Страница 8 из 35
Мун плотно закрыл глаза, противясь возвращению усилившегося страха, который он не мог разделить на подвластные ему волокна. Он знал только, что от вида электростанции, или дорожной пробки, или небоскреба, или от мысли о воспоминании об их виде ему сводило кишки. Техническая и человеческая сложность махины балансировала на грани распада и удерживалась лишь благодаря тому, что никто этого не осознавал. Это же очевидно, и Мун не понимал, почему он должен в одиночку нести это бремя. Он понимал только, что это так. Когда в мультике кто-нибудь бежит и срывается с края скалы, то продолжает бежать в воздухе еще несколько ярдов; он падает, лишь посмотрев вниз и осознав это. Мун посмотрел вниз и узрел бездну.
Он открыл глаза и узрел лишь пар и дым, пахший подгорелыми бобами.
— Сэр, по-моему, они горят. Вы не беспокойтесь, ради меня не надо шибко стараться.
Мун снял сковородку с огня, нашел вилку, воткнул ее в бобы и плюхнул сковородку на стол. Воскресший Христос трижды потер руки (видимо, какая-то его личная укороченная версия молитвы) и принялся за еду.
— У вас, часом, не сыщется куска хлеба?
Мун разыскал хлеб, отломил горбушку и положил ее на стол. Он заметил, что в белый мякиш впиталась кровь. Он забрал кусок хлеба и понес его к раковине, собираясь вырвать запятнанную сердцевину, но, пока он это делал, кровь заляпала корку. Он открыл кран, намереваясь подержать под ним порезанную руку, но понял, что моет хлеб. Он швырнул его в ведро под раковиной и безнадежно уставился в точку, окаймленную в пространстве оконной рамой.
Снаружи находилась терраса. В нескольких ярдах от него поле зрения пересекала мраморная балюстрада, ступеньки террасы спускались между каменных урн к длинной зеленой лужайке, уходившей к озеру с островом и беседкой, за которыми высились зеленые холмы. Стиснувшее его напряжение ослабло, отхлынуло и исчезло, равномерно распределившись вокруг его тела. Он отвернулся от окна и сообразил, что его глаза открыты.
Мун лизнул руку и посмотрел, как кровь очерчивает порез. Лизнул еще раз, достал платок и перевязал им ладонь. Сделать узелок он не смог, поэтому плотно прижал конец большим пальцем.
Воскресший Христос покачал набитой бобами башкой:
— А вы тут, стало быть, работаете?
— Работаю?
Воскресший Христос взмахнул вилкой, словно дирижерской палочкой, и, уложив в один аккорд плиту, раковину, холодильник и шкафчики, повторил:
— Работаете.
— А, да нет. Я тут живу.
— Вы друг.
— Вовсе нет, — не поняв, учтиво ответил Мун.
Воскресший Христос добродушно ему улыбнулся. Некоторое время он ел в молчании, точнее, в словесном молчании. Наблюдая за ним, Мун понял, что электростанция опять вторгается в его разум.
— Стало быть, эта дама — миссис Босуэлл?
— Мун.
— Странный парень этот Босуэлл, вы не находите?
— То есть?
— Ну, этот, расфуфыренный, странный он парень.
— Его зовут Малквист. Граф Малквист. Понимаете, он лорд. Я на него работаю.
— Ваш начальник.
— Клиент.
Воскресший Христос отпихнул пустую сковородку, вытер одеянием рот, лукаво покосился на Муна и скинул со счетов почти две тысячи лет догм апостола Павла одним наблюдением:
— Уж я бы ее повалял по постели, эту дамочку, как ее там…
«Это никакая не дамочка, это моя…»
— Вообще-то она моя жена, — беззлобно сообщил Мун.
— Ваша жена?
— Да.
Мун наблюдал, как Воскресший Христос пытается уложить эти сведения в свое видение вещей.
— Надеюсь, я не обидел вашу светлость?
— Ничего страшного.
— Это во мне говорил диавол. Искушение, понимаете. Меня все время искушают.
— Я не лорд, — сказал Мун. — Меня зовут Мун. Тут его поразила одна мысль.
— Как тебя зовут?
— Иисус.
«Один — ноль в пользу Воскресшего Христа». Славный неудачник Мун улыбнулся ему. Это версия анекдота про «тук-тук».
Тук-тук!
Кто там?
Иисус.
Какой Иисус?
КАКОЙ Иисус?!
Мун любил рассказывать себе анекдоты. Особенно диалогом.
— Какой Иисус?
— Какой Иисус?!
Интонация уязвленного недоверчивостью Воскресшего Христа попала в точку. Но Мун больше любил играть обе роли.
— О чем там мелют эти ковбои? — спросил Воскресший Христос.
— А что такое?
— Странновато это, вы так не считаете?
— Неужели?
«Конечно-конечно, и ты это знаешь».
— Да ты и сам хорош, — парировал он, — разъезжать на осле в таком виде.
— А что такое? — спросил Воскресший Христос.
— Странновато это.
— Не для меня.
Возможно, это ответ. Он возьмет его на заметку. «Вся моя жизнь ждет вопросов, на которые я заготовил ответы, и поиск ответа на величайший вопрос… О, не спрашивайте, что это за вопрос, нам пора нанести визит».
Мун вышел из кухни, пересек прихожую и открыл дверь в гостиную. В комнате стемнело, но свет был выключен. Джейн раскинулась на диване, поддернув до груди платье, а лорд Малквист склонился над ней, изучая ее живот. Джейн приложила палец к губам, но Муну нечего было сказать. Девятый граф, сообразил Мун, исследовал ее пупок.
— Не думаю, что вы — книжный червь, — бормотал девятый граф. — Я бы скорее сказал, что вы экстраверт.
— Правда-правда, — согласилась Джейн.
— Не думаю, что у вас было слишком счастливое детство, — продолжил девятый граф. — Братьев и сестер я не вижу, но могу ошибаться. — («У меня был старший брат, но он умер», — призналась Джейн.) — Вы бывали за границей и, думаю, побываете еще.
— Ну разве он не прелесть? — спросила Джейн.
Девятый граф достал тонкий золотой карандашик и вставил заточенный кончик в ее пупок, разглаживая одну из складок.
— Да-да… Здесь я вижу некоторую неудовлетворенность — вы считаете, что ваши женские качества недооценивают… Вы щедры, но за свои деньги любите получать сполна… Вы чувствуете, что можете быть настоящим другом для многих, но подозреваете, что большинство ваших друзей мнимы, и бережете себя для нескольких избранных… Я предвижу долгую и насыщенную жизнь.
Он выпрямился и вернул карандашик в карман.
Джейн подпрыгнула на диване:
— Дорогой, это было чудесно. А теперь давайте я изучу ваш.
— Дорогая, мне чрезвычайно жаль, но для вас это будет просто еще один пупок.
— Я не совсем понимаю, что вы под этим подразумеваете, — надулась Джейн.
— Я не совсем понимаю, что я подразумеваю под чем бы то ни было. А, милый мальчик. Записная книжка у вас при себе? Принесите же ее, вы упускаете столько всего интересного.
«Мне плевать, мне просто плевать».
Джейн встала и одернула платье.
— Хорошо, лорд Малквист, — подчинился Мун.
Его записная книжка осталась в карете. Он вышел, закрыв дверь, но не успел убрать руку с фарфоровой ручки, как понял, почему его мозг подал сигнал незавершенности. Он вернулся в комнату.
— Конечно же нет, миледи, — говорил девятый граф, — без них я буду выглядеть как любой другой.
Они вопросительно взглянули на него. Мун не обратил на них внимания. Он опустился на ковер, приник щекой к ворсу и заговорил в темноту под диваном.
— Мари.
Он видел, что она лежит там.
— Все в порядке. Можешь вылезать.
Мун поднялся на ноги.
— Она очень робкая, — объяснил он.
Лорд Малквист похлопал его по плечу тростью черного дерева:
— Вы хотите сказать, что это трепетное, похожее на птичку создание до сих пор прячется в подлеске? Мамзель! Вылезайте, враг бежал!
Они прислушались. Муну показалось, что он слышит ее дыхание.
— Ну же! Маленькая сучка! — сурово сказала Джейн. Она схватила ближайший предмет — фарфоровую овчарку, явно намереваясь швырнуть ее в стену. — Я знала, что в глубине души она вуайеристка, у нее не было никакого права.
— Моя дорогая Джейн, мы сидели прямо над ней. Она не могла видеть ничего, что доставило бы ей удовольствие, если только она не любительница ног.
— Она подслушивала, — сказала Джейн.