром, где покоилось тело Крикса.

Лица молодых римлян были бледны от стыда, все они стояли, склонив голову на грудь, и многие из них молча плакали от отчаяния и злобы.

— Итак, благородные юноши, — с горьким сарказмом сказал Спартак, — вы происходите из самых знатных римских родов, предки ваши прославили свое имя знаменитыми разбоями, благородным предательством, широкими грабежами, великолепными обманами, блестящими подлостями, высокими гнусностями, покоряя народы, сжигая города, совершая ограбления. На слезах, на крови, на резне народов они возвеличили бессмертный город Рим; и вот, благородные юноши, вы отрешились от азиатской изнеженности вашего сладострастного города, взяли мечи в свои холеные руки, слишком для них тяжелые, и отправились сражаться против гнусных и презренных гладиаторов, которых вы считаете по разуму не выше животных; благородные юноши, в амфитеатрах и цирках вашей прекрасной родины вы наслаждались кровавыми боями, в которых поневоле участвовали мы, гладиаторы, бедные дикие звери в человеческом обличье; вы весело смеялись, вас забавляли смехотворные кровавые схватки слепых андабатов; опуская вниз большой палец, вы требовали громкими, неистовыми криками смерти ретиария, сраженного мечом мирмиллона; вы опьянялись зрелищем предсмертных судорог, упивались мучительными стонами сотни фракийцев и сотни самнитов, сражавшихся друг с другом со звериной свирепостью на залитой кровью арене единственно для того, чтобы доставить вам удовольствие; теперь дайте и вы нам доказательство своей прославленной доблести, позабавьте хоть раз тех, кто забавляет вас уже столько лет: сражайтесь друг с другом, убивайте друг друга и умрите с достоинством у костра этого бедного и низкого гладиатора, гнусная и проклятая душа которого желает обрести мир и покой, а посему требует благородной и чистейшей крови римлян.