Страница 6 из 34
Почему-то вдруг вспомнился Ленинград. Яркий солнечный день, мост Лейтенанта Шмидта и сфинксы у спуска к Неве, напротив Академии художеств, Лена в легком белом платье и ветер с Невы, развевающий ее светлые волосы.
Тутриль едва дождался конца концерта и ринулся за кулисы, чтобы отыскать Айнану.
Но его перехватили Гавриил Никандрович и Роптын.
— Иван Оннович! Вас ждут в столовой!
— В какой еще столовой? — удивился Тутриль.
— Банкет! — значительно произнес Роптын. — Сельский Совет дает в твою честь торжественный банкет.
— Извините, но мне нужно… — сказал Тутриль.
— Все участники концерта приглашены, — прервал его Роптын. — Народ ждет.
Окна столовой на берегу лагуны ярко светились. Весь обеденный зал занимал роскошно убранный стол, на котором стоял цветок в горшке.
— Постарались наши повара, — гордо сказал Гавриил Никандрович, — фирменные блюда приготовили.
— Вот! — Роптын показал на стол. — Долина Андреевна даже свой цветок принесла!
Казалось, в столовую собрался весь Нутэн: пришли охотники, оленеводы, работники полярной станции, пограничники. Каждый считал своим долгом подойти к Тутрилю, поздороваться с ним, поздравить с приездом.
Айнана не появлялась.
Все уселись за стол, и Гавриил Никандрович уже встал, чтобы произнести тост. Заметив беспокойство сына, Кымынэ спросила:
— Что с тобой?
— Почему нет Айнаны?
— Придет, — спокойно ответила Кымынэ. — Может быть, она переодевается… Она хорошая, добрая. Ах, если бы ты привез Лену! Так мне хочется встретиться с ней!.. Может, еще будут у вас дети?
— Может быть, будут, — безразлично ответил Тутриль, думая о другом.
— Я знаю, вам трудно было, — сказала Кымынэ. — Без квартиры, в общежитии — какой ребенок?..
Да, все так и было. Общежитие, диссертация, а потом, когда появилась квартира, — диссертация Лены, ее научная работа…
Ну почему Айнана не идет?
— …Достижения в культурном развитии народа ярко проявились в судьбе Ивана Онновича Тутриля! — слышались слова Гавриила Никандровича.
— Тутриль! — услышал он возглас Конопа. — За тебя! Чтоб ты стал академиком!
— Я для Лены сшила торбаса, маленький пыжиковый жилет с вышивкой, — тихо говорила Кымынэ. — Отвезешь и скажешь: от меня. Пусть носит в Ленинграде, когда мороз. Ах, если бы она сюда приехала. Мы бы встретили ее как родную. Никто еще из нашего селения не женился на тангитанской женщине. Ты первый…
Тутриль встал.
— Ты куда? — насторожился отец.
— Я выйду.
— И верно, — кивнул Роптын, — душновато здесь. Сколько раз говорил директору столовой, чтобы поставил электрический вентилятор! А он: все тепло выдует! Приехал на Север и холода боится… Иди, иди подыши воздухом..
Тутриль пробрался к выходу.
Тишина накрыла весеннюю ночь.
Он постоял на крыльце, соображая, куда идти. Запутался совсем в новом Нутэне. Он мысленно представил нарисованный Айнаной Нутэн и зашагал.
Снег мягко осыпался в следе: он уже не был сухим и ломким, как в середине зимы.
Тутриль пересекал светлые пятна от освещенных окон, обрывки разговоров, музыки.
Ни одно из окон домика Токо не было освещено.
В железной петельке входной двери вместо замка торчала палочка. Догадываясь о случившемся, Тутриль еще раз обошел домик и увидел, что толстая железная проволока с цепями пуста. С крыши тамбура исчезла нарта. В снегу остались круги от собачьих лежек. Следы полозьев вели в темноту.
Тутриль постоял возле домика и медленно побрел обратно в столовую, навстречу музыке.
6
Далеко за полночь Тутриль с родителями возвратился домой.
Окно и Кымынэ были оживлены.
— Кыкэ вай! — тихо сказала Кымынэ. — Я не помню, чтобы кого-то еще так чествовали в нашем селе. Разве только кандидата в депутаты… Но для него банкета не устраивали… А тебе устроили.
Тутриль, занятый своими мыслями, коротко отвечал и вымученно улыбался.
— Жаль только, что дяди Токо и тети Эйвээмнэу не было, — заметил он.
— И хорошо, что их не было, — строго сказал Онно.
— Что же у вас тут случилось такое, что ты разошелся с самыми близкими друзьями? — спросил Тутриль.
— Хотел я отложить этот разговор, — задумчиво произнес Онно, — но раз тебе хочется знать, что случилось между мной и Токо, так и быть, расскажу… Кымынэ, дай-ка нам чаю.
Кымынэ принесла чай, поставила вазочку с колотым сахаром и ушла на кухню, чтобы не мешать мужскому разговору.
— Мы крепко поспорили с Токо… И спор наш — не просто ссора, а — как бы тебе сказать? — принципиальные разногласия…
Эти слова Онно произнес с некоторой запинкой.
— Так вот слушай: лет десять прошло с тех пор, как мы покинули яранги и построили вот эти домики. Все были довольны, хотя поначалу нашлись и такие, что отказывались переселяться из яранг в дома. Но ведь не они вели людей, полных решимости порвать все связи с прошлой, постылой жизнью… Довольно быстро мы обнаружили, что эти маленькие домики плохо приспособлены к нашему суровому климату. В них холодно и тесно. Начали перестраивать, утеплять… Потом стали строить двухкомнатные дома… Тоже не то. Вот построили для косторезов многоквартирные, с центральным отоплением… Но это только для них… Колхоз не мог себе позволить такого. Ведь и деревянные дома мы получили от государства, почитай, даром. Плата-то за них была чисто символическая. Сейчас возникла нужда в другом жилище — в таком, в каком живут в городах. Чтобы все, значит, удобства были здесь… Однако в каждом маленьком селе строить большие дома дорого и невыгодно. Ведь здесь должны быть и школа, и почтовое отделение, и магазин, и баня, и всякое другое бытовое обслуживание. В ином селе всего несколько сот человек, но вся обслуга должна быть… И, кроме того, надо всех обеспечить работой. Ведь раньше как — каждый сам по себе охотился, а сейчас одна бригада может обеспечить мясом все село… А остальным что делать?
— Все, что ты говоришь, верно, и многое мне известно. Однако какое это имеет отношение к Токо?
— Самое прямое, — усмехнулся Онно. — Вот слушай дальше… Родилась идея сселить такие маленькие селения, как Нутэн, в большое село или даже поселок. Выбрали Кытрын как центр. Есть проект. Построят несколько многоэтажных домов, Дом быта, телефонную станцию, станцию «Орбита», чтобы телевизор можно смотреть… Но самое главное — большое производство там будет. Много рабочих мест… А то ведь иные в нашем совхозе в месяц рублей по десять — пятнадцать зарабатывают — нечем занять людей…
Онно отхлебнул остывшего чаю.
— Когда кончилось собрание и надо было голосовать за переселение, один человек был против — Токо. Это меня так удивило, что я подумал, что он ошибся. Переспросил, а он твердо отвечает: да, я против. Вот так.
Потом мы встретились поговорить, и знаешь, что он мне сказал? Он сказал, что я не люблю своего народа и собираюсь предать его… Ты представляешь, что он сказал, — предать народ? Он мне напомнил Наукан…
И вот что он мне еще сказал, — продолжал Онно. — Хорошо, мы переселимся в Кытрын. Вселимся в удобные квартиры с теплыми туалетами. Будем организованно ходить на работу на звероферму. Смотреть телевизор или широкоэкранное кино. Вечером ходить в ресторан и культурно выпивать на белых скатертях. А что останется от чукотского народа? Ведь всякий народ, сказал Токо, отличается от другого своеобразным трудом… Мы — морские охотники, и должны жить как морские охотники. И еще сказал: мы постепенно утратим свои обычаи, позабудем родной язык… и вконец утратим свой собственный облик… Понимаешь, как рассуждает твой любимый дядя Токо?
Я сначала с ним спорил, пытался его убедить словами, — говорил Онно, — но он уперся на своем. Он сказал: хорошую жизнь надо строить там, где ты живешь, а не искать на стороне. Он даже обозвал меня эмигрантом. Говорит: сегодня ты захочешь переселиться из Нутэна в Кытрын, завтра в Анадырь, потом в Магадан, и так далее… Как только у него поворачивался язык говорить такие слова?