Страница 39 из 44
Оно возрастало с каждым годом, превратилось в какую-то маниакальную болезнь и в конце концов вылилось в чреду диких и безумных поступков. В конце 1564 г. царь приказал собрать из городов в Москву с женами и детьми дворян, детей боярских и приказных людей, выбрав их поименно. Разнесся слух, что царь собирается ехать неизвестно куда. Своим окружающим Иван объявил: ему сделалось известно, что многие не терпят его, не желают, чтобы царствовал он и его наследники, злоумышляют на его жизнь; поэтому он намерен отказаться от престола и передать управление всей земле Говорят, что с этими словами Иван сложил с себя свою корону, жезл и царскую одежду.
Две недели по причине оттепели царь должен был пробыть в селе Коломенском, потом переехал со всем обозом в село Тайнинское, а оттуда через Троицкий монастырь прибыл в Александровскую слободу. 3 января приехал от него в столицу Константин Поливанов с грамотой к митрополиту Иван объявлял, что он положил гнев свой на богомольцев своих, архиепископов, епископов и все духовенство, на бояр, окольничих, дворецкого, казначея, конюшего, дьяков, детей боярских, приказных людей Поэтому государь от великой жалости не хочет более терпеть их изменных дел и поехал поселиться там, где его Господь Бог наставит. Гонец привез от царя и другую грамоту к гостям, купцам и ко всему московскому народу. В ней государь писал, чтобы московские люди нимало не сомневались: на них нет от царя ни гнева, ни опалы.
Когда эти грамоты были прочтены, между боярами и народом раздались рыдания и вопли, все начали упрашивать митрополита и епископов ехать в слободу, бить челом государю, чтобы он не покидал государства. При этом простые люди кричали, чтобы государь вернулся на царство оборонять их от волков и хищных людей, а за государских изменников и лиходеев они не стоят и сами их истребят. Духовенство и бояре явились в Александровскую слободу и объявили Ивану общее решение, общую мольбу: пусть правит, как ему угодно, только бы принял снова в руки правление. Иван челобитье их принял с тем, что ему на всех изменников и ослушников опалы класть, именье их брать в казну и утвердить себе на своем государстве опричнину. Назначены были города и волости, с которых доходы шли на государев обиход, из этих же доходов шло жалование боярам, дворянам и всяким дворовым людям, которые будут в опричнине. Иван объявил о желании собрать князей, дворян и детей боярских, дворовых и городовых 1000 человек и раздать им поместья в тех городах, которые взяты в опричнину, а вотчинников и помещиков, которым не быть в опричнине, из этих городов надлежало вывести и дать им земли в других городах.
Так началось тяжкое и лихое для всей России время, которое вошло в нашу историю под именем опричнины. Царь обосновался в Александровской слободе, во дворце, обнесенном валом и рвом. Никто не смел ни выехать, ни въехать без ведома Ивана: для этого в трех верстах от слободы стояла воинская стража. Иван жил тут в окружении своих любимцев. Любимцы набирали в опричнину дворян и детей боярских, и вместо 1000 человек вскоре появилось их до 6000. Им раздавались поместья и вотчины, которые отнимались у прежних владельцев, долженствующих терпеть разорение и переселяться со своих пепелищ. У них отнимали не только земли, но даже дома и все движимое имущество; случалось, что их в зимнее время высылали пешком на пустые земли. Таких несчастных было более 12 тысяч семейств; многие погибали по дороге. Новые землевладельцы, опираясь на особую милость царя, дозволяли себе всякие наглости и произвол над крестьянами, жившими на их земле, и вскоре привели их в такое нищенское положение, что казалось, будто неприятель посетил эти края. Опричники давали царю особую присягу, которой обязывались не только доносить обо всем, что они услышат дурного о царе, но не иметь никакого дружеского сообщения, не есть и не пить с земскими людьми. Им даже вменялось в долг насиловать, предавать смерти земских людей и грабить их дома. Современники-иноземцы пишут, что символом опричников было изображение собачьей головы и метла в знак того, что они кусаются, как собаки, оберегая царское здравие, и выметают всех лиходеев.
Иван завел у себя в Александровской слободе подобие монастыря, отобрал 300 опричников, надел на них черные рясы сверх вышитых золотом кафтанов, на головы — тафьи или шапочки; сам себя называл игуменом, Вяземского назначил келарем, Малюту Скуратова — пономарем, сам сочинил для братии монашеский устав и сам лично с сыновьями ходил звонить на колокольню. В двенадцать часов ночи все должны были вставать и идти к продолжительной полуночнице. В четыре часа утра ежедневно по царскому звону вся братия собиралась к заутрене к богослужению. Оно длилось до семи часов утра. Сам Грозный так усердно клал поклоны, что у него на лбу образовались шишки. В восемь часов шли к обедне. Вся братия обедала в трапезной. Иван, как игумен, не садился с ними за стол, но читал пред всеми житие святого, а обедал уже после один. Все наедались и напивались досыта. Нередко после обеда Иван ездил пытать и мучить опальных. Современники говорят, что он постоянно дико смеялся, глядя на мучения своих жертв В назначенное время отправлялась вечерня, затем братия собиралась на вечернюю трапезу, отправлялось повечерие, и царь ложился в постель. Итальянец Гваньини передает мрачные слухи, ходившие о разврате царя: говорили, что опричники похищали для него девиц и замужних женщин, и муж должен был еще радоваться, если жену возвращали живой. Рассказывали, что отняв у одного дьяка жену и узнав, что тот воспринял это как обиду, Грозный приказал повесить изнасилованную над порогом его дома. У другого дьяка жена была повешена над его столом.
Летом 1569 г. явился к царю какой-то Петр, родом волынец, и донес, что новгородцы хотят предаться польскому королю, что у них уже написана и грамота об этом и положена в Софийском соборе за образом Богоматери.
Иван отправил в Новгород вместе с волынцем доверенного человека, который действительно отыскал грамоту за образом и привез к царю. Подписи — архиепископа Пимена и других лучших горожан — оказались верными. Говорят, что этот Петр, бродяга, наказанный новгородцами, из желания отомстить им сам сочинил грамоту и необыкновенно искусно подделал подпись архиепископа и других горожан. В Новгороде со страхом ждали кары, все знали, как страшен царь в гневе, но то, что случилось, превзошло все ожидания.
Еще до прибытия Ивана в Новгород приехал его передовой полк. По царскому повелению город тотчас окружили со всех сторон, чтоб никто не мог убежать из него. 6 января, в пятницу, вечером Грозный приехал в Городище с остальным войском и с 1500 московских стрельцов На другой день дано было повеление перебить дубинами до смерти всех игуменов и монахов, которые стояли на правеже, и развести тела их на кладбище, каждого в свой монастырь. 8 января, в воскресенье, царь дал знать, что приедет к Святой Софии к обедне. Отслужив обедню, Грозный со всеми своими людьми пошел в столовую палату, но едва уселся за стол и отведал пищи, как вдруг завопил. Это был условный знак. Опричники схватили архиепископа Пимена и'бросились грабить его владычную казну. Дворецкий Салтыков и царский духовник Евстафий с царскими боярами овладели ризницей церкви Святой Софии, а отсюда отправились по всем монастырям и церквам забирать в пользу царя церковную казну и утварь.
Сам Иван поехал на Городище и начал там суд над теми новгородцами, которые до его прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Собрав всю эту толпу перед собою, Иван приказал своим детям боярским раздевать их и терзать «неисповедимыми», как говорит современник, муками, между прочим, поджигать их каким-то изобретенным им составом, который у него назывался «пожар». Потом он велел измученных, опаленных привязывать сзади к саням, шибко вести за собою в Новгород, волоча по замерзшей земле, и метать в Волхов с моста. За ним везли их жен и детей; женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов; по реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, которые всплывали. Так делалось каждый день в продолжение пяти недель.