Страница 25 из 49
С Добряном связана и другая легенда «о пастухе Стефане». Автор о ней говорит так: «Бедный пастух по имени Стефан был жертвой злой судьбы. Каждую неделю его стадо уменьшалось: то волк у него резал лучших овец, то ягнята падали от мора. Позже даже пастбища, казалось, потеряли питательную силу. Травы не могли накормить истощенное стадо, а вода в ручье, протекавшем в долине, не могла утолить его жажды. Однажды, когда Стефан, сидя в стороне, с тоской думал о своих несчастьях, он увидел приближающегося к нему человека, которого по виду его плаща и шляпы он мог принять за городского начальника, [члена] магистрата. Тот ему сказал: «Ты меня не знаешь, Стефан, но я тебя знаю издавна, знаю, сколько много ты потерял в течение этих многих лет; мне тебя жалко, и я явился, чтоб указать тебе на средство, которое тебя избавит от несчастий, сыплющихся на тебя. В первый же раз, как пойдешь говеть, возьми частицу, сохрани ее и вложи в твой посох, которым ты погоняешь стадо, веди его на пастбище. Тебе больше не будут страшны ни волки, ни мор!» Поначалу бедный пастух отогнал от себя всякую мысль о подобном кощунстве, так как он был хорошим Христианином. Однако в тот же вечер пали от мора две лучшие его овцы из стада. На другой день третья овца утонула в озере, и четвертая погибла от хищников. В отчаяньи он ухватился за совет сатаны. Он пошел в церковь, утаил частицу Св. Тайн и, вложив ее в палку, погнал стадо, как сказал незнакомец. И что же, его бедная жизнь превращается с этого дня в веселую и богатую. Овцы его поправились, и ягнята выросли все на удивленье людям. Везде, где он касался палкой, все зеленело, ручей наполнился светлой водой, и даже скалы, бесплодные скалы, покрывались травой, а волки, завидя его посох, разбегались. Вскорости пастух из бедного человека становится одним из богатейших людей, и когда другие спрашивают о секрете его успеха, он на них смотрит с пренебрежением. Но жена его знала, в чем заключалась его тайна. Она сказала соседке, а та под влиянием голоса совести рассказала аббату из монастыря, который сейчас же, надев на себя епитрахиль и ризу, пошел в дом бывшего пастуха.
В минуту, когда он входил в дом Стефана, он казался освещенным как ярким солнцем, а посох, в котором была частица, сиял как канделябр, окруженный небесным ореолом. Что до Стефана, то говорят, что он провел остаток своей жизни в посте и молитве и что в последнюю минуту жизни Приор монастыря дал ему прощение и разрешение греха, так как был личным свидетелем его полного раскаяния». Мармье добавляет, что Реформизм истребил эти легенды монастырей и что сейчас там, где «раздавались религиозные напевы у Святой Дамбы, в курзалах и банях раздаются напевы оперных арий».
Эту легенду мы перевели и поместили в эту книгу не потому, что она имеет какое-либо особое значение, а что в ней есть элементы греха, суеверия, раскаянья и Христианского подвига. Из нее же видно, что Германский рационализм вышел из Реформы, которая постаралась уничтожить все, имеющее отношение к чудесному в Христианской жизни.
Шверин еще в 1018 году служил Вендам крепостью, указывает на стр.12 Кс. Мармье, и был известен под именем Зверина, а в Латинских Хрониках того времени обозначался «Суеринум». Таким образом утверждение Шафарика, Нидерле и других славистов, что под именем Шверина надо видеть Зверин оказывается подтвержденным Мармье.
С другой стороны, он указывает на имя этих славян, живших в Зверине, и называет их Вендами. Эта Вендская земля простиралась до Вены, носившей имя Винда — Видень. Это было большое Славянское государство, говорившее на языке, близком Польскому и Чешскому.
В продолжении целого века Зверин был лишен значения столицы, видимо, завоеванный Германцами, и когда население было достаточно германизировано, ему вернули его значение. Альтштадт остался таким же, как был в старые времена с кривыми улочками, узкими домами и замком, находящимся на острове, «темным, как старая военная песня», как говорит Мармье, и рядом с ним высится Нейштадт.
Из этого видно, что в старые времена при постройках новых городов исходили из городов старых. Это является еще одним косвенным подтверждением, что и наш Новгород построен переселенцами из какого-то Старого Града. Откуда они могли взяться, если не из пределов теснимого Германцами Вендского Государства? Правда, могло быть и так, что Новгород был построен на месте Старого Града, сгоревшего от пожара или разрушенного войной, но тут нам доподлинно известно, что Новгородский край изобилует камнем и что Новгород был построен из камня, а не из дерева.
Дальше Кс. Мармье говорит о Германском периоде Зверина, который нас интересует меньше.
Между прочим, он упоминает о древностях края, которые и для нас представляют интерес, так как в них скрывается и прошлое Славянской земли. То, что Славяне были германизированы, является с их стороны жертвой, благодаря которой смогли уцелеть и мы сами. Если бы Германцы, занимая Славянские земли, не встречали ожесточенного сопротивления, они бы прошли значительно дальше на восток, и, может быть, если бы не все Русские были бы онемечены, то Польши, вероятно, давно не существовало бы на свете.
Славянские земли забирались таким образом: сначала в их свободных углах появлялись отдельные колонии, затем между ними возникали другие, а потом, когда Германское население было достаточным, являлся Германский же князь, истреблял Славянскую Княжескую Семью, и край становился Германским. Столица назначалась на новом месте, а затем, когда Германизация была законченной, ее переводили для удобства, меняя Славянское название на Германизированное, в прежний город. Так из Зверина стал Шверин, а из Ясны — Иена.
Распространение Христианства дало новый повод для порабощения Славянских земель. Римские Папы смотрели на насаждение добродетелей огнем и мечом очень благосклонно и, вероятно, помогали, посылая своих Проповедников-Просветителей. Славяне в этой борьбе погибли, потеряв свою этнию, но мы, Русские, уцелели благодаря их самоотверженной борьбе. У нас тоже, правда, было немало врагов, но все эти враги не были такими сильными и методическими, как Германцы Х века. Под их тяжелой дланью исчезли все Западные Славяне, и если их сохранилось немного в Полабьи, Лужице и Мекленбурге, то и в этом случае они уже почти не Славяне, а Германцы, говорящие на Славянском наречии.
Мармье, не забудем, видел эти земли век тому назад и еще видел остатки крепостей, могилы Славянских Князей, разные здания, от которых теперь больше ничего не осталось. Он, правда, как Француз, говорит без особого интереса и без Славянского подхода к вопросу, но все-таки его свидетельство для нас очень важно. Во-первых, автор говорит о красоте полей, и особенно на берегу моря. «Кроме этого, воспоминания прошлого, традиционные монументы придают (этим местам) новый интерес. Здесь и там видны развалины крепости, защищавшей край от нашествия Саксов. Дальше, в долине, встречаются могилы Гуннов в виде пагод из гранита, как сказал один писатель, могший сравнить их устройство[130] с таким же у религиозных зданий Индии. Возле них находятся «круглые могилы» («кегел-гребер»), которые хоть и являются позднейшими, но дохристианскими, и среди этих языческих руин видны руины разных религиозных католических сооружений Средневековья. Все три эпохи находятся в нескольких футах под поверхностью земли, вместе с их характерными особенностями, что позволяет их отличать одну от другой. Возле Пришендорфа находится Гуннская Могила, имеющая 30 футов длины и 15 ширины. Она окружена 15 глыбами гранита. В этой ограде на глубине четырех метров найдены были погребальные урны (разбитые), ножи и топоры из камня, какие имеются в большом количестве в Копенгагенском музее, а также украшения из янтаря. Возле Людвигслюста найдены были в одной могиле («кегелграб») браслеты и бронзовая броня. Другие раскопки были предприняты и везде могилы, закрытые в течение веков, раскрываются как книги, давая новые страницы для антиквара и ученого. Совсем недавно Великий Герцог отдал приказ, охраняющий могилы от ненужного повреждения. До сих пор кузнецы перековывали найденные мечи на плуги, и пастухи играли черепами Гуннов, которые в свое время наводили ужас на всю Вселенную».
130
Исправлено, было «структуру».