Страница 14 из 41
приблизились к губежу своего смрадистого состояния. Мы…
— Обратно! — вдруг выкрикнул Цмипкс.
— Что обратно?
— Надо пройти сей путь наоборот! И чтобы снова был свой рот! И род!
— Валя превратился в гигантскую зубатую щель, стал громко хахакать, сияя лазурью.
— Разве у тебя нет родов? — спросил Зущь.
— Есть, — смутился Цмипкс, преобразив себя в сплющенный сосуд, расширяющийся кверху.
— Вот так и выглядел зезд! — воскликнул Валя, тремя щупиками-стрелочками указывая на Цмипкса.
"Я счастлив", — подумал Цмипкс
— Мы солились и солились в этом виде, нашим божеством была Доссь, живущая в хряпушке, но время завершилось, мы выперднули, как пробочка, из кутерьмы нашего реальства, мы выдавились, как прыщщщщщщщщь из пушечки, и теперь мы не зезды, а звезды! Мы
преобразились сами и преобразили нашу Звезду. Теперь мы вне времени и пространства, и везде. И на Звезде!
— Звезды! Звезды!
— Случился переход, Доссь была нашим дверным проемом, у Досси есть сапожки, оставляющие след, и мы все вошли в этот след онажды и пропали, сгинули. исчезли с поверхности Зезды, но мы обрели Звезду!
— Мочка? — спросил Цмипкс.
— Это — мочка! След сапожка Доссь, мы поднялись на самую верховину, мы стали самыми микромаленькими, нами можно было пренебречь, мы наблевали на самих себя, мы настрали, накучковали… И выпалились, будто дар выси. Сквозь мочку, сквозь Доссь. Нет
больше зездов, есть звезды. Мы верим в Соль!
— Соль?!
— Мы солились и солились, и Соль нас ест, смерди больше нет, есть одно постепенное бесцветие. Мы теряем цвет и теряем свет, мы теряем щупики и теряем центр, и мы идем в Свет. Соль нас ведет, мы идем в Чистый Мир! Чтоб обесцветиться, надо стать
совершенно-центряковыми, надо лишиться щупиков-грешняков, перестать летать и мечтать, уйти от помощи жочемукам, и от грез, и от кусачек. Это путь в Чистый Мир; Хнарь больше не светит нам, но над нами зияют казуары!
— Казуары! — повторили все.
— Казуары выше звезд, выше нас! Но мы — звезды!
— Звезды!
— Может быть, Соль приведет нас к казуарам, и мы станем казуарами, а, может быть, выше их. Всё тайничково и секретственно. Мы не знаем Соль. Но мы верим в Соль!
— Соль!!
— Может, казуары приветят нас, может, тыда ведет нас выцветание. Это — порыв, это — порыв во всем, мы тогда только вступили на упть Выси и Чисти, мы усмердили нашу Доссь, ужрав е сапожки, и осталась только ее мочка, но мы еще выцветем! Блеск
казуаров и дух Соли осеняют наши щупики, которые отпадут, словно несовершенный дух, пропуская наши обездушенные центры в Чистый Мир!! Мы скоро оторвемся, и тогда никакая мочка не будет более нас привязывать к калу нашего прошлого пребывания и
состояния. Самые охерительные из нас уже выцвели! Это Какаша, это Хня. Смерди нет, надо выцвести! Так вот, миленькие звезды, бывшие звездючки, в этом и есть наша примочка! Вы поняли? Вам ясно? А? А?
— Нам понятно, — ответствовали звезды в зале.
— Ну тогда, все. Вот вы и закончили учёбище. Остальное вы можете делать, думать и высаживать самостийно. Продолжайте свои восторги. Отныне вы — полноценностные звезды. Но помните Соль и бесцветие без света!
— Полетели заниматься мазью, — предложил Цмипксу Тьюбющ.
15
Однажды Цмипкс услаждал самого себя. В ярком, красно-юрком месте, которое он сам создал, он пронизывал все кружочки и палочки. Казуары были заслонены синью крышки, нависающей над усложем Цмипкса. Он был свернут в гигантскую светлую кишку, походящую на выделенную из грунта некую сложную нору, и, настраиваясь на свет, пытался ликвидировать цвет. Пробирающийся мимо Хун дунул и засунул щупик в Цмипксов кокон.
— Ва! — вздернулся Цмипкс, ничего не ожидая.
— Как же ты хорош, как чудесен… — влажно зашонил Хун, — какая у тебя цепонька… Я дребещу… Я срю…
— Чего же ты хочешь? — просто вспроснул Цмипкс, преображаясь в булькающий тромб.
— Ты так свеж… Так сален… Так намочен… Так струен… Ты — сталь! Сталь!
— Что это? — недовольственно смял Цмипкс.
— Я смолею, увиживая твой стон, Цмипкс! Я жарюсь, когда ты ешь, когда ты сышь, когда ты мнешь. Засыпь мне под поньку свой порошок, настри мне в парк, наси на мой кущак! Выбзди меня, вылижи, вынь! Займемся блюбовью?
— Что это?…
— Блюбовь! Блюбовь! Акт злочатия новозвезда, высшая услсдада, онаслаждение!..
— Я не знаю, — растерянно, приобретая обыкновенный центрово-щупиковый вид, молвил Цмипкс.
— Ты никогда этим не занимался?
— Не.
— Ты — ежик?… У, прелесть, у, мечта! Сейчас мы тебя гермафлорируем.
— Что?
— Гетерастически гермафлорируем!..
— А как?
— Как хочешь. Всё может быть блюбовью, и всё может быть гермафлорацией. Для нас ведь все возможно, мы же звезды?…
— Звезды!
— Звезды, ответь, не слышу?
— Звезды!!!
— Ну, вот. Ну, изобрази мне какую-нибудь стеночку, или штопорик.
Цмипкс немедленно изогнулся длинной проволочной сероватой змейкой.
— Ну… нормально. Для моей коллекции это будет чем-то новым, — удовлетворенно пыхнул Хун. После этого он взметнулся, отлетел вон из этого места мира и белым тяжелым метеорцем стремглав обрушился на змеящегося Цмипкса. Змейка сжалась в черный
оскорбленный шар, вновь возникла штопориком и вбуравилась в Хуна.
— Все, все! — взвоплил тот. — Уже все!
— Что?… — обиженно сявкнул Цмипкс, вывинчиваясь из стеночного тела Хуна, которое он успел проткнуть.
— Я тебя уже гермафлорировал, сжав дальше можно разнообразить блюбовь!
— Это что, и есть гермафлорация? — спросил Цмипкс.
— Да.
— Фу, — сказал Цмипкс, — в таком случае, я гермафлорирован еще в бздетстве!
— Это заметно… — злобно прошептал Хун. — Ты, наверное, никакой и не ежик. Ну, неважно. Ты ведь можешь стать ежиком, если захочешь, мы же звезды? Давай же, давай же займемся блюбовью, мой слинь, моя чумичка, моя любимейшая рвонь!..
— Это вот так? — угрожающе спросил Цмипкс.
— Могу показать классическую позу, — важно заявил Хун.
— Это как?
— Прими свой вид!
Цмипкс послушно стал характерным центрово-щупиковым звездом. Хун тоже возник в этом главном облике, тут же немедленно кинулся к Цмипксу и принялся прижимать свой центр к его, переплетая их щупики.
— А, а, а, — сряхтел Хун, трясь об Цмипкса. Цмипксу стало противно, и он отскочил, высвобождаясь.
— Куда!! — гнойственно крикнул Хун. — Я только начал!
— Мне не нравится, — сказал Цмипкс. — Я не люблю блюбовь.
— Ты ж еще ничего не знаешь!
— Покажи.
— О, какой ты вспучный!..
— Если б ты был моим другом, иным, установленным, тонким, грубым… Ты ж — звезд?
— А?… — растерялся Хун.
— И я — звезд. Не интересно.
— Но мы можем быть любыми!.. — обескураженно сюкнул Хун. — Мы — высшие! Наша блюбовь — венец и предел! Давай превратимся в вазелиновые кубы! В выпиливание ротозеек!
— Какая разница? — срезал Цмипкс. — Ты — как я, а я — звезд.
— Мы — звезды! — непонятливо воскликнул Хун.
— Не интересно.
— Ты ж еще ничего не знаешь!
— Покажи.
Хун сотворил малиновую мягкую мель среди лилово-бурдящих, испаряющихся ласковых вод бездонного потока, струящегося по мерцающей желтыми всполохами равнине, окаймленной красной полоской низеньких ласковых гор. На мели был лаковый гамак, и в нем бежево-радужным слизняком распластался сам Хун. Он издал призывный метазвук, засиял и втянул в свою пору обращенного в элементарную анти-частицу Цмипкса. Цмипкс погиб; визгливый мощнейший взрыв разломал реальность на энергетические сгустки. После вечности удовлетворение затопило каждый щупик Хуна. Он сказал:
— А?
Цмипкс недовольно зыкнул.
Хун взрастил из себя красивое кольцо, покатился по саду, где стояли тени восторженных божеств. Он вздымал синюю пыль; клубки чар кружили над ним, как нимбы, лишенные святых. Он упал на грунт, засияв, и вырос столбиком надежды перед превращенным в волосатую присоску Цмипксом.