Страница 19 из 35
Мы с лордом Малквистом прошли в дом, где я имел честь представить ему свою жену Джейн. Она ублажала своего друга, мистера Джонса, а вскоре прибыл и второй господин, также на лошади. Он был знаком с мистером Джонсом. Они с мистером Джонсом отбыли верхом. Тем временем человек на осле тоже остановился перед моим домом, и мы пригласили его присоединиться к нам.
Лорд Малквист прекрасно поладил с Джейн, и тотчас было решено, что обед в клубе может подождать и до следующего дня.
Надеюсь, завтра я смогу уделить больше внимания беседе с лордом Малквистом — в действительности сегодня я сделал некоторые заметки, но, к сожалению, позже моя записная книжка погибла в огне.
Глава четвертая
Зритель как герой
I
Написание дневника отняло у Муна много времени. Он сидел на кухне и печатал. Джейн домой не вернулась.
Между предложениями он раздумывал, иногда подолгу, пытаясь вспомнить позабытые разговоры, но мог проследить лишь общее развитие событий, в которые больше не верил. Лорд Малквист дал ему понять, что дневник должен скрывать свою денежную подоплеку, — это должен быть якобы личный дневник, в котором девятый граф играет случайную, хотя и главенствующую роль. Но Мун решил не упоминать ни бомбу, ни смерть Мари и генерала. Он полагал, что генерал тоже умер. Пока он печатал, бомба лежала у его локтя и довольно тикала, металлический ключ уходил в плоское днище, медленно, словно часовая стрелка, поворачиваясь в сторону забвения. Мун точно не заметил, когда нажал пусковую кнопку, но подсчитал, что время у него есть примерно до десяти или половины одиннадцатого утра. Спешить некуда.
Когда охватившее его записную книжку пламя погасло, Мун изумленно уставился на три тела на ковре (только Воскресший Христос подавал какие-либо признаки жизни — вдруг начинал бормотать, невнятно протестуя), уселся посреди лестницы в центре дома, прижал к себе бомбу и сидел тихо, как мышка, пока часом позже вода из переполненной ванны не проложила себе путь по устилавшему лестницу ковру и не добралась до него.
Сырость просочилась в его оцепенение и привела его в чувство. Он замерз. Он поднялся и почувствовал ступнями холод. Из ковра выжималась вода и смягчала засыхающую рану. Наверху ему пришлось идти вброд. Закрыв краны, он опять почувствовал, что мнимую тишину нарушает безмолвие.
В спальне он оделся очень тщательно, как будто одевал кого-то другого, кто был им. Серый костюм (его лучший, для встреч с аристократией) мокрой грудой валялся на полу. Он выбрал наугад одну из трех пар брюк и один из двух пиджаков, висевших в шкафу. Одевшись, он прохромал вниз, сжимая бомбу. Порезы на руках и на лице засохли. Нога еще побаливала, но он втиснул ее в туфлю, не разматывая платка, так что хвосты узла бились о голую лодыжку. Он проголодался.
На кухне в раковину хлестала вода из крана, но потопа не было. Пылали горелки, тихо рокотала колонка. Мун положил бомбу на стол и утихомирил кухню. Бомба тикала тихо и мягко, будто ее завернули в байковое одеяло. Мун попытался подражать ей, легонько цокая языком о нёбо.
На столе красовалась неряшливая куча банок свинины с бобами. Мун вскрыл две банки и вывалил содержимое на сковородку, к которой прилипли холодные жирные бобы с прошлого раза. Он включил плиту, подошел к окну и вдохнул деревенский воздух, который накатывался к нему от далеких холмов через длинную серую лужайку.
Покончив с едой, Мун вернулся в гостиную. Воскресший Христос все еще пребывал в пьяном обмороке, но уже храпел. Генерал лежал у кресла, вздыбив окровавленные волосы. Мун едва взглянул на него, а вот на Мари смотрел несколько секунд. Вся ее верхняя одежда сбилась в жгут под ребрами. Голый живот выглядел гладким и живым, будто вот-вот втянется воронкой пупка. Мун посмотрел на него. («Ты спокойна, ласкова, молода и мила, и я предсказываю тебе долгую счастливую жизнь, если тебе не прострелят твою маленькую грудку».) Он наклонился поправить ее платье, одернул до колен юбку.
Он взял с письменного стола чистый лист бумаги и отыскал затерханную копирку. Взвалил кучу бумаги на портативную пишущую машинку, отнес все это на кухню и поставил машинку рядом с бомбой. В какое-то мгновение от воспоминаний его на микросекунду охватил смертельный ужас, и страх вернул его к жизни. Он заглянул в прихожую и прокрался к лестнице. Посмотрел наверх, но никого не увидел. У двери в гостиную опять замер, впрыгнул в комнату и резко заглянул за дверь. Никого. Мун подошел к Воскресшему Христу и пнул его в спину.
— Вставай, — сказал Мун. — Ты не спишь.
Воскресший Христос лежал неподвижно.
— Ты притворяешься, я знаю. Ты встал и выключил музыку.
Воскресший Христос продолжал дрыхнуть с раззявленным ртом.
— Кто выключил музыку? — рявкнул Мун.
Он оглянулся. Шкала радио мерцала зеленым. Кнопка на проигрывателе горела красным. Он вспомнил, что вертушка проигрывателя останавливается автоматически. Когда он включил приемник, голоса и музыка смешались. Он вернул иглу на место и услышал, как станция с тихим потрескиванием исчезла из эфира.
Мун вернулся на кухню и принялся печатать свой дневник.
«29 января. По своей привычке проснулся поздно…»
Печатал он плохо, а когда приходилось обдумывать предложения, обнаружил, что у него нет стиля и все выходит напыщенным. Он решил, что для его целей это сгодится. Но утрата записной книжки изрядно все затрудняла. Что-то он не мог вспомнить: краткую речь лорда Малквиста перед домом умирающего героя; цвет его смокинга; разговоры о его книге, жене, оладьях. Все это Мун запамятовал и был достаточно честен, чтобы чувствовать себя виноватым. Он полагал, что результаты работы первого дня придутся девятому графу не по вкусу. Джейн вернулась домой голая и зареванная. Он соблазнил ее стоя, прижав к стене.
И тут его разбудил Воскресший Христос.
Он тряс Муна за плечо, что-то безумно бормоча.
— Эй!
Мун сел на стуле. Он уснул за столом. Чувствовал он себя отвратительно, лицо затекло и побледнело.
— Эй! Тут произошло смертоубивство! Говорю вам, по всей лавочке валяются трупы!
— Ничего страшного, — сказал Мун. — Я в курсе.
Он подошел к раковине и плеснул водой в лицо. Нога затекла и болела.
— Тогда кто это сделал?
Мун прохромал мимо него в гостиную. Все краски в комнате выглядели выцветшими. Мари и генерал лежали там, где он их оставил. Повсюду валялись осколки разбитой бутылки и овчарки. Мун не знал, что делать.
«Для таких случаев должна быть специальная служба. Пришлите сюда несколько парней, пока не вернулась моя жена. Трупы ее раздражают. Они и меня раздражают. Не хочу иметь с этим ничего общего. Я буду наверху, а когда спущусь, все должно быть в порядке. Чек пришлю по почте».
— Это не я, так-растак, я человек мирный.
— Ты был пьян, — сказал Мун. — Откуда тебе знать?
Воскресший Христос посмотрел на него и в долгом дружеском отрицании выпустил из щек воздух. Он покачал головой:
— Что я… слушьте, я никогда их прежде не видел.
— Не бери в голову, — сказал Мун. — Избавься от них и прибери здесь. Моя жена скоро вернется.
— Избавиться от них?
— Да. Я буду наверху, чек пришлю… я тебе заплачу.
— Обождите минутку, ваша честь, обождите минутку — от тел не так-то легко избавиться. К тому же при чем тут я, я их вовсе не убивал.
— Я этого и не говорил.
— Правда? — Воскресший Христос с надеждой и мольбой посмотрел на него.
— Я сказал, что если бы их убил ты, ты бы этого не знал, потому что был пьян.
— Но я не убивал.
— Тогда все в порядке. Я звоню в полицию.
— В полицию? Да, еще минутку, сэр, я не знаю, что мне…
— Они знают, что делать, — сказал Мун. — Это их работа.
Он выглянул в окно. Начинало светать. Осел стоя спал у ограды.
— Слушьте, я хочу сказать, у меня нет опыта… я не знаю, как это сделать, — сказал Воскресший Христос.