Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 7

Наслаждаться он намеревался пятью способами: глазеть на стриптиз, вдыхать аромат изысканных блюд и пробовать на вкус дорогое вино, слушать хорошую музыку, ну и получать удовольствие осязательно… «Вам девушку или юношу?» — услужливо спросили его. Как человек высоконравственный и пока еще женатый, Яковлев с негодованием отверг последнее предложение. Предпоследнее, впрочем, принял.

Сейчас он направлялся к своему номеру, где указанное предложение, как заверили, уже ожидало дорого гостя. Проходя мимо триста одиннадцатого, Яковлер поморщился. Из номера доносились детские вопли, русский мат, хрипы, неровный кашель.

— Не надо, дяденька! Дяденька, не надо!!!

— Падла, лежать! Я тебя все равно заставлю… маленькая тварь!.. Глотай, падла!.. Глотай!

Кто-то глухо закашлялся, коротко и со всхлипами, и, проходя мимо приотворенной двери, Яр краем глаза заметил русского бизнесмена с расстегнутыми штанами. Мальчишка на полу размазывал по лицу слезы и пытался стереть с лица какую-то вязкую белую жидкость. Совесть потребовала от Яковлева немедленно вызвать полицию, однако взыгравшее не к месту ретивое было вполне резонно поставлено на место внутренним голосом: «Ну и какого? Может, он его сгущенкой закармливает? Нынешние дети — они такие… привередливые». На сем успокоившись, мистер Яковлев прошествовал дальше, и что удивительно — новехонькое «мистер» ему уже почти не жало, а галстук так и вовсе съехал набок после обильного обеда.

В номере его ждали. Роскошная горничная ничем не прикрывала свой силикон, и, несмотря на свою раскованность и подкованность, Яковлев отчего-то немного смутился.

— Вы боитесь оперативного вмешательства? — сладко улыбнулась горничная, покачивая розовыми сосками.

— Че? — оторопев, переспросил Яр.

Горничная усмехнулась. Зубы у нее были белые и острые. Клыки. У нее были длинные клыки. Она быстро подошла к Ярославу, опрокинула на постель, настойчиво отвела его руки и умело скользнула языком по шее, пупку. Губами прикоснулась к груди, животу, и Яр задохнулся от острого удовольствия. Через несколько божественных мгновений нахлынуло облегчение. Он словно воспарил, освободившись от груза реальности.

Зубы девицы его уже не беспокоили. В голове только мелькнуло: «Вампир… Теперь она от меня не отцепится», и было не совсем ясно, хорошо это или плохо.

Затуманенным взором он отметил, что горничная выскользнула из номера, прихватив с собой банку с чем-то белым. «Зачем ей?..» — подумал Яковлев и провалился в сон.

…Яр проснулся через пару часов и, вспомнив полубред-полуявь, наскоро оделся и высунулся в коридор. Он хотел найти журналиста и поделиться с ним впечатлениями. Но по коридору шел какой-то мужчина в клетчатой ковбойской рубахе и очках — завидев Яковлева, он быстро подошел к нему:

— Вы не видели моего сына?

— Сына? — переспросил Яр, и память услужливо подсказала какого именно сына ищет этот человек. Поэтому он пригладил волосы и пожал плечами. — Нет, не знаю, никакого мальчика я здесь не видел.

— Мальчика? Значит, вы все-таки его видели? — вспыхнул мужчина и требовательно и просящее ухватил Яковлева за пуговицу. Яр заметил, что пуговицы застегнуты через одну. Отстранившись, он еще оглядел мужчину — кто такой? где смокинг? может, обслуга? — и придал себе вид максимально высокомерноотстраненный.

— Не видел, — соврал Яр легко и непринужденно.

Впутываться в чужие проблемы он не имел ни сил, ни возможности, ни желания. Желания — особенно. — Раз вы говорите, сына — я и подумал, что мальчика. Не может же быть у вас взрослый сын. А детей я здесь никаких не видел.

Взгляд Яра был пронзительно прозрачен и чист, как небо над безоблачной Гоморрой. Во взгляде же мужчины в клетчатой рубашке металась обреченность Дрездена накануне бомбардировки.

— Мальчик, Джуниор, — сказал он в пустоту и пошел дальше по коридору. — Если увидите… пусть на ночь молока выпьет, — не оглядываясь, бормотал он.

— Обязательно, — заверил Яр, глядя в спину незадачливому папаше.

«Черт знает что в этом отеле творится», — подумал он. Все это отдавало стойкой шизофренией. Яковлев прошелся пару раз вдоль коридора, потом, почесав макушку, достал сотовый. Хотел набрать полицию, но вместо этого вызвал портье и попросил пригласить двух девушек в номер.

— Души прекрасные порывы, — пробормотала Барбара на ломаном русском, глядя, как он блюет в раковину, забрызгивая никелированный кран. — Как я рада встретить тебя в этом gadyushnikye.

— Я тоже рад тебя видеть, дорогая. Ты еще помнишь, как произносится слово «б…ь»? И какого, скажи на милость, хрена ты здесь делаешь, чертова американская дура? — спросил он, сдергивая с шеи полотенце.





— Я была у астролога, — сообщила Барбара со своей дурацкой привычкой отвечать на вопрос ссылкой на какие-то совершенно посторонние флуктуации. — Говорит, тебе грозит серьезная опасность.

— И?..

— Но это я и без него знала. Собственно, от звезд я хотела услышать другое — меня оправдают?

— Дебильный анекдот. Я уже слышал.

Он закашлялся и вспомнил вчерашнего бизнесмена, с его хриплым кашлем и криками: «Глотай, падла! Глотай!» Во рту было кисло — от блевотины и чего-то еще.

— И что, дорогая, каковы твои шансы? — выпрямившись и разглядывая свою кислую улыбку в зеркале, спросил Яр.

— Вполне высокие, — Барбара сверкнула голливудской улыбкой. Как и все — от туфелек до силикона в заднице — улыбка была куплена за его деньги. — По брачному договору, как ты помнишь, в случае развода по твоей вине ты отдаешь мне девяносто пять процентов состояния.

— Перебьешься.

— Я видела тебя с этой сучкой и наняла детектива! Он снял, как ты щипал эту Агату за зад! Все документы лежат в моем сейфе!

— Сука.

— Ты не сможешь оставить нас с Кевином без гроша, — Барбара перешла к иной тактике и высморкалась в платочек. — Не забывай, он все же и твой сын!

— Я не виноват, что ты бросила пить таблетки.

Сплюнув в раковину, он двинулся к писсуару. Эта дрянь мало того, что выловила его на курорте, так еще и приперлась в мужской туалет! Поистине для этой женщины нет ничего святого.

Когда он обернулся, застегивая брюки, Бабрары уже не было. Видимо, побежала обделывать с адвокатыми свои паскудные делишки.

Ярослав вернулся за столик, мрачно уткнулся в карту вин.

— Эй, дружище Яр, у тебя какие-то проблемы? — окликнул вчерашний знакомец, Клайв.

— Черт меня дернул жениться на твоей соотечественнице, — кисло усмехнулся Яр. — Черт меня дернул ехать в твою страну… Ладно, не бери в голову. Давай на сцену смотреть. На сцене шел перфоманс. Яр поразился, как точно действо передавало его сегодняшнее настроение: там, на сцене, скопище молодых талантливых артистов тоже блевало и выворачивалось наизнанку, и называлось все это «Избавлением от атавизма в десяти с половиной частях без пролога, зато с эпитафией и эпилогом». Сейчас шла четвертая часть, «Атавизм», и Ярослав всерьез опасался, что пятой уже не выдержит. Скулы сводило зевотой, но он мужественно боролся со сном и даже пытался вести светскую интеллектуальную беседу, которую в подобных случаях ведут образованные люди, сведущие в погоде и искусстве.

Перфоманс был довольно откровенен, и балерун с гротескным гульфиком танцевал на путанах. Не выдержав, Яр, перекрикивая раскаты музыки, начал рассказывать Клайву о мальчишке и русском бизнесмене с дурными наклонностями, а также своих сомнениях — не заявить ли в полицию…

— Зачем тебе этот геморрой? — резонно ответил Клайв и уставился на сцену. Яковлев заткнулся и тоже стал смотреть. Не похоже, чтобы перфоманс начинал приобретать какой-то смысл, но, по крайней мере, он смахивал на эстетическое удовольствие, в отличие от жратвы, которая уже стояла поперек горла. На сцене пуанты били по путанам, устлавшим пол подобно паркету, и это было ново и концептуально.

— Погляди, — сказал Клайв, — не могу понять: то ли это гениально, то ли…

— Это в духе Сальвадора Дали… — пробормотал, пригубляя «Клико», Ярослав.