Страница 11 из 34
— Нету у меня никаких желаний, — мрачно заявил старик. — Я уже всё поимел в этой жизни. Когда я придумал «Папу-Веру», у меня было всё, чего никому не снилось. А потом эта паскуда — мой приёмник — объявил меня сумасшедшим и засунул зачем-то сюда. Впрочем, мне и здесь неплохо. Всё это богатство я в гробу видал! Оно надоедает буквально через полгода. Одно и тоже — деньги, бляди, машины, какие-то долбанные острова с туземками…
— Так это — тот самый?! — поразился Зудов.
— Точно не знаю, — ответила Ника Ардалионовна. — Но его сдал сюда опекун, после того, как суд признал его невменяемым…
— Но ведь он умер!
— Я жив, как видите! — хохотнул старик, отпив вина прямо из горлышка стоящей перед ним на тумбочке бутылки. — Вся эта история моей смерти была для газет, для этих мерзких журналюг. Ну и приёмничек моё постарался. Зачем ему нужен сумасшедший отец-основатель? Вот он и объявил о моей смерти. А я ещё вас переживу!
— Но ведь вам уже, наверное, лет сто! — изумился Зудов.
— Сто четырнадцать, — горделиво заметил старик. — Пей «Папу-Веру», сынок, и будешь жить ещё дольше. Или ты предпочитаешь эту гадость…другую?
— Видите ли, я… — смутился Зудов.
— Понятно! — прогремел Михаил Пафнутьевич, тут же залез правой рукой вглубь своей постели, куда-то на уровень детородного органа, достал цилиндрический предмет и со страшной силой швырнул его в Зудова. З. З. инстинктивно протянул вперёд левую ладонь и поймал предмет; это оказалась банка "Папы-Веры".
— А ну-ка пей за моё здоровье! — скомандовал старик. — А не то, ничего из меня не вытянешь! Тебе ведь интервью?
— Да нет…
— Всё равно…Пей, гадёныш!!
— Ну, я пойду… — сказала Сплошная, выходя и закрывая за собой дверь.
Захар Захарович и Михаил Пафнутьевич остались вдвоём.
— Пей, сука, — уже как-то совсем незлобно и даже весело повторил свой приказ Палтус.
Зудов откупорил банку с характерным шипящим звуком и произвёл мощный глоток. На вкус это пойло было характернейшим «Верычем». "Вот, блин, — подумал Зудов. — никогда я не пойму, чего они так спорят…По-моему, оба этих наши знаменитых напитка по вкусу не отличаются, ну совершенно, ничем!" Он сделал ещё один глоток и тут же почувствовал неумолимую волну какой- то безудержной, откровенной приятности, нисходящей с макушки его головы до самых кончиков пальцев и заставляющей всё тело вибрировать в такт какой-то сумасшедшей кайфовой прелести — это начиналось действие запрещённого, но так и не исключённого из рецепта первитина.
— Михаил Пафнутьевич… — счастливо произнёс Зудов. — Я вдруг понял, что я вас люблю, что я не прав, и…
— Всё мне с тобою ясно, — удовлетворённо перебил его старик. — Что, зацепило? Будешь ещё клеветать на мою бессметную "Папу-Веру"?!..
— Что вы, что вы!.. — замахал на него руками Зудов. — Отныне я буду пить только её! Вот выйду от вас, куплю сразу ящик и…И всем друзьям скажу и всем…
— Давай-давай. — уже даже как-то приветливо буркнул старик. — Ну, садись, излагай, чего там у тебя?
Ободрённый эти приглашением Зудов сел на единственный в комнате деревянный скрипучий стул и прямо с ходу пустился в наступление:
— Мне нужна ваша подпись!
— Чего-чего?… — изумлённо переспросил старик. — Подпись? Это ещё зачем?
— Видите ли, — сказал Зудов. — Не буду с вами темнить — с таким асом бизнеса — мы тут задумали одно дело…
— Прибыльное? — оживился старик. — Я — в доле? Моя подпись стоит недёшево…
"Вот же чёрт! — сокрушённо выругался про себя З. З. — И этот туда же! Чего я и опасался! Нет, ну везёт же мне — столько стариков есть обычнейших, готовых подписать всё, что угодно, просто за хороший обед с вином, а мне достаётся такая акула капитализма, который понимает во всех этих операциях лучше, чем я с Трутём вместе взятые! Ну надо же!..»
— Чего ты там задумался? — вкрадчиво спросил старик. — Никогда не ссы: вот тебе первый закон бизнеса…Не боись — много не возьму. Хотя это зависит от суммы, которую вы намереваетесь слупить…Но я надеюсь — это понятно, а?
— Понятно, — мрачно сказал Зудов. — Да особенно много мы не слупим. Мы просто хотим за взятку взять в банке кредит, заключить договор. скажем, с вами, вы подписываетесь, мы высылаем вам деньги, получаем их и…
— И я — крайний, — закончил за Зудова Палтус. — В результате вы делите между собой ваш миллиард, а меня переводят отсюда в следственный изолятор. Я правильно вас понял?
— Да нет, — сказал Зудов, никуда вы не садитесь, потому что…
— Потому что вы надеетесь, что я к этому времени умру. Угадал?…
З. З. вдруг разозлился.
— Ну раз вы заговорили настолько откровенно, то и я не буду скрывать, что вам осталось жить где-то не больше недели. Но если вы примете наше предложение, то мы сделаем эту неделю для вас…
— Это вы из-за моего СПИДа?… — расхохотался Михаил Пафнутьевич. — Ха-ха, они мне уже двадцать лет назад давали неделю, как только я им заразился, а я, как видите свеж, бодр и крепок! И надеюсь ещё вас — горе-бизнесменов, у которых-то и идеи ни одной своей нету, все — с бородой, да ещё с такой, как у маркиза Карабаса — пережить!..
— Но вы что же — не стали лечиться? — поражённо спросил Зудов. — Когда узнали? Сейчас же лечат СПИД, особенно на ранней стадии…"Писёныш" с ксилитом. Или…
— Мой штамм «Писёныш» и никакой там другой ксилит не лечит. Впрочем, попробуйте, может он вам и поможет, а мне — нет.
— Что вы хотите этим сказать… — упавшим голосом сказал Зудов, чувствуя что у него, от страшного предчувствия холодеют кончики пальцев и солнечное сплетение.
Михаил Пафнутьевич Палтус весело, совсем как-то по-детски рассмеялся.
— Да, вы меня правильно поняли, молодой человек. В банке «Верыча», которым я вас угостил была небольшая капелька моей крови. Небольшая, но вполне достаточная, чтобы заразить того, кто его пьёт, моим личным СПИДом. Видите, какая честь для вас: вы теперь инфицированы вирусом самого великого Михаила Пафнутьевича Палтуса! Ну что — разве это не счастье?… Разве это не стоит всех ваших долбанных денег?… Они надоедают буквально через полгода, уверяю вас…Ах, да, полгода вы, видимо, не протянете…
— Вы шутите? — со слабой надеждой спросил Зудов.
— Я?… Ничуть. Впрочем, не вы — первый, не вы — последний. Я специально изготовил целую партию таких банок и обычно угощаю ими особо ретивых журналюг, которые раскапывают-таки тайну, что я жив. Кое-кто из них уже сдох, остальные мучительно пытаются вылечиться. Но — повторю — это какой-то особый штамм СПИДа, лечить который ещё не научились, ни на какой стадии.
Зудов всё никак не мог придти в себя от столь мощного шока, в который его поверг безжалостный поступок Михаила Пафнутьевича. Банка «Папы-Веры» до сих пор как-то глупо находилась у него в руке; он с омерзением отбросил её от себя.
— Швыряйтесь-швыряйтесь! — радостно воскликнул Палтус. — Всё уже сделано. Даже если вы сблюёте только что выпитое, что некоторые и делали, и это ничего не даст. Не волнуйтесь: вирус уже в вас, он бродит в вашей крови, проникает в ваше сердце, печень мозг…
— Замолчите!!! — рявкнул Зудов. — Вы — убийца!
— Ах вот как, — всё так же радостно ответил ему Палтус. — Молодой человек, мне сто четырнадцать лет. Знаете такую частушку: "дедушка старый — ему всё равно."? Вы что, надеетесь, что это — неправда? Неужели вы думаете, что хоть что-то может меня остановить от мести всему миру — всем вам, которых я люто возненавидел с того самого момента, когда мне объявили, что у меня — СПИД, а мой приёмыш вытолкал меня в дом престарелых?… Нет уж; я в самом деле — старый, очень старый, и мне действительно абсолютно всё равно. А ещё откровеннее — насрать. Скорее бы все сдохли, вместе с моим приёмником — вот моя единственная радость, больше ничего мне не нужно на склоне лет!
"Он в самом деле — сумасшедший, — грустно подумал Зудов. — Но как же я так просто купился?… Но кто же мог знать…Кто же такое предвидит…Погоди-ка…"
— Но ведь вы же живы! — с воскликнул Зудов. — Вы…уже двадцать лет! Как же тогда…