Страница 43 из 54
Отметившись у управляющего, Кузьма с Макаром отправились к своим, ещё только устанавливаемым станкам. За монтированием недавно прибывших английских станков, семь часов прошли как два дня. Наконец работы бригады были прерваны перерывом на обед.
– Надеюсь не приедет сегодня начальство-то, – блаженно рассаживаясь на лавке в столовой ни к кому не обращаясь бросил Тимохов.
– Ха! Да уже с два часа как прикатило! – бесцеремонно влез в разговор незнакомый вихрастый рабочий с другой бригады. – Заперлись на втором этаже в кабинете и сидят. Два адъютантика каких-то молоденьких из Морского министерства, да Обухов с Путиловым.
– Ну так может поговорят и отстанут?
– Мечтай! Молоденьким все выслужиться надо, найти что-нибудь. Ползавода оббегают, ноги в кровь собьют, а что-нибудь да найдут, – со знающим видом добавил рабочий не забывая уплетать хлеб с луком. – Ого, с маслом! Богато живешь! – увидев извлекаемые Кузьмой бутерброды и не прекращая жевать, оборонил вихрастый. – Небось непьющий?
– Пьющий если нальешь, – хитро улыбаясь и не отвлекаясь от бутербродов жидко смазанных маслом отвечал Кузьма.
– Ишь ты какой, – цокнул языком вихрастый. – Айда в кабак как деньги получим?
– Да, Кузьма, пошли! – подключился в разговор, молчавший до этого Макар.
– А вот как деньги получим, так и посмотрим!
– Все-то ты так, Кузьма. Все в дом да в дом тянешь, – подключился другой рабочий бригады.
– Да ты б видал, какая у Кузьмы жена! Огонь!– с веселым, немного грубоватым смехом, подхваченным остальными участниками беседы, ответил за Кузьму Макар.
Рабочий день, на новом, спешно строящемся заводе был установлен в четырнадцать часов. Начинаясь в пять утра и заканчиваясь в восемь вечера, он был разбит на два равных промежутка с полудня до часу дня. Самыми тяжелыми и аварийными были последние два часа перед концом работы. За все долгие двенадцать часов напряженного труда, не происходило столько несчастных случаев и происшествий как в эти самые злополучные два часа. Уставшие работники получали увечья зазевавшись у небезопасных станков, расшибались срываясь с лесов опутавших высокие стены на только достраивающихся местах завода… А потом уставшие и обессилившие, вынужденные проводить в заводских стенах по пятнадцать часов в день, они приходили домой. Ели, спали и снова шли на завод. И так шесть дней в неделю, кроме воскресенья, единственного выходного.
– Смотри, начальство идет. Смотри, – поворотом головы указал на пробирающихся по заводу богато одетых господ Макар.
По просторному заводскому помещению шли Путилов с Обуховым, почтительно отвечающие на вопросы гостя. За ними на почтительном расстоянии шли с десяток человек свиты, то и дела зажимающие нос, морщившиеся и чихающие от пыли.
Беседующий с заводским начальством господин не отличался крепким сложением, однако был довольно высок и красив. Не производя, правда, при этом впечатления пышущего здорового человека. Хотя бледное лицо, уставшие глаза и высокий лоб придавали ему некую утонченную аристократичность. Только стрижка и чисто выбритое лицо выбивались из образа – короткие стрижки в моду ещё не вошли.
В отличие от топтавшихся позади мелких чинов, шедший первым адъютант грязи и пыли как будто не замечал. Он увлеченно разговаривал с Обуховым… и доувлекался.
– Вот …!!! – споткнувшись о положенный на полу кирпич сочно выругался до этого внимательно слушавший Обухова адъютантик. – Долбанные кирпичи! – закончил он и тут же извинился. – Прошу вас простить мне мою невоспитанность.
– Да что вы, – взмахнул рукой Путилов, – пустяки. Никто не сомневается в вашем великолепном воспитании.
– Как говаривал мне мой дядюшка, воспитанный человек тот, кто, споткнувшись о кошку, назовет оную кошкой, – с усмешкой ответил адъютантик.
– Что кирпичи делают посреди прохода? – обратился Обухов к подскочившему инженеру.
– Разметка для размещения креплений!
– Временно уберите. Мешают ходить, – распорядился Павел Матвеевич.
– Если нужны, пусть остаются, – тут же возразил адъютантик. И надо же Обухов тут же его послушался. – Всем смотреть под ноги, – перекрикивая шум завода, приказал он своим сопровождающим, – и высокое начальство пошло дальше
– Кузьма слыхал что бають? Говорят сам царь был!
– Лапшу с ушей сними. Разве ж цари так ругаются? Моряк!
– И то верно, – разочарованно вздохнул Макар.– А так царя увидеть хотелось…
Подходившее к концу рабочее время принесло не ждущим ничего хорошего от начальственного визита рабочим, целый букет приятных сюрпризов. Все началось с прозвучавшего почти на два часа раньше гудка и закончилось пламенной речью Обухова. Объявившего о сокращении рабочего дня на злополучные два часа и вместе с тем о вполне солидной прибавкой к жалованью. Также Павел Матвеевич упомянул о начинающемся наборе рабочих на вторую смену.
– Сам государь отметил важность нашего завода, почтив нас своим присутствием, – торжественно объявил он собравшимся рабочим.
– Ну! Что я тебе говорил? – ткнув локтем в бок, победно сказал Кузьме Макар.
– Да. Макар Макарыч, наши вам извинения, – шутливо поклонился другу Кузьма.
Вскоре, получив долгожданное жалованье, рабочие разбрелись кто куда. Кузьма, шутками отделавшись от зазывающих в кабак друзей, как всегда отправился домой.
– Встречай мужа, с подарками, Светка! – шумно вваливавшись, в комнату заорал Тимохов. – Принимай, – накидывая расписанный причудливыми узорами платок, на плечи любимой жене довольно сказал Кузьма. – Ну повертись, повертись! Дай полюбоваться! – хохоча скомандовал он жене.
– Колька, подь сюды. Молодец, мужиком растешь! Держи две копейки. Дарю. Вот всем по леденцу, – доставая из кармана четыре петушка на деревянных палочках протянул он радостно взвизгнувшей детворе. – Что смотришь Светка? Праздник у нас! Прибавку дали, – сказал Тимохов и высыпал медную мелочь на стол. – Сказали теперь всегда рупь семьсят пять давать будут. Накрывай на стол по праздничному, потом рукав пришьешь, – отбирая у жены порванную на работе одежду весело говорил Кузя. – Ну что стоишь Колька? Как грамоте учишься? Не зря деньги на бумагу с чернилами переводим? Что отец Прокопий? Рассказывай, что нового узнал. Что молчишь? Леденец отобрать?
– Не бать, не надо, – шустро достал сосульку изо рта малец. – Сначала молитву учили. После всем классом библию читали. Отец Прокопий на меня поругался. Буквы то я узнаю, а вот как называются, не всегда припоминаю. Зато в счете меня батюшка похвалил и остальным в пример привел. А Матвеевы на то озлились и меня после школы взгрели. Ну я им тоже дал! А если б они меня догнали, я б им ещё дал, – с детской непосредственностью, удобно устроившись у отца на коленях, рассказывал про свои приключения в церковно-приходской школе старшой.
Возвращающийся из клуба Петр Данилович Красновский был мрачнее тучи. Слыханное ли дело! Молодой государь вознамерился превзойти своего славного предка, Петра Великого, по части государственных преобразований! Информация о затеянных им многочисленных прожектах и реформах, постоянно обрастающая новыми подробностями после каждой встречи закрытого клуба, была просто ошеломительной. Она по настоящему пугала Петра Даниловича. Особенно страшно эти разговоры смотрелись на фоне уже начавшейся земельной реформы, касающейся пока, правда, только удельных крестьян.
Для Красновского, лишь недавно пущенного в высший свет столичного общества, все было ясно как божий день. Ежедневно беседуя с достойнейшими людьми из различных министерств, он без труда разбирался в текущей ситуации. Петербуржский свет ожидал новых свобод и либерализации общества (в первую очередь, конечно, дворянского), отмены старых притеснений. А вместо этого, свет, столь радостно приветствовавший взошедшего на престол, совсем ещё юного императора, получил никому не нужные реформы и новые, ещё большие притеснения. А молодой государь всерьез увлекся преобразованиями и реформами. Теми самыми реформами, которые, как известно, ведут только к переменам и неизбежному бардаку. По крайней мере, Дмитрий Николаевич утверждал именно так, а причин не доверять столь уважаемому человеку у Красновского не было.