Страница 26 из 43
Все мы знаем, что персональное дело для парткомиссии можно вылепить не из мухи даже, а просто из ничего. Что если нужно уволить кого-нибудь, ему за три дня насчитают кучу нарушений и должностных преступлений. А независимую интонацию офицера так легко назвать дерзостью, а дерзость — грубостью.
Крон излагает содержание последнего приказа: "явился на базу после самовольной отлучки, спьяна нагрубил исполнявшему обязанности комдива офицеру", решение командующего флотом: снизить командира подводной лодки капитана 3 ранга Маринеско в звании до старшего лейтенанта и назначить помощником (даже не старпомом) командира на другую лодку ("Капитан дальнего плавания". с. 164).
Для Орла и своры его подхалимов, завистников пришел час "сладкой мести". Этот приказ командующего адмирала Трибуца готовился, когда Марннеско был в море. "...Едва лодка ошвартовалась у пирса береговой базы, в ковше Лиепайского порта, командира вызвали в штаб флота. Через пару дней он вернулся на корабль старшим лейтенантом. Рядом с ним стоял новый командир..." ("Дороги из глубины", с. 738).
Видимо, в эту "пару дней" Маринеско и гонял на своем "форде" в Ленинград, в отчаянии ища защиты у самого наркома ВМФ, об этой встрече и их разговоре пишет Крон (см.: "Капитан дальнего плавания", сс. 165-166).
Грищенко ("Соль службы", с. 230) с язвительностью заметил, что "...Кузнецов, будучи уже в отставке, выступил в защиту Маринеско". Николаю Герасимовичу Кузнецову пришлось пережить в 47-м и 56-м годах (и позже) ложь, клевету, скамью подсудимых, снятие с должности, понижение в звании сразу на три ступени, изгнание с флота, опалу, гонения, замалчивание его имени — и он начал понимать Маринеско. Кузнецов честно признавал в 68-м свою ошибку и вину: "Он попал в заколдованный круг. А мы, нужно признаться, не помогли ему из него выбраться, хотя Маринеско этого заслуживал..."
Кузнецов в 45-м Маринеско не защитил.
Знал ли Кузнецов, кто просит его защиты? Конечно. Кузнецов знал январско-февральский поход Маринеско, потопление "Густлова" и "Штойбена". Кузнецов в апреле 45-го подписал указ о награждении лодки "С-13" орденом Красного Знамени. Уж за четыре года войны Кузнецов мог убедиться, что нет на флоте более лживого командующего, чем Трибуц. Кузнецов не поверил Маринеско, а поверил Трибуцу. Разжалование на две ступени, назначение помощником командира на чужую лодку, продолжение службы под началом всё того же Орла — были для чести и гордости Маринеско непереносимы. Кузнецов мог спасти его честь, переведя Маринеско командиром лодки на другой флот. Кузнецов предложил "промежуточный" вариант: оставить Маринеско на Балтике, уже не на бригаде подплава, а в должности командира тральщика. "Послужите год, проявите себя с самой лучшей стороны, и мы вернем вас на лодку..." ("Капитан дальнего плавания", с. 165).
Такой вариант был не лучше, а даже хуже. Маринеско четче всех видел, что коли начали его травить на Балтике, то затравят до смерти или до лагерного бушлата.
Боевой командир, 32 лет, первый ас нашего подводного флота... И он уперся; демобилизуйте!
"...Через пару дней он вернулся на корабль старшим лейтенантом. Рядом с ним стоял новый командир... (о новом командире, по прозвищу "Молчаливый Курт", Зеленцов в другом месте пишет, что это был подхалим Орла, злейший завистник Маринеско, не одержавший за всю войну ни одной победы, я даже фамилию его называть не хочу.— О. С.). Экипаж переоделся в "первый срок", при всех орденах, выстроился без команды на палубе. Командир подошел к Краснознаменному флагу, снял фуражку и, преклонив колено, поцеловал флаг.
Обошел строй матросов, пожал каждому руку, расцеловал старпома и штурмана. Раздалась команда:
— Смирно!
Старший лейтенант в отставке, подводник номер один Советского Союза, бывший капитан 3 ранга Маринеско сошел с корабля, навсегда оставляя Военно-морской флот..." ("Дороги из глубины", с. 738).
Вслед за Маринеско был немедленно уволен из флота его надежный старпом, тоже любимый экипажем. Штурман был переведен на Тихоокеанский флот - "Война на уничтожение" велась не только против Маринеско, а против всего "мятежного" экипажа Краснознаменной подводной лодки "С-13".
А имелись ли у Маринеско "грехи", запечатленные в приказах, в постановлениях партийной комиссии?
Бывший старшина с "С-13" Зеленцов пишет о своем командире: "...Маринеско уходил с флота, оклеветанный завистниками и лицемерами..." (Там же, с. 738), и далее обрисовывает уже известную нам фигуру комдива Орла.
А вот что пишет Грищенко в "Соли службы" (с. 229): "...в свое время он был оболган людьми недостойными..."
Удивительно, что два автора, не знакомые друг с другом, желая обойти цензуру, прибегли к одним и тем же выражениям. Цензура пропустила фразу Грищенко, не разобравшись, о каких "обидчиках" и "людях недостойных" идет речь. Грищенко продолжает: "Верный своему характеру, Александр Иванович никогда ни на кого не жаловался. Он готов был идти под суд, но не оправдываться. Он мог, глядя обидчику в глаза, молча его презирать. А это куда страшнее любой жалобы".
Так что — не пора ли придушить миф, излюбленный нашей адмиральской верхушкой, о "справедливом, строгом" Орле и "разгильдяе" Маринеско?
Когда мы запишем в историю, что был настоящий герой, честный командир, оболганный и оклеветанный, который и грехов-то особенных за собой не имел, который настолько презирал трусливую дрянь, что даже не считал нужным оправдываться, — а травила его шайка завистников и лицемеров, тогда мы восстановим справедливость. Нарком адмирал Кузнецов в 45-м не мог видеть, что ему суждено испить ту же чашу, из коей он потчевал Маринеско.
Уже входило в права иное время, благодатное для таких, как Орёл. Интересно сличать в словарях различные даты. Крутой взлёт в карьере адмирала Орла говорит о том, что Орёл вовремя сумел стать "человеком Горшкова".
Горшковым я восхищен. Подумаешь, Нельсон, один раз победитель при Трафальгаре. Адмирал Горшков — победитель при Старой Площади, беспрерывно, в течение 30 лет. Горшков был любим Хрущевым, и Горшков был любим Брежневым, — такое "на самом верху", кажется, никому больше не удалось. Брежнев дал ему Золотую Звезду Героя (в 65-м году к 20-летию Победы Брежнев осыпал генералов и адмиралов Золотыми Звездами, за минувшую войну, — чтобы в свалке общего ликования украсить звездой Героя и себя, то было лишь начало эпохи фанфар, бахвальств, маршальских звёзд, золотых сабель и "сращивания части парт-аппарата с преступным миром", как отметил при Андропове журнал "Коммунист", теперь-то видно, что власть ещё тогда с упоением ринулась в капитализм).
Затем Брежнев дал Горшкову вторую звезду Героя, Государственную и Ленинскую премии, Брежнев дал ему звание Адмирал Флота Советского Союза. До Горшкова в нашем флоте такое звание имели только Н. Г. Кузнецов и И.С. Исаков.
Флотская молва всегда упорно утверждала, что Горшков сыграл самую нехорошую роль в "падении" Кузнецова. Кузнецов был не просто уволен, — чтобы унизить его пуще, его понизили в звании на три ступени, до вице-адмирала.
Кузнецов был последним на флоте наркомом и главкомом, которого искренне уважали. При Горшкове имя Кузнецова "не рекомендовалось" вспоминать. Из музеев исчезли фотографии Кузнецова, но чем сильнее старался Горшков, тем звучнее жила на флоте "легенда о Наркоме".
Когда Горшков в 67-м году стал Адмиралом Флота Советского Союза, на флоте это назвали: "надел погоны Кузнецова".
Кузнецов в истории: дважды Адмирал Флота Советского Союза. Его восстановили в звании, как водится у нас, посмертно. И что примечательно — лишь после кончины Горшкова.
Мне ни разу не посчастливилось встретить человека, который в обычной жизни (на кухне, в трамвае) говорил бы о мудрости и величии Леонида Ильича. Точно так же я ни от кого на флоте ни разу не слышал уважительного слова о Горшкове. О Малиновском говорили разное, о Гречко — и так и сяк, об Устинове — с уважением. А Горшкова звали: "Горшок".