Страница 5 из 49
Говорить о племенах Славян IX века как о чем-то устоявшемся и резко обособленном нельзя, ибо в те времена была народность, но не было резкой племенной разницы. Во всяком случае, было, как мы уже сказали, большое сходство, но не столько разницы. У нас нет письменных образцов речи Крайне-Западных Славян, но мы можем догадываться, что их язык был наречием Польского с местной разницей, обусловленной местными условиями. Обиходный язык любого народа, так называемый обиходный язык, всегда не больше двух-трех тысяч слов. При общности корней язык Крайне-Западных Славян мог отличаться от Западных (Поляков) окончаниями слов или ударениями на том или ином слоге, но в общем он был понятен и тем, и тем, как сейчас понятен чешский язык Поляку, хотя, повторяем, чешский и польский языки стоят гораздо дальше друг от друга, чем языки польский и, скажем, язык Поморян. Вероятно, язык Кашубов является средним между ними, тогда как язык Полабов и Лужицких Сербов ближе к Чешскому. Это, конечно, только наше предположение, ибо мы с языком Крайне-Западных Славян не знакомы в достаточной мере, чтоб на этом настаивать.
Хотя мы не совсем согласны с проф. Л. Нидерле, но в описании Истории Поляков мы будем придерживаться его схемы, как наиболее удачной, с нашей точки зрения, оставляя за собой право высказывать и наш взгляд. Конечно, мы снова повторяем, Польской Истории мы близко не знаем, а если взялись за данную работу, то на основании источников, имеющихся у нас под рукой, и, возможно, что в некоторых случаях делаем ошибочные заключения. Однако, и он согласился бы, если бы мы сказали, что Польский Народ в то время совершенно не был тем, каким он является сегодня, и что племена, его составлявшие, тоже мало похожи на наше представление о племенах сегодня. Однако, два-три десятка тех образований, что сегодня мы называем племенами, вошли в народ, называемый так сегодня, и который мы именуем Польским.
Не забудем все же, что одни и те же племена зачастую появляются и исчезают в Истории, писанной чужими хронистами, под разными именами, иногда выступая под ними по несколько раз. Можно, конечно, считать их разными, но тогда возникает вопрос: куда они делись. Если же взять за основу перемену имен, практиковавшуюся в те времена, то тогда таких вопросов не возникнет. Мы будем тогда наоборот знать, что «Варяг», например, было понятие скорее такое: «воин по найму, пришедший с берегов Балтики». Тогда будет понятно, что он совсем не должен быть «Скандинавом», что он может быть «Поморянином», «Вильцем» или «Ободритом», лишь бы он был «воином по найму» и знал, как ведут войну Норманы, ибо их способ ведения войны был наилучшим, так как они почти безнаказанно грабили берега Европы. Но он может также быть и Норманом, потому что не одни Славяне Балтики воевали по-нормански, но и Норманы. Одни стоили других, и за каждый набег Норманов Поморяне Балтики отплачивали таким же набегом на Норманские земли. В конце концов они не только сравнялись с ними в бесстаршии и военном искусстве, но даже превзошли своих учителей настолько, что Вальдемар Великий, Датский король, должен был предпринять поход против Руяны[43] и разрушить Аркону,[44] главный город Славян, на который они опирались. Так были завоеваны Датчанами Славянские земли Балтики и только после их завоевания и завладения ими Германцами последние стали наступать на Славян Эльбы.
Германцы же так же боялись Датчан, как и Славяне Балтики, но видя, что Датчане ослабели, они захватили принадлежавшие им Славянские земли. После захвата они поняли, что могут также захватить и остальные Славянские земли, что и стали делать систематически повсюду. Тем не менее, это им далось нелегко и уже Польши они завоевать не смогли. Продолжалась эта политика завоевания Славянских земель много столетий подряд и, вероятно, закончилась только в наше время, с неудачей Второй мировой войны.
Таким образом, мы видим, что эволюционируют народы, государства и даже обыкновенные понятия в перспективе Истории. Одно и то же понятие неприложимо к разным эпохам или же в него надо вложить другое содержание, этой или другой эпохе соответствующее. Таково, например, понятие «Русь». Одна и та же группа племен именовалась Антами, Онтами, Вендами, Волынским Союзом, или кратко Волынью, но все эти племена в то же время были Русью. И когда пришли в Новгород западные «наемники», или Варяги, то они стали всех называть Русью, ибо все Славяне были Русью. Выдвинулось новое название народа, а историки нашего времени ищут: откуда пришла Русь? Ищут ее в Рослагене, ищут в Скан[д]ии, в Дании… Ее там никогда не было. Она всегда была там, где жила Восточно-Славянская группа племен, ибо эта группа и была Русью.
Делают они то же и с Варягами, ища «Варяжское племя». Такого племени не было, ибо Варяг — значит «наемный солдат», знающий Норманское военное искусство. Среди этих «Варягов» были и три брата — князья Мекленбургских Славян Рюрик, Синеус и Трувор Годлавовичи или Богумиловичи. Они были столь же «Варяги», как и всякий Поморянин или Вилец, знавший Норманское военное дело («Письма с Севера», Ксаверий Мармье, на франц. яз., Брюссель, 1840 г.).
Другая картина изменения понятия в перспективе времени: слово «изумленный», которое сегодня обозначает человека удивленного. Еще во времена Петра Великого то же слово обозначало «[состояние] человека, потерявшего сознание на дыбе». Следовательно, только такой подход к терминам эпохи, который учитывает эволюцию последних во времени, даст разрешение проблем прошлого. Всякое другое действие только запутает вопрос.
Наконец, Восточное Славянство подвергалось другим воздействиям, нежели Западное, что выработало у него иной характер, не идущий в сравнение с Западно-Славянским. Не нужно забывать, что если Крайне-Западные Славяне-Венды выдерживали давление Норманов, Датчан и Шведов, а с другой стороны — Германцев, то Западные, т. е. Чехи, Словаки и Поляки имели иную борьбу: Чехи и Словаки [имели противниками] Венгров и Германцев, а Поляки — Шведов, Литву, Русь и Запорожцев с Крымскими Татарами.
Одна война, например, систематическое наступление Германизма носила религиозно-национальный характер, тогда как наступление Венгров скорее только национальный, а уже борьба Восточных Славян с кочевниками и католической Польшей — борьба не на жизнь, а на смерть! Кочевники, победив, продавали население в рабство и таким образом вычерпывали его из национального резервуара, подрывая саму силу Славянства. На Западе же оно, покорившись, имело некий «отдых», если можно так выразиться, тогда как на Востоке Славяно-Русы никакого «отдыха» или даже простой передышки не знали.
Набеги сменялись набегами. Наконец Славяно-Русы переходили сами в наступление и разбивали врага.
Мы не хотим этим сказать, что Чехам или Вильцам «было легче» бороться за жизнь, но настаиваем, что борьба Восточных Славян носила иной характер, действуя по-иному на психику народа, а потому и иначе формировала национальный характер последнего. Так, если Рус был Славянин, то он отличается от Чеха или Поляка, а Серб отличается от Руса. Отчаянная борьба заставляла Русов соединяться, и если бы не дележ на княжества, не борьба за Киевский Престол, то после Святослава Киевская Русь могла бы стать единым государством. Тогда как взаимная борьба, интриги Крайне-Западно-Славянских князей надолго скомпрометировали веру племен друг в друга и, вероятно, послужили причиной их окончательной национальной гибели.
Принимать христианство из Германских рук для них было равносильно отказу от своего национального бытия. Между тем, уже для Польши переход в католичество не только не обозначал потери ее этнии, но даже давал ей поддержку в Риме. Русь, перейдя в православие, приобрела самостоятельность, ибо Византия, занятая внутренней и внешней борьбой, не имела времени и силы, чтобы обращать на нее внимание. Если бы не князья, сами ослабившие Русь внутренней борьбой, она, повторяем, имела бы все шансы стать сильной державой.
43
См. прим. к «Рюген» выше.
44
Аркона (Arkona), город и религиозный центр балтийских славян 10–12 вв. на о. Рюген (Германия). Разрушен датчанами в 1169. Остатки святилища Святовита, общественных и жилых построек.» (К&М)