Свидетельница

Я молчала, не зная, что сказать.

– Ты теперь будешь презирать меня, да? – потерянно спросила моя подружка.

– Ну что ты, нет!

Я обнимала ее и чувствовала себя так, будто это у меня вызывали искусственные роды. Будто меня заставили развестись с Игорем из-за какого-то дефекта. Мы обе ревели.

Мне было жаль себя, жаль подругу и жаль убитого ребенка. Из всех троих я могла помочь только подруге. И я утешала ее, как могла.

– Ты меня понимаешь? – спрашивала она.

Я гладила ее по спине и соглашалась: понимаю. Я ничего не понимала.

Игорь узнал эту историю от меня. В тот период мы рассказывали друг другу все-все, любую мелочь. По крайней мере – я. Мне казалось, что я обязана переливать в него половину себя, чтобы было поровну.

Его реакция меня поразила. Он сказал, что мне не нужна такая подруга.

– Да она круглая дура! – возмущался он, меряя шагами нашу комнату, бывшую мою. – К тому же жестокая дура. Вместе с мамашей.

– Ну, тетю Таню-то ты совсем не знаешь, – вступилась я. – Тетя Таня медик, она на жизнь смотрит с позиции медицины.

– Светик! – Игорь подошел, взял мою голову в свои руки и заглянул мне в глаза несколько испуганно. – Ты ведь не такая? Ты – не такая?!

Теперь я понимаю – в тот момент он действительно испугался, что недостаточно хорошо узнал меня.

Когда любишь человека, всегда кажется, что ты его хорошо знаешь. А после оказывается, что неизученные пространства ты просто заполнил собой.

Тетя Таня очень опасалась, что Толик будет преследовать Ксюшку, доставать своей любовью. Что он так просто не отстанет. А вышло все иначе. Он, когда узнал, что стало с его ребенком, собрал свои вещи и уехал из города совсем. Даже проститься не пришел.

– Да он и не любил тебя никогда! – внушала тетя Таня дочери после отъезда зятя. А та после развода и больницы находилась в полной прострации. Она не верила, что все это действительно с ней происходит.

Но это было. И я – свидетель.

Когда мы с Иришкой забежали в тепло нашей квартиры, я с порога заявила:

– В воскресенье идем в лес!

– За подснежниками? – отозвался Игорь, не отрываясь от монитора.

– На санках кататься!

– М-м-м, – прозвучало в ответ.

Я методично строю планы. В моих сценариях много солнца и радости. В них – гармония и безмятежность. Но жизнь так же методично и последовательно вносит в них свои коррективы.

В пятницу я пришла на работу раньше обычного, чтобы успеть внести оценки за контрольную в журнал. Подойдя к дверям своего класса, я поняла, что там уже кто-то есть. Мальчишки. Я по голосам угадала, кто это, – Саша Шадт, Вова Ширяев и Дима Саенко.

Шадт снова принес из дома игрушки, и эта троица с увлечением разыгрывала сцены с пластмассовыми трансформерами-роботами. Шла битва, которая, конечно же, комментировалась неприличной бранью Ширяева. Да и Саенко не отставал. Все эмоции у них выражала непристойная ругань.

– Зачем вы все время ругаетесь? – наконец не выдержал Саша и отодвинулся на край парты. – Вам самим не надоело?

– Мы не ругаемся, – удивленно возразил Ширяев и сплюнул на чистый, пока еще не затоптанный пол.

– Ну, вы так разговариваете все время… с матом. Зачем?

– А чё такого-то? – пожал плечами Саенко.

– Да это же плохо для вас, – напрягался Саша, собирая воедино все свое красноречие.

Я слушала их разговор с возрастающим интересом.

– Ништяк, – возразил Саенко, расставляя трансформеры.

Шадт пересел за другую парту, оставив им игрушки. Но те двое, потолкавшись немного, начали дурачиться и кривляться. Они не умели играть без Шадта. Он был их направляющий.

– Да ладно, Санек, айда играть. У нас в интернате все так говорят, как мы.

И они были правы. Мне было интересно, как поведет себя Шадт. Он часто приносит в класс игрушки и сладости, делится со всеми. Меня всегда занимал вопрос – он таким образом хочет утвердиться среди них, или им движет что-то другое?

– Но вы же не всю жизнь будете жить в интернате! – горячо возразил Саша. – Вы же вырастете, будете работать где-нибудь. Жить среди обычных людей. Если вы не изменитесь, вас просто никто понимать не будет.

Мальчишки озадаченно молчали. Вероятно, Шадт навел их на размышления.

– Ну вы хотя бы послушайте, как вокруг люди говорят. Ну там… в магазине, в больнице…

– Мы чё, больные? – хохотнул Саенко, но Ширяев не поддержал его.

Сквозь щель в приоткрытой двери я видела, что он слушает Шадта открыв рот. На лице Ширяева отражался сложный мыслительный процесс.

– Ладно, айда играть, мы не будем материться. Да, Димыч?

Саенко кивнул.

Шадт вернулся к ним за парту, и игра продолжилась.

Я взялась за ручку двери, но увидела, что по коридору ко мне торопливо направляется завуч.

– Светлана Николаевна, вы не сдали сведения по прогульщикам!

– У меня один. Скворцов с прошлых выходных отсутствует.

– Так что же вы тянете?

– Надеюсь, что сегодня появится.

– Если не появится, придется навестить в выходные. В понедельник мне доложите, Светлана Николаевна.

Кондратьева развернулась и застучала каблучками. А по коридору мне навстречу уже неслась Карина Грошева. Я нырнула в класс.

Конечно же, Скворцов не пришел. Мои выходные летят псу под хвост!

В субботу я отправилась разыскивать Скворцова. С собой потащила Ксюшку – долг платежом красен. Не только мне сломя голову мчаться по ее первому зову. У меня имелась бумажка с адресом ученика, и это, конечно же, оказалось у черта на куличках. Улица Заовражная, 91. Одно название уже навевало тоску и безнадегу. Это где-то за пределами Простоквашино, за заводом, за переездом, в частном секторе. Пока доберешься, ноги переломаешь.

Я приготовилась к тому, что моя подруга начнет ныть еще до переезда, но ошиблась. Она не замечала трудностей пути – вчера ей позвонила Рыжая. Правда, Ксюша не знала, что она рыжая. Она называла ее «эта сумасшедшая».

– Ты бы только послушала, что она мне говорила! – вещала Ксюша. – Она мне угрожала!

– А ты что?

– Я послала ее.

– И правильно.

– Она сказала, что наведет на меня порчу!

– А ты и испугалась!

– Я же ее не знаю. Может, она способна на такое?

– Глупости.

– Как ты думаешь, Рома действительно с ней спит?

– Ну… может, раньше, до тебя?

– Я тоже так думаю.

– Ну и плюнь на нее.

Но моя подруга была под сильным впечатлением от разговора и всю дорогу возвращалась к этой теме.

Мы вышли туда, где за покосившимися заборами торчали ветхие, давно не крашенные «засыпухи» – дома, сколоченные из древесных плит, в прогал между которыми насыпаны опилки. Временное, «понарошковое» жилье, все равно что из бумаги.

Улица Заовражная колбасилась, как могла, – яма на яме, кочка на кочке. Мы ныряли в эти ямы, обходили и перепрыгивали кочки. Мы дошли до конца улицы, но так и не обнаружили дома с нужным номером.

Во дворе крайнего дома женщина развешивала белье. Белье выглядело серым, непростиранным, как и сам пейзаж.

– Вы кого ищете? – обратилась она к нам.

– А где дом девяносто один? – прокричала Ксюха.

Женщина пожала плечами.

– Скворцовы где живут? – присоединилась я.

– Скворцовы? Дядя Ваня, что ли? Да вон его домушка. Женщина показала на убогое строение, прилепившееся к оврагу, которое я поначалу приняла за баню. – Вон, видите дымок из трубы? Значит, дома. Да дядя Ваня-то всегда дома, ходит плохо, да и слепой почти. Вот Анька, дочь его, та как ясно солнце – то появится, то умотает куда. Давеча идет опухшая, с синяком, пальто без пуговиц… Срамота! А ведь училась как в школе-то! На Доске почета висела.

Ксюшка потянула меня за рукав. Мы пробрались по узкой, кое-как протоптанной в снегу тропинке к покосившемуся строению. Я осторожно постучала в окно. На мой стук выглянул старик, заросший бородой, будто мхом. Он таращился в окно и шамкал губами. Я поняла, что он нас не видит, и шагнула к двери. Ксюшка посеменила за мной.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.