Борьба с членсом

Он повернулся и у видел еще одно существо, довольно сильно отличавшегося от остальных и бывшего двуруким, двуногим и двуглазым.

— Привет, Цмип! — повторило это существо, подходя. — Добро пожаловать на Солнышко!

— Кто вы? — изумился Цмип. — Почему я вас понимаю? Как я говорю?… Что за язык…

— Этрусский, — немедленно ответило существо, самодовольно улыбнувшись. — какая разница! Наконец-то ты прибыл! Я тебя ждал!

— Да кто вы?! — осклабился Цмип, протянув вперед свои четыре руки.

— Здесь меня зовут Слад, — добродушно молвило существо. — А ты меня, наверное, и не помнишь. А ведь мы встречались! И ведь это я тебя отправил на Звезду. Ну, как там?

— отвратительно, — машинально сказал Цмип.

— Отлично. Я так и думал. Все идет по плану… и вообще. И ты, наконец, здесь!

— Да кто же вы?!..

— Ты не можешь меня помнить, — весело проговорил Слад. — Тебе придется многое узнать… И нам с тобой…

— Да кто ты, блинчики!.. — Цмип угрожающе двинулся вперед.

— Спокойно, спокойно, — Слад отошел слегка назад. — Я — Светик! А это, — он указал левой рукой, — солнышки!

30

Прошел достаточно протяженный отрезок времени, в течение которого Цмип пробовал осмыслить увиденное и услышанное, и увязать это с опытом всей своей предыдущей бурной жизни.

Он помнил рождение на Звезде, миазмы прошлых катаклизмов, маразмы высших организмов, щупиковые трюизмы, и Яж, напоминющее клизму. Он четко представлял своего отче — Зинника, потенциальных своих мамаш; какую-то род. клиннику, или же просто шалаш (формы огромного финика), где он явился на свет, в облике звезда-циника. И всегда — устремленность вниз, паа-аастоянное хулиганство, его вечный дурацкий девиз: стать воплощеньем поганства! Но неумолимая правда высокого рождения мешала его вырождению. Его собственная нимбовость, такая же, как у всех, неограниченность, святость, мощь, убивали его внутреннюю клевость, его злобную радость, животность… если б мочь! И он смог быть гнусным и гневным, он смог превратиться в два; он восстал над благодатью ежедневной и чуть не жочемукнул едва! Учёбище, звезды, звезды, педитация в говне, — этой жизни полеты, разъезды: всё, что было со мной — во мне!

Цмип даже вспомнил слизистую желтую матку Зинника, из которой ему было суждено вылезти во Вселенную. И все остальное он ярко помнил, особо не напрягаясь: говки, Тьюбюща, Склагу, судзуд, машину времени, блюбовь, гермафлорацию, бздетство, яжеложество и, конечно же, мочку Доссь!.. И убийство самого себя, благодаря которому он стал таким, каким сейчас был. Но до матки ничего не было, как не может быть личинки до яйца, или восрксения до Творца.

— Не помню я никакого светика, — мрачно пробурчал Цмип, опять удивившись ясной вразумительности своей речи, осуществляемой всеми порами Цмипового тела на язык, который он знал, не знал.

— Пройдемте, — предложил Слад, указывая своей шестипалой рукою на белый куб.

Цмип напряг мускулы, косо взглянул на солнышек в строю и медленно, с достоинством, зашагал к кубу. Слад тут же сорвался с места и подскочил туда первым.

— Как сюда входить? — спросил Цмип.

— Как всегда, — ответил Слад.

Он двинулся вперед и исчез за матовой, какой-то воздушной стенкой куба. Цмип удивленно посмотрел на стенку, затем шагнул прямо в нее и оказался внутри, не почуяв телом никакого препятствия.

— располагайся, — вежливо сказал Слад и простер свои руки, указывая на обстановку внутрикубовых покоев.

Цмип осмотрелся. Убранство состояло из ряда каких-то студенистых синеватых бесформенных сидений, черного столика посреди и еще какого-то ромбического предмета, то и дело неожиданно вспыхивающего разноцветными огнями.

— Это что? — спросил Цмип, поглядев на предмет.

— Констриктор, — ответил Слад. — Восседайте.

Цмип подошел к противоположной стене, вытянул вперед свою руку и осторожно коснулся ею слегка колыхающегося сидения, которое тут же геометрически оформилось в нечто угловатое, четкое и упругое; Цмип забрался на него, разбросав свои четыре слизистые ноги и поставив совершенно прямо, вертикально свой головоторс, затем расслабил руки, сделав их мягкими и волнистыми, и они повисли вдоль головоторса, словно незадействованные щупики отдыхающего звезда.

— Что вы можете мне сообщить? — спросил Цмип. — Я ничего не вспоминаю. Что такое "Светик"?

— Я, — немедленно ответствовал Слад, присаживаясь напротив. — Хотите влаги?

Только сейчас Цмип заметил, что на столике стоит красный сосуд, похожий на брусок, в котором несомненно что-то находилось.

— Хочу, — сказал он.

Слад встал, взял брусок-сосуд и протянул его Цмипу. Тот приставил сосуд к одной из своих ног и всосал в себя жидкость, которая там в самом деле была.

— Что это? — спросил он, отбрасывая пустой сосуд на пол куба.

— Влага, — посторил Слад. — Хорошо мозги прочищает. Ну, эйфория, легкие причуды… Сейчас сам увидишь. Я думаю, это облгчит тебе понимание того, что я сейчас буду излагать.

Цмип в испуге завибрировал.

— Не бойся, — усмехнулся Слад. — От влаги еще никто не умирал. А умрешь — определю тебя куда-нибудь еще. Мне это ничего не стоит!..

— Как же вы можете такое говорить?! — возмутился Цмип. — Я — звеязд, но я был звездом, и даже мы — звезды — высшие существа, суть Вселенной, надежда Соли, и то ничего не знаем просмерть и про рождение, про тайну Ничто и Чего-то, про…

— Перестань молоть всякую чушь, — отмахнулся от него Слад. — Я говорю только то, что я знаю. Мое занятие в этом мире как раз и заключается, чтобы вершить судзуд и определять разных сдохших субъектов в иные воплощения. Вот я тебя и задвинул на Звезду, хотя по всем своим прежним делишкам в разных обликах ты этого никак не заслуживал. А Звезда, Действительно, самый высший, пожалуй, из неявленных миров, и я…

— Стоп! — выпалил Цмип. — Неявленных… Неявленных… Кто-то мне такое уже говорил… Кто же…

— Какой-нибудь казуар, не до конца еще свихнувшийся от беспредельного самодовольства и одиночества. Так?

— Так… — изумленно согласился Цмип. — Да, я с ним общался, когда был звездом… Когда мог летать… Когда мог быть кем угодно… Может быть, зря…

— Жжжна! — вомутился Слад. — Поздно уже. Да и не могло тебе там понравиться. Ты ведь был совершенно не готов к возможностям, которые другие субъекты заслуживают в результате длительных всяких жизненных отречений, разных примочек, подвигов, педитаций…

— Я тоже педитировал! — гордо заявил Цмип.

— Знаю! — сказал Слад рассмеялся. — В говне. как же, как же! Поп Глюкин… Но влага поприятнее.

— Откуда вы все знаете?… — ошарашенно спросил Цмип. — Или вы в самом деле…

— Я — настоящий предъявленный констриктор! — гордо заявил Слад. — Зовут Светик. И я бы совершенно не стал бы возиться с таким мелким неявленным субъектом, как ты, если бы почему-то мне не показалось, что ты сможешь мне помочь.

— Постойте, — сказал Цмип. — вы же сказали, что вот — констриктор, — он показал на ромбический предмет, сейчас зажегшийся противным оранжевым сиянием.

— Я пошутил. Это — сигей. А констриктор — я! Я отвечаю за воплощения. тобой-то, в принципе, занимался Светозавр, он всегда тобой занимается, но он отлучился посоветоваться, поскольку ты не совсем судьбоносно сдох, избрал одну из малых вероятностей и не выполнил разнообразные конкретные задачи своей тогдашней жизни. Он ушел, а я тут же прискакал, посмотрел на тебя и отправил на Звезду. Ты-то мне, в общем, был безразличен, мне был нужен любой примитивный неявленный субъект, у которого, если его сделать высшим. могучим существом и придать ему достаточно святости, несомненно возникнет глухая тоска по разному животному дерьму, поскольку он не успел им вдоволь накушаться и насытиться. Где тоска, так и возмущение, а где возмущение, там деградация. Деградация-то происходит, но сущетсво-то остается высшим, не так ли?… Понимает и ощущает намного больше, чем в какой-нибудь говенной людской, личиночной форме. И может намного больше. И сможет, возможно. мне помочь, ибо всем предъявленным на все насрать, казуарам еще больше, а один я уже завернулся. Мне нужны свежие существа, свежие идеи, ибо дело настолько чудовищно и глобально, что даже мне — величайшему и самому охренительному (уж поверь, звезды для меня не более, чем жочемуки), — при слове «жочемук» по глазам Цмипа промелькнула грустная улыбка, — не справиться в одиночестве. Один я уже не могу, повторяю! Я уже совсем запутался, ничего уже не понимаю, не знаю, что и делать, как быть…