Страница 25 из 35
Мун закрыл двери и поднялся на третий этаж. Верхняя прихожая представляла собой пустой квадрат, ограничивающий лестничный колодец. Он вспомнил, что гардеробная лорда Малквиста находится за углом налево. Он постучал в ближайшую дверь и услышал отклик леди Малквист. Он вошел и оказался в детской.
Небольшая красивая комната с детской кроваткой красного дерева в стиле ампир с пологом из белого муслина, стул для кормления, обитый бархатом персикового цвета, плетеная колыбелька, шкатулка для шитья, раскрашенная цветами, пустая бутылка из-под виски, очень красивая лошадь-качалка и грустная коричневая обезьянка, которая уставилась на Муна слепыми глазами-пуговицами. Все пахло новизной, как в магазине. Ребенок отсутствовал.
Мун попятился из детской и наткнулся на леди Малквист, открывшую дверь в соседнюю комнату. Она разделась и облачилась в туго перепоясанный красный махровый халат.
— Не сюда, мистер Мун. — Она улыбнулась, широко открыла рот и показала туда пальцем. — Вот сюда.
— Простите, я…
— Не зайдете ли на минутку — дома так пусто, а я не люблю одиночества и не знаю, что… может быть, ванна меня усыпит.
Он прошел за ней в спальню, большую и белую, отделанную золотом, драпированную лимонным, центральное место в которой занимала кровать с балдахином — белая, позолоченная, задрапированная, она казалась уменьшенной копией самой комнаты. В стене напротив находились две застекленные двери, которые вели на декоративные балкончики, выходящие на улицу. Справа — закрытая дверь в детскую, а слева — еще две, одна из них открытая, за ней виднелся черный кафель и шумела вода. Он узнал ванную с прошлого визита, когда заметил ее из гардеробной лорда Малквиста (с той стороны закрытой двери).
— Муж сказал, что вы геройски вели себя в тот день, когда сбежал его мерзкий лев.
— Правда?
— И вернули ему сокола.
— Вообще-то я ничего не делал. Просто стоял и смотрел.
— Думаю, он считает, что это героическая поза. Вы что-то сказали насчет выпивки?
— Э-э… да.
Он забыл принести бокал.
— Простите, я…
— Ничего страшного, я открою зубами. Вы нальете или мне?
— Я думаю, возможно…
Он отдал ей бутылку. Леди Малквист откупорила ее, поднесла ко рту и жадно отпила.
— Мммм! Уфф! Как раз вовремя. Выпьете?
— Нет, благодарю, миледи, я не пью.
— Вообще-то я тоже. Иногда пропускаю бутылочку перед обедом.
Она жадно глотнула еще раз, закатив глаза и глядя на него в поисках неодобрения. Но Мун был очарован. Когда она пошла к туалетному столику (на самом деле это была мраморная полка, вделанная в стену под зеркалом в золоченой раме), он двинулся за ней, смутно чего-то ожидая.
— Боси, вы когда-нибудь попадали в тюрьму?
— Нет, миледи.
— Даже на ночь?
— Боюсь, что нет. — («Но я отдам свою жизнь за вас, и вы можете звать меня хоть Котом в сапогах, мне все равно».)
— Я попадала в тюрьму четырежды, — выразительно сказала она. — Точнее, в камеры полицейских участков. — И опять отпила, закатив глаза, но на сей раз весело. — Уф, так-то лучше. Боси, в тюрьме, знаете ли, не выпьешь. Меня поместили в тюрьму мягкого режима. Без решеток. Остроумно?
Ее широкая счастливая улыбка блеснула в зеркале, пронзив его. Она оседлала прямоугольный табурет и поставила бутылку, промахнувшись с расстоянием и брякнув ею о мраморную столешницу.
— Представляете, каково загреметь туда на месяц, это же спятить можно. К счастью, сержант всегда очень мил в таких делах и разрешает мне позвонить сэру Мортимеру. И вот я опять здесь.
— Мне очень приятно, — с никчемным пылом сказал Мун.
— Сэр Мортимер рвал и метал. Сказал, что я его компрометирую. Сэр Мортимер, он такой чопорный. — Она задумалась. — Пока не узнаешь его поближе.
— Кто он такой? — подозрительно спросил Мун.
— Какой-то там председатель, понимаете, — компании, комиссии, комитеты и все такое прочее. — Она взяла бутылку и на сей раз отпила довольно умеренно. — Присядьте же на минутку. Расскажите, каково вам босуэльничать.
У стены рядом с туалетным зеркалом стоял стул с прямой спинкой. Мун сел на него, обвил ногами гнутые ножки и сложил руки на коленях.
— Вы считаете, Малквист заслуживает «Жизнеописания»?
Он не понял.
— Жизнеописания?
— Мунов «Малквист». В этом есть классическая нотка. «Бессвязные странствия девятого графа». Смахивает на стиль докторишки, вы так не считаете?
— Докторишки? — ошеломленно, но охотно спросил Мун.
— Вы его читали?
— Нет, — отважился Мун.
Она рассмеялась над этим с неожиданным восторгом, и он улыбнулся, внося свою лепту.
— Боси!
Он улыбнулся.
— Вы много босуэльничаете? Он улыбнулся.
— Ммм?
— Что? О…
— Я спросила, много ли вы босуэльничаете? На ругих.
— Ну, — сказал Мун, — не совсем… Видите ли, эту мысль мне подал дядя моей жены. Он напечатал мне карточки, у меня есть карточки. И медная табличка. Но мы так толком и не начали, потому что он… понимаете, семья упекла его в богадельню… Он слишком серьезно все воспринимал, но был очень лавным.
— Мозги набекрень?
— Он был очень славным.
— Дядя Сэмюэль?
— Джексон. Дядя Джексон. — Он вспомнил дядю Джексона. — Ученый.
Он беспокойно задумался, сколько сейчас времени.
Леди Малквист задумчиво отпила из бутылки, поймала его взгляд и обхватила себя руками.
— Что бы вы хотели сделать больше всего? — спросила она с серьезным интересом, который он узнал по детским играм в какое-твое-любимое-блюдо.
— Ну, — ответил он, эта игра ему нравилась, — думаю, я хотел бы вернуться в деревню, где жил в детстве.
— Ловить жуков.
— Топтать дикие цветы.
— Лазить по деревьям.
— Строить шалаши.
— Но ведь не всегда было лето.
— Нет.
«Летом я обычно бродил по лесам, и все листья висели на месте, и это было здорово, и осенью тоже, шурша палой листвой, но однажды, когда я лежал на спине под деревом и смотрел на лист, как раз когда я на него смотрел, он слетел с дерева, беззвучно, неожиданно, просто слетел и упал на меня. Желтый. Лист каштана. Мне нравится, когда ты улавливаешь мгновение в непрерывности вещей, потому что когда ты своими глазами видишь слетающий вот так лист, то понимаешь, что такое лето и осень».
Он почувствовал, что ее рука убирает волосы с его лба.
— Что это, Боси?
— Преподобный Годольфус Феннер. — Он хихикнул. — Порезался.
— А нога?
Он опустил глаза и недоуменно посмотрел на свою голую щиколотку и хвосты платка.
— Ничего страшного.
Она участливо посмотрела на него:
— Боси, вы совсем за собой не следите. — Она отпила из бутылки. — Много вы зарабатываете босуэльничаньем?
— Ну, пока что ничего.
— А чем вы еще занимаетесь?
— Пишу книгу, — ответил Мун.
— Боси, вы писатель, что ли?
— Да.
— И что же это за книга?
— Вроде истории.
— Чего?
— Мира.
— История мира?
— Да, — сказал Мун.
— Ну и ну, Боси. И далеко вы забрались?
— Пока что я делаю заметки, — сказал Мун. — Готовлю материал. Каждый день хожу в библиотеку. То есть ходил, но… вы понимаете.
— Вы очень интересуетесь историей?
«Так ли это?… Думаю, да».
— Видите ли, это не совсем история, это ее закономерности, я их выявляю, понимаете. Я пытаюсь собрать все, что заставило стать вещи такими, какие они есть сегодня, чтобы выяснить, есть ли закономерность. Я беру по одной расе зараз: греки, египтяне, римляне, саксы, кельты, восточные расы — все, — и прослеживаю их от начала до наших дней. Понимаете, все это проделали другие историки, насколько я понимаю, это просто исследование, но я его упорядочиваю.
— Упорядочиваете?
— В последовательности, категории… науки, войны, законы, коммерция…
— Боси, но разве это все не перемешано?
— Да, именно… когда я все соберу, то смогу представить в виде огромной схемы, во всю стену, с разными расами и так далее, и можно будет увидеть, где вещи пересекаются и где они сходятся, и одно можно будет связать с другим, и эта огромная карта станет основой моей книги — как схема всего, что идет в счет, и можно будет открыть великий замысел, выяснить, есть ли он или же все случайно… если это о чем-нибудь вам говорит.