Бескрайняя плоть

Он встал, прошёл вперёд. Зудов машинально проследовал за ним.

В другом конце комнатки оказался выход, ещё более небольшой, чем вход. Там виднелась непролазная, пугающая темень.

— Сюда?… — опасливо спросил Зудов.

— Сюда, сюда. Не бойтесь; сделайте шаг.

— Ну, раз уж вы так просите…

З. З. изнатужился и втиснулся в этот донельзя узкий проход. Было мучительно темно; под ногами он ощутил сухую почву.

— Ну как вы себя ощущаете теперь, Зинаида Захаровна?…

— Да как вы смеете! — возмущённо воскликнул Зудов.

И тут, к своему стыду и полнейшей своей ошарашенности, он обнаружил у себя под горлом, там, где ей и следовало быть, наихарактернейшую женскую грудь. Пугливо сунув руку в штаны, он нашёл там…Нет, это просто бред какой-то!

— Нащупали пиздёнку-то, Зинаида Захаровна? — раздался сзади противный гнусавый баритон.

— Но…как это?!.. Что же это?!..

Зудову бешено захотелось плакать, или смеяться, или прыгать, или просто задушить этого жёлтого гада, но на самом деле, он был настолько обескуражен, что просто стоял, будто вдруг оживлённый столб, которому неожиданно дали душу, дух и самоосознание, и который абсолютно не знает, что ему со всем этим делать — так, наверное, чувствует себя квадрат, невесть каким образом превращённый в куб, или шар, вдруг постигший четвёртое измерение.

— Вы просто вступили на лунный грунт, — объяснял жёлтый мерзопакостник. — Не волнуйтесь, это действует на всех. Это же — Луна, это — её причуды. Каждый, ступающий на лунный грунт, меняет пол…

— Но…Вы могли бы меня предупредить! Вы…

— А что бы от этого изменилось? Не волнуйтесь, это не навсегда. Так, на какое-то время. Потом, правда, возможны рецидивы…Поэтому, мы все здесь ищем третий пол. Тот, кто его найдёт, станет Высшим Существом. Может быть, это будете вы, Зина Захаровна…

— Не называйте меня так!! — огрызнулся Зудов.

— Как угодно. Могу вас называть вообще нейтрально — «Зэ-Зэ». Вы, по-моему, к этому уже привыкли…

— Ты — Труть!!! — взвопил Зудов, бросаясь назад и желая вцепиться в горло этого лукавого, одетого в жёлтое, существа.

— Нет, увы, я — не Труть. Труть остался на Земле, и, очевидно, чувствует там себя весьма неплохо. А вы можете поблагодарить его…

— Да я…

— Садитесь, Зэ-Зэ. Нам есть о чём поговорить. Я вам кое-что расскажу, как новоприбывшему. Но вообще, тут — каждый за себя.

— Каждый за себя, — эхом раздался тоненький голосок стюардессы, лишённый любой эмоциональной окрашенности.

— Я всё понял, — сказал Зудов, пощипывая себя за сиськи. — «Хроник» в действии.

— Можете называть это и так. Как вам будет угодно!

— К дьяволу! — крикнул Зудов. — Ко всем, маленьким и нежным чертям! Рассказывайте, всё, что вы можете мне рассказать. Всё равно, каждый за себя.

— Вот это и есть единственная правда этого…если так можно выразиться…мироздания. Точнее даже так: у каждого свой Путь. Присаживайтесь. Времени у нас нет. Точнее, его, хоть отбавляй.

— Да уж, да, — мрачно сказал Зудов, продолжая пощипывать себя за сиськи, к своему неожиданному изумлению, гордо подумав, что они у него — молодые, красивые и ядрёные, и что ему как раз пригодятся нагло навязанные ему на Земле некоей девушкой прокладки.

"Какая же всё-таки это гнусь — быть бабой, " — решил он и мрачно уселся на жёлтый трёхногий табурет, тут же ощутив налитую ширь своих женских ягодиц.

16. ОБРАЗУЕТСЯ КИСЛОТА

Зудов вышел из звездолёта, захлопнув за собой дверцу, и направился вперёд. Его руки трепетали, его соски набухли, промежность мягко тёрла прокладка «Хронос». Кажется, он сам засунул её туда, в трусы. И он подтянул штаны, пристальным взором оглядев раскинувшийся перед ним мир.

— Я — прокладистый человее-ек!.. — запел он, гордо всматриваясь вдаль. — У меня в трусах лежит такая…штуу-укаааа!!!..

Окружающее беззвучно застыло вокруг, сияя и блистая, как радуга, или петушиный хвост. Повсюду цвела Луна, выпирающая из собственного грунта своими цирками и холмиками; пыль слегка дыбилась под ступающими по ней туфлями З. З., зависая над лунной поверхностью и слегка высвечиваясь в голубоватом свете Земли; большая равнина была прямо впереди и оканчивалась горизонтом ярко-жёлтых гор, причудливо отделяющих звёздное небо, длящееся в вышину, от огромной безумной планетной пустоши; и все краски реальности были словно растворены и как-то слегка оглушены в гулкой насыщенности явленного здесь беспредельно-пустого и чудесного величия; а вакуум существовал везде, как некий внутренний огонь.

Зудов быстро и бодро шёл в центре Луны, высоко поднимая ноги. Он иногда озирался, вертя головой, и шептал про себя разные звуки и слова. Реальность мягко бытийствовала.

Он вступил в круг лунных гор, горделиво изгибающихся под Млечным Путём, распростертым над их дерзкими кружевами; рука его, искривясь, мёртвой хваткой держалась за карман, а кровь нервно пульсировала в организме, напряжённом, словно зажатый брандспойт, и будто просилась наружу, дабы озарить всё проявленное тут красным беспределом своих изливающихся ртов, что, трепеща, рвутся вон из артерий; он проорал «ура» мирозданию и крепко упёрся стопами в грунт, — и грёзы проносились мимо его коренастой фигуры, красивые, как лучший сон, и горы приближались к нему, словно кремовые розочки на торте. Он шёл.

Он вдохнул вакуум полной грудью и не ощутил ничего — ни трепета, ни ветерка, ни запаха, ни поцелуя. Он посмотрел ввысь и увидел звёзды, любовно нависшие над ним, в счастливом восторге своего вечного воскресения. Он глянул вниз и увидел поверхность Луны, расстилающуюся перед ним, будто сакральная поляна магических любовных плясок, затерянная в зачарованном лесу. Он повернул голову вправо и узрел совсем вблизи тихую, отчётливую цепь лунных гор, резко обрывающуюся фиолетовой скалой почти правильной прямоугольной формы. "А что же дальше?" — почти машинально подумал Зудов, пристально вперяясь в эту скалу. Он немедленно двинулся туда, ритмично вскидывая ноги, на манер молодцеватого шествования по плацу при занятиях строевой подготовкой.

Пейзажи вокруг меняли своё однообразие и цвета; предметы мягко пульсировали, ощущая проходящее мимо них живое существо, как будто салютуя ему своими очертаниями и внутренним светом; горизонт напоминал гигантскую единую улыбку, излучающую добро, энергию и восторг; и небо пылало своей непостижимой чернотой, словно суть красоты. Зудов шёл, и шёл, и шёл; ласка вездесущной безвоздушности переполняла его душу, дух и тело, как зарождающаяся в праведнике святость, как упоение боя, охватывающее великого полководца; и глобальная лунная явь, словно любимая женщина сейчас как будто бы принадлежала ему вся — целиком, без остатка, и нежно отдавала ему все свои тайны, закоулки, призрачные прелести и сны.

Зудов уверенно шагал к скале, постепенно приближающейся по мере его продвижения к ней. Возможно, за скалой скрывался другой, полноценный мир. А, может быть, иной, прекрасный лунный пейзаж. З. З. подпрыгнул два раза и вдруг резко встал на месте, как будто его щёлкнули школьной линейкой по лбу, и у него открылось истинное зрение.

— Что…происходит?… Что…это?!! — ошеломлённо сказал он вслух самому себе. — Я…хожу? Я…дышу?!!.. Вакуумом?!!! На Луне?!!! Без скафандра?!!!.. Без…С…Тут…А…О…

После ряда нечленораздельных звуков он чётко произнёс:

— Я…могу говорить!! Вслух! Без скафандра, телефона, рации, баллонов воздуха, подогрева, нагрева, разогрева, ой!!! Может, я сплю? Может, я умер? Я должен, должен, должен, должен быть мёртвым! Иначе…Я…

Он с наслаждением вдохнул свежий вакуум полной грудью, не ощутив ничего ужасного, вредного и кошмарного. Не может быть! Он ударил правой ногой по грунту; вздыбилась пыль — всё существовало, предметы пульсировали, пейзажи сияли внутренним светом, Луна присутствовала здесь, перед ним, а он находился прямо на ней — на Луне — и ничто, казалось, не было столь же реальным, как этот наиочевиднейший факт. З. З. замер.