Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 6



Участвующие лица:

Иаков — военнопленный, сын Сталина от первой жены.

Его сестра, Светлана, дочь Сталина от второй жены.

Вольф — немецко-фашистский палач.

Немцы, солдаты, Сталин.

В маленькой конуре, в дырке, в норке — солома, шорох ли, или просто тьма — ничего нету — карцер, камера, палач? Лишь названия для плохой жизни, лишь мрак без стен, без пустот, без названий, только память о настоящем, только пыль в глаза — где же шелуха и орехи для маленького зверя? Запасаться на зиму и жить не стоит рождения. Быть первым, быть последним — учить слова по цифрам букваря, растить волосы, смотреть в зеркало, есть обед и смотреть вперед, не раскрывая ресниц. Куда-то падает вечно тело, шмякается о придорожные столбы, прорастает в земле, вырастает деревом — закон сохранения интеллекта; ори — непонятно что — дырка ли, норка, или палач? Твой плач не будет услышан мной, я проклял…

Иаков. Стоп! Это сложный вопрос… Где мои часы, которые я покупал…

Солдаты. Вечная память часам твоим!!! Их убило также, как и нас…

Иаков. Врете, ребятки… Мои — часы… Часы потеряны во тьме времен. Часы больше не издают запаха. Я не могу больше чувствовать вкус ремешка, поглядывая на стрелки, застрявшие между обедом и завтраком… Я не знаю вас, ребята, наверное вы — живая история…

Солдаты. Мы любим тебя, мы здесь произносим твое имя непонятно чем. Мы все сплелись как один. Наши волосы прорастают в деревья. Но запомни — ничем не отличаемся мы от других, которые кашляли у себя в квартирах… Зато ты — наше последнее прибежище. Расскажи нам, что ты знаешь, Иаков!!!

Иаков. К черту, не знаю ни черта!.. Я — идиот, тупица, дурак, сволочь, что я вспомнил о часах своих, словно о вас… Я, наверное, не отбрасываю тени. Я все бешено плююсь, вместо слов, а когда надо ставить восклицательные знаки, то у меня не хватает живости. Сгиньте вы все к дьяволу — каждый решает сам. Ффу… Я остался тут наедине с тем вопросом, который занимает сейчас Моего Отца… Отче!!!

Вольф. Не хотите ли кофе, дружище?

Иаков. Вы будете загонять мне под ногти иголки?

Вольф. (смеется.) Конечно, мой миленький… (Серьезно) Нет, ты у нас — меченый на всю жизнь… Молись папе, и, может быть, ты спасешься…

Иаков. Мой папа покинул меня…

Вольф. Неужто? Впрочем, все папы обычно покидают своих сыновей, пользуясь старыми смертельными методами — протухая и гния в земле, как картошки… Они мерзкие — папы. Ваш, однако, мне симпатичен, поскольку хочет избавиться от вас другим способом.

Иаков. Почему вы беседуете со мной?

Вольф. Голубчик, мы раскусили вас, вы — Сталин, и никуда не уйдете от этого, как ни сейчас, так и ни потом; считайте, что вам повезло, потому что на могиле вас пометят красным крестом, чтобы не спутать с остальным товаром…

Иаков. Вы думаете, я — Сталин? Нет, нет, нет… Вы не поняли, я — просто, я — просто так, я — такой же, как и…

Вольф. Мертвые люди?!!! Ну да, вы — болван, но я вас полюбил, потому что имею право. Я напился крови довольно много, чтобы иметь право на существование, поэтому могу щегольнуть иной раз замечанием о том, о сем… К черту. Я просто пришел вас навестить, посмотреть на вашу внутреннюю жизнь… Заглушаете ли вы себя словами, или перестроились — я не скажу — на существование, но хотя бы ощущаете проблеск в своем… Вы поняли меня?

Иаков. Я ничего не ощущаю, перестал все… Конура ли это, или земля, или мы беседуем в аду — не знаю, и вот вы все же вносите свой необходимый минус, который мне важен сейчас как плюс… Я вспомнил сейчас свои часы, вспомнил руку — я носил их на руке, солдаты говорят мне, что любят меня… Интересно, что они любят? И кто это любит? Как вы думаете, возможно ли что-то как раз без присутствия того, что обычно мы называли объективной реальностью и отражателем ее?

Вольф. Возможно, невозможно, — вы весело разыгрались словами. Я обманул вас — вы — не Сталин!..

Иаков. Да!! Я не Сталин…

Вольф. Вы не хотите держать свою линию в нашем спектакле… Все же вам не удастся цепляться за часы, как за соломинку… Слышите?!!! Я брошу в морду вам ваши часы…

Иаков. Вы — грубый…



Вольф. А вы уже обрадовались? Думали, будет нормальная нацистская сцена? Ха-ха… Какие часы, за кого вы меня принимаете… Мы здесь одни, и вообще одни, так стану я тут перед вами ломать свою обычную комедию… Это мы оставим для ваших друзей… Слышите?! Я хочу сделать из вас, хочу сделать из вас что-то, хочу сделать из вас что-то, чтобы убить… Я хочу сокрушить ваше существование… Я хочу убить вашего Отца в лице вас, понимаете?

Иаков. Вы — идиот… Вы думали, что я — такой глупый, что раскроюсь сейчас перед вами? Вы надеялись на мою простоту, ах, вы, тупица… Я даже вопросов моих вам не скажу, не то что ответов…

Вольф. Скучно мне было жить, зашел к вам… Но вы сейчас нормально сказали. О вопросах мы с вами и потолкуем. Времени у нас много…

Иаков. Я бы убил бы вас собственными руками…

Вольф. Удивили! Вы и себя хотели убить… Все же сплоховали. Эх! Кабы вы были не Сталин, вы были бы просто — хлам… Как и все. Да и я. Веры у меня нету совершенно, понимаете?

Иаков. У вас что, была когда-нибудь вера?

Вольф. Не знаю… Да, впрочем, нет… Вот вам хорошо — вы верите в своего отца…

Иаков. Я не верю. Я сомневаюсь.

Вольф. Прекрасно! Вы — счастливы… А у меня — сомнение было только точкой отсчета, необходимым нулем, которого не существует… Теперь я уже не сомневаюсь…

Иаков. Вы вечно скорбите?

Вольф. К черту! Скорбь — это вполне живое чувство, придуманное, как и все, чтобы отвлекать нас от… сами знаете чего.

Иаков. Догадываюсь по вашему внешнему виду.

Вольф. А я — по вашему. Что ж, будем дружить…

Солдаты. О, Иаков, Иаков!! Не дружи с ним — мы верим в тебя… Оправдай нас всех, забытых, словно иголки в стогу сена, и умри, как герой… Ведь ты Сын…

Иаков. Я — сын вполне человеческий… У меня нет папы.

Вольф. Правда, молодец, ты наконец стал сиять некоторым собственным цветом… Каждый человек — это цвет, в худшем случае оттенок, побеждающий бесцветие, к которому мы уже привыкли с вами, дорогой друг… Еще лучше — белый цвет, цвет, которого нет, но который в себе заключает…

Иаков. Нет, уж лучше радуга!!!

Вольф. Вот вы — весь в этом… Радуга — насильственное слияние светов, от которого они не перестают существовать, и каждый делает, что хочет… Но Белый Цвет — это триумф, это их уничтожение, полное соитие и Ничто — победа над Черным… Ха-ха!!! Душу согласен отдать ради Белого Цвета…

Иаков. Вы действуете натиском на мое сознание, пользуясь нашим положением… Вы — сволочь просто… А я не чувствую себя сейчас… Вы взяли меня наугад из Солдат и хотите вылепить свой антипод? Я слаб для антипода… Наверное, вы хотите раствориться с помощью меня, самоуничтожиться, аннигилировать? Вы проиграли, я — просто мягкая гусиная лапка, и только под вашей стимуляцией я могу бредить… Оставьте меня, убейте!

Вольф. О — вы еще не достойны смерти… Вам не удастся надеть на лицо резиновую маску патриота… Я знаю, вы верите в своего отца, но не так, как они…

Иаков. Бросьте меня, вы — садист!!! Вы — нацисты, самые изощренные сволочи из всех, которых я видел…

Вольф. За исключением… Ха-ха!!

Иаков. Оставим это! Вам мало телесной смерти, вы душу хотите убить и обратить в то, что хотите… Вы хотите, чтобы душа была как мягкий пластилин, хотите лепить из нее фигурки — ведь вы считаете, что это можно — и потом разбрасывать ее ко всем чертям, высосав жизнь… Вы — паразиты, вы питаетесь чужими эмоциями, потому что хотите что-то сверх того, что есть… Тот, кто хочет это, вообще перестает что-либо чувствовать… Ничего вам не удастся!