Страница 48 из 61
Сама Инес старуху Моок своим внутренним взором видела – ведь та не догадалась мысленно накинуть на себя черный платок или соорудить еще какое-нибудь заграждение. Но выглядела паучиха совсем не так, как ожидала Инес. Вообще-то ей еще ни разу не доводилось лицезреть воочию негласную правительницу здешних пауков, но девочка знала по рассказам, что Моок маленькая, сморщенная, черный мех у нее поблек и местами вылез, одна лапа висит как плеть, а передние глаза мутные, точно на них бельма.
Однако сейчас Инес воспринимала Моок как в высшей степени диковинное создание, странную помесь паука и человека: высохшая, скрюченная старушка – человеческая, имеется в виду – с очень большими, неестественно вытаращенными черными глазами и не то тремя, не то четырьмя руками; она непрестанно сучила ими, и разобрать точно, сколько их, не представлялось возможным. Как ей это удавалось? Может, Моок и не додумалась до клетки и черного платка, но зато умела менять свой внутренний облик?
Она выглядела… забавно и казалась совсем не страшной.
– Если хочешь, можем поболтать, – милостиво закончила Инес, чувствуя себя хозяйкой положения.
– Отчего бы и нет, крыска? Ночь долгая, а сплю я плохо. Так ты спрашиваешь, какая она, наша богиня? Огромная, как гора, которую люди называют Веревка. И от нее исходит сияние, живое и теплое… – У вашей богини есть глаза? – перебила старуху Инес.
– Нет. Зачем ей глаза?
– А клыки? Рот?
– Ничего этого у нее нет.
– Разве она не похожа на вас?
– Конечно, нет. С какой стати?
– Что же она – просто гора и все?
– Нет, этого я не говорила. Я сказала, что наша богиня высокая, как гора. На самом деле она – прекрасный цветок.
Вот это богиня – цветок!
– А откуда ты знаешь, что она такая?
– Оттуда, что я ее вижу.
– Как это – видишь? – удивилась Инес. – Где она?
– Что значит – где? – теперь удивилась Моок. – Здесь. Не на этом острове, нет, к сожалению. Но в этом мире, который люди называют Землей. Как бы она могла заботиться о нас, если бы была где-то в другом месте? А почему тебя так интересует наша богиня, крыска? У вас тоже есть своя богиня? Расскажи мне о ней.
Инес внезапно стало страшно, хотя она до конца не понимала, почему.
Старуха Моок говорила так уверенно; может, эта богиня, похожая на цветок высотой с гору, и в самом деле существует? И помогает паукам?
Тогда… Тогда неизвестно еще, удастся ли Тару справиться с ними.
– В другой раз, – сказала Инес. – А сейчас я хочу спать.
Не дожидаясь ответа, она вскочила, продралась сквозь кусты и по темной улице побежала домой.
– 2
С тех пор Инес еще дважды вечерами пробиралась во двор дома, где жила Королева Моок, и, затаившись в кустах, болтала с ней. Фидель больше ни разу не играл на дудочке, но иногда возился в сарае или просто с отсутствующим видом слонялся по двору, разговаривая то с курами, то вообще непонятно с кем. Скорее всего, сам с собой. Инес он, конечно, не замечал. Его мать по вечерам и вовсе не выходила из дома.
Эти беседы с Моок казались Инес очень… странными. И они порождали еще более странные ощущения. Однако самым странным было то, что старая паучиха не вызывала у девочки не только страха, но и отвращения, которое она обычно испытывала по отношению к паукам.
О чем только они ни говорили! Это было так чудно – болтать с кем-то из пауков на равных, не опасаясь сказать лишнее слово; вообще не опасаясь ничего. Прямо как с каким-нибудь человеком. Притом явно неглупым, любознательным, остроумным, иногда даже ироничным, хотя в то же время на диво не знающим или не понимающим самых элементарных вещей.
– Вы ведь не всегда были такими большими, правда? – во время одного разговора спросила Инес у Моок. – Когда-то вы были маленькими-маленькими и человек мог запросто раздавить вас ногой. Ты не знаешь, почему вы изменились?
– Потому что так захотела богиня. Никакого более вразумительного ответа добиться не удалось.
– Во время молитвы ты просила свою богиню простить вам грехи. Какие же, интересно, у пауков грехи? – поинтересовалась Инес в другой раз. Я думала, вы безгрешные, – она не смогла удержаться, чтобы не подколоть старуху. Вы ведь не считаете грехом то, что заставляете людей работать на себя и пожираете их, когда они вас не слушаются?
– Какое тебе дело до людей, крыска? А может, ты вовсе и не крыска? Может, ты…
– Конечно, нет. Я птичка. Так что там насчет грехов?
– Птичка, ну да. Курица, наверно? Тогда, по крайней мере, понятно, почему тебя так интересуют люди. Когда Моок хотела, голосок у нее звучал ужасно ядовито. Что бы куры делали без человеческого "цып-цып-цып" и еды, которую им бросают? Так вот, о грехах. Хотя нет, сначала о людях. Разве они считают грехом убивать тех же самых кур или свиней?
– Куры и свиньи – неразумные создания…
– Теперь я не очень уверена в этом, – в голосе Моок снова определенно послышалась ирония. Вот ты, скажем, не то птичка, не то крыска, а производишь впечатление вполне разумной… – Она помолчала. Конечно, у нас есть грехи. Мы ленивы, к примеру. Может быть, потому, что слишком хорошо, слишком спокойно живем? Мы слишком самодовольны – воображаем, будто на Земле нет никого сильнее нас. И еще иногда мне кажется, что мы совершаем очень большую ошибку, когда недооцениваем людей.
Да уж, подумала Инес, еще как недооцениваете. И не удержалась, спросила:
– Ты их боишься?
– Не то чтобы боюсь, но… считаю, что так вечно продолжаться не может. Когда-нибудь люди взбунтуются и тогда…
– Тогда от вас даже мокрого места не останется! – Инес не смогла сдержать обуревавшего ее ликования.
– Ну, это еще как сказать. Хотя хлопот они способны доставить немало, в этом я не сомневаюсь. Жаль, что не все Дети Богини разделяют мои опасения, – Дети Богини – так Моок называл и пауков. Она замолчала, а потом вдруг заявила. Ты не крыска и не птичка. Я знаю, кто ты. Ты – человеческий детеныш. И ты – моя Смерть.
Девочка растерянно молчала. Как паучиха догадалась? То, что Инес человек, она, может быть, поняла по ее вопросам; но что означают эти слова о смерти? Неужели правда, что пауки – ну, по крайней мере, некоторые из них – обладают даром предвидения? А если это так, то, может быть, им известно и о том, что задумал Тар, и они уже предприняли необходимые меры?
– Ты совсем выжила из ума, – сказала Инес. – Как это так, человеческий детеныш и вдруг смерть?
– Я не знаю, я просто чувствую, – грустно ответила Моок и добавила вкрадчиво. А ты не хочешь мне рассказать?
– Я? При чем тут я? – воскликнула девочка, чувствуя, как ею овладевает паника.
– Да ладно, человеческий детеныш, не волнуйся ты так. Я не собираюсь тебя наказывать. Да и не смогла бы, даже если бы захотела. Ведь я не знаю, кто ты, и у меня нет способа это выяснить. Расскажи-ка лучше о людях.
Инес подумала – а почему бы и нет? Моок сама признала, что не сможет ее найти, и это правда.
– Хорошо, если ты сначала расскажешь мне о пауках, – заявила она.
– Что тебя интересует? – спросила старуха.
– Ну, к примеру… Почему ты только про пауков говоришь, что они Дети Богини? Если эта богиня живет на Земле, может, она считает своими детьми и людей? Ведь на свете не так много тех, у кого есть разум.
– Нет, люди не дети Богини.
– Почему? Чем они хуже? – продолжала допытываться Инес.
– Точный ответ на этот вопрос знает, конечно, только сама Богиня. Я могу высказать лишь свое мнение. Может быть, дело в том, что разум у людей какой-то… ущербный?
– Знаешь что? Если ты будешь ругаться… – тут же вскинулась Инес.
– Да не ругаюсь я вовсе, – ответила Моок. – Я правду говорю. Что это за разум, который то и дело отказывает? Молчит, когда нужно говорить? Без конца изменяет самому себе? Позволяет эмоциям брать над собой верх?
– Будто у вас все по-другому, – угрюмо возразила Инес.
– Конечно, по-другому. Если разум подсказывает Детям Богини действовать так, а не иначе, ничто их не собьет.