Страница 12 из 49
Наступило молчание, такое глубокое, что стало слышно, как среди листвы продуваемого ветром боярышника высвистывает песню из трех нот невидимая птичка.
Вязель встал, прошел мимо угасающего костра, мимо рассевшихся на траве слушателей, приблизился к Роберту, Не сводя с него глаз. Роберт отступил на шаг. Отступил не раздумывая и оттого разозлился еще сильнее. Но отстраниться всё же не успел: Вязель вытянул руки, узкие, длинные ладони, и слегка прикоснулся кончиками пальцев к груди.
Роберт не шелохнулся.
— Один из даров, какими обладает поэт, называется «имбас фороснаи», — тихо произнес Вязель. — Способность извлекать знание. Например, теперь я знаю, где ты живешь; знаю, что твоя мама — актриса, а отец — помощник режиссера в небольшом театре в Оксфорде. Знаю, что ты видишь мир в красках и формах, как видит его художник. Я знаю, что Хлоя — твоя сестра и что три месяца назад она упала с лошади в Фолкнеровом Круге.
Вся группа у него за спиной погрузилась в молчание, то ли смутившись, то ли удивляясь.
— И с тех пор, — хриплым шепотом продолжал Вязель, — она лежит между сном и явью, между жизнью и смертью. Она провалилась в Аннуин. В Потусторонний мир.
Роберт отшатнулся. Заскрипели деревья. По его нервам, по коже словно пробежал электрический импульс, от которого волосы встали дыбом. Вязель шагнул следом за ним, не отставая.
— И теперь я знаю, что ты испытываешь, знаю о долгих изнурительных часах у ее постели, о твоих мечтаниях, о затянувшейся тишине в доме, о невысказанном горе, которое лежит на тебе, как гнет, которого никто не в силах снять.
Они долго смотрели друг на друга.
— Нет, — еле слышно, но твердо проговорил Роберт. — Ничего ты не знаешь.
Молчание натянулось, как струна. Потом губы Вязеля медленно раздвинулись в улыбке.
— Может быть, и нет.
И в тот же миг, будто невидимая волна, на него свалилась усталость. Он пошатнулся, и Роберт машинально протянул руку, чтобы поддержать его.
Роза вскочила:
— Мастер…
— Не волнуйтесь за меня. — Он устало провел рукой по лицу. — Спасибо, Роза. — И поднял глаза. — Мы пойдем завтра ночью. В полночь. Нам будет легче, если ты достанешь ключ от калитки.
— Не смогу. Вязель кивнул:
— Опасайся Клариссы Каванах. Она полна гнева. И честолюбия.
Он отошел и сел рядом с Розой.
Взгляд Роберта беспомощно блуждал.
— Я не смогу достать ключ, — с жаром воскликнул он. — Никак не смогу.
Вязель взял орех и бросил ему.
— Сможешь. — Потом опять прислонился к насыпи и закрыл глаза. Тихо произнес: — Ты сделаешь всё, чтобы найти Хлою.
Не помня себя от ярости, он шагал по деревенской улице и чуть не столкнулся с Дэном.
Дэн бросил на него всего один взгляд и сказал:
— Пошли ко мне. У меня есть новые записи…
— Нет. Спасибо. — Роберт рассеянно огляделся. Потом вошел в церковный двор и сел на траву. Дэн следовал за ним.
— Что с тобой стряслось?
— Сегодня пятница. Как ты думаешь, что такого могло стрястись?
Дэн нахмурился:
— Прости. Я забыл.
— Хотел бы я тоже забыть.
— Пошли посмотрим на тех чудаков.
— Тебя я уже повидал. С тобой никто не сравнится.
— Тогда пошли в кино.
Роберт пожал плечами.
— А в паб?
— Я лучше пойду домой. — Он встал. — Для разнообразия.
— Как твоя работа?
Роберт поморщился:
— Ничего. Рисую помаленьку. Однако никакого творчества. Сухость одна. Без эмоций. Только сотни мелких штрихов, показать, что где лежит. — Он пожал плечами. — Мне не разрешают рисовать то, чего там нет. А ведь только этим и занимается настоящий художник.
Дэн скорчил изумленную рожу.
— Вот оно что! А я-то гадал, почему я провалил экзамен на свидетельство о среднем образовании! И что они вам накопали? Кучу камней?
Роберту не хотелось продолжать этот разговор.
— Рано говорить. — Он достал руки из карманов, обнаружил в ладони лесной орех и швырнул им в Дэна. Тот одной рукой поймал его и вскричал:
— Есть!
— Увидимся в воскресенье.
Он отошел на три шага, как вдруг его догнал голос Дэна:
— Откуда у тебя эти орехи?
Роберт помолчал. Потом ответил:
— Из Аннуина.
D. ДУИР — ДУБ
Кажется, этих крепостей — великое множество, и каждая находится всё глубже и глубже в лесу. Эту он называет вторым каэром. Стеклянным Замком.
В ней светлее, чем в прошлой. Стены его — всего лишь зеленоватая мерцающая пелена, прозрачная, через нее видны склоны, которые еще вчера были покрыты травой, а сегодня на них то тут, то там пробиваются молодые ростки деревьев.
Прошлой ночью (хотя здесь всегда ночь) он поднялся на крышу и долго стоял, глядя на восток. Я подошла сзади и спросила:
— Что случилось?
Он редко отвечал на мои вопросы, однако на этот раз снизошел:
— В мире открывается скважина. Через нее уходят птицы и летучие мыши. Вытекает сила.
— Когда ты меня отпустишь? — сердито спросила я.
Его глаза озадаченно взглянули на меня. Сегодня на нем была новая маска — из дубовых листьев.
— Куда? — спросил он.
Летал я в обличье ворона,
Прыгал, как лягушка.
Оленем в густых лесах
Сбежал я из тяжких оков.
Но ведь кто-то же это проделал! — Кларисса Каванах в ярости сложила руки на груди. — Может, лисица?
— Откуда я знаю! — Маркус вжал голову в плечи. — Кстати, лисы умеют рыть землю?
— Еще как умеют, — буркнул Джимми.
Светловолосая археолог огляделась.
— Если это искатели сокровищ с металлодетекторами, они зря потратили время.
— Босс, за забор никто не заходил. И Макс за всю ночь ни разу не залаял.
— Но он все-таки подходил к калитке, — тихо заметил Маркус. — Помнишь? Зарычал на кого-то.
У них за спинами Роберт приколол к чертежной доске новый лист бумаги. Он сидел, опустив голову; на него никто не обращал внимания. Да заметили ли они вообще, что он пришел? Он передвинулся так, чтобы видеть подкоп.
— Больше похоже, что кто-то не забрался внутрь, и, наоборот, вылез отсюда наружу.
Кларисса метнула на него презрительный взгляд. Потом сказала:
— Пора за дело. Выключите водораспылители. Мы и так уже потеряли слишком много времени.
Стояла суббота, но они трудились не покладая рук. Зарисовав всё, что было найдено, Роберт вошел внутрь кромлеха и вместе с остальными стал аккуратно выкапывать столбы остроносым совком. Он проработал несколько часов, не замечая времени, с головой углубившись в дело, аккуратно разбивал совком мелкие крупинки почвы, наслаждался игрой бесчисленных оттенков коричневого, золотого, охры — все краски мира перекрывали друг друга тончайшими слоями, и каждый слой, исчезавший под его совком, уносил с собой целые столетия, наполненные воспоминаниями о людях, которые жили и умирали, вели войны, строили империи. Вязель сказал, время — это всего лишь круг в людском сознании, но здесь оно ощущалось воочию, дремало, притаившись, в вонючей, пересохшей, гудящей мухами торфяной яме. Роберт то ложился, то вставал, то приседал на корточки, то опускался на колени — и чувствовал, как на кожу ложатся отпечатки былых времен. Он извлекал из земли и распутывал слипшиеся комки волокнистой массы, находил в ней обрывки давно умерших листьев, насекомых, не потерявших своего облика в лишенной кислорода водянистой жиже. Работа увлекла его — так бывало, когда он зарисовывал что-нибудь очень тонкой кисточкой. Он почти прижимался лицом к земле, расчищал иззубренные края обугленных столбов, и древние стволы были гладкими и твердыми, как камень.
Рядом с ним трудились остальные — Джимми с наушниками на голове, Кларисса и Маркус время от времени переговаривались вполголоса. На краю поля лежал Макс, немецкая овчарка; заслышав на дороге машину, он настораживался и поднимал голову.