Страница 25 из 46
Он шагнул вперед, ощущая спиной полные ненависти взгляды стоявших в строю.
«Простите, ребята! — мысленно произнес Александр. — Я не предатель, я — в бой!»
27 июня 1944 года.
Львов. Гостиница у Стрыйского парка.
В это трудно было поверить: кровать, застеленная белоснежной простыней, лампа под абажуром, на столе скатерть и графин с водой, мягкие стулья, коврик, картина на стене, цветные шторы на окнах.
После фронтовых окопов и лагерных бараков казалось, что ничего подобного на свете уже не существует.
Александр преодолел оцепенение. Надо взять себя в руки, приготовиться к любым неожиданностям. Не случайно же его привезли из концлагеря в гостиничный номер да еще поселили отдельно, приставив к двери часового.
Бежать из гостиницы невозможно, она охраняется, словно важный военный объект. Даже если попытаться, далеко; без оружия и документов не уйдешь — первый же патруль схватит.
Остается усыплять бдительность врага и терпеливо ждать удобного момента.
Вскоре дверь открылась, вошел гитлеровский офицер, расположился за столом и на сносном русском языке начал задавать вопросы, интересуясь мельчайшими деталями биографии. Опрос длился около трех часов. Потом явился другой офицер, тоже владевший русским языком, и стал задавать аналогичные вопросы.
На следующее утро все повторилось: несколько офицеров, сменяя друг друга, допрашивали почти без перерывов, по многу раз возвращались к одним и тем же вопросам.
Малов понял: идет серьезная проверка. Тут пахнет не шоферскими курсами…
2 июля 1944 года.
Городок Бжоза (Польша).
Грузовик въехал в ворота и остановился за высоким глухим забором. Вслед за автоматчиками, конвоировавшими группу из восьми военнопленных, Малов спрыгнул па землю, внимательно осмотрелся.
Плац, небольшие казарменного типа здания, по углам забора — сторожевые вышки с прожекторами и пулеметами.
Вот как выглядит змеиное логово…
Накануне вечером, на последнем допросе, гитлеровский офицер в полевом мундире с майорскими знаками различия сказал Малову «по секрету», что его, «как благоразумного молодого человека», германское командование направляет в разведшколу, по окончании которой забросит в тыл Красной Армии со спецзаданием.
Значит, здесь из предателей готовят шпионов и диверсантов.
«В веселенькую ситуацию угодил», — думал Александр, оценивая сложившееся положение.
Как в запорожской степи, отступать было и некуда, и нельзя.
Он опять почувствовал себя в бою, в настоящей схватке с врагом.
Внедрившись в разведшколу, можно собрать важные сведения о гитлеровской агентуре, предназначенной для использования в тылу Красной Армии, методах ее работы, планах и задачах, чтобы сообщить советскому командованию. Он — разведчик в стане фашистов.
Для сестер, земляков, однополчан он — погибший или пропавший без вести, а по бумагам гитлеровцев отныне — изменник, согласившийся на службу. Никто — ни по ту сторону фронта, у своих, ни здесь — не знает, что он не предавал Отечество, а только надел маску. Единожды приняв присягу, он был и остается ей верен.
Смертельная опасность — на каждом шагу. Что ж, из концлагеря он вырвался не для того, чтобы умереть с клеймом Иуды.
Придется нелегко. Надо мобилизовать всю выдержку и осторожность, чтобы сыграть роль послушного предателя, ведь при малейшем подозрении гитлеровцы его расстреляют…
Прибывших разместили в специальной казарме, где продолжилась проверка кандидатов в шпионы. Ежедневно являлся учтивый господни неопределенного возраста, назвавшийся Семеном Семеновичем, доверительно беседовал с каждым, щедро угощая шнапсом и спиртом.
Перед очередной выпивкой в казарму поселили подростка лет пятнадцати-шостнадцати, именовавшего себя Чапаем и напропалую поносившего фашистов. Это насторожило Александра. Когда Семен Семенович умело подпоил курсантов и вышел, подросток возобновил опасные разговоры. Малов старательно изображал пьяного, горланил песни и внимательно прислушивался к происходящему.
Один из курсантов, к которому Чапай подсел с разговорами, видимо, вынашивал мысль любой ценой вернуться домой, поверил подростку и бросил несколько фраз, мол, «он еще посчитается с фрицами», «только бы попасть к нашим».
Утром этого курсанта арестовали и расстреляли перед строем. Остальных по нескольку раз вызывали на допросы, требовали подробности вечерних событий.
Малов твердил, что был пьян и ничего не помнит.
Проверки продолжались. Один неверный шаг мог стоить жизни.
26 августа 1944 года.
Район станции Штальгальм (Польша).
Учеба, похоже, подходила к концу.
После мощного наступления советских войск, выбросивших гитлеровцев с территории Украины и вступивших на польскую землю, разведшколу из приграничного района перевели сюда, подальше от линии фронта, а курсантам дали программу повышенной интенсивности.
Обучали методам добывания разведывательных данных, топографии, способам перехода линии фронта, ухода от слежки и преследования, стрельбе, применению холодного оружия. Много внимания уделялось вопросам поведения в советском тылу, организационной структуре Красной Армии. А на ежедневных политчасах вбивали в голову, что Германия сильна и непобедима, что скоро в вермахт поступит новое «сокрушительное оружие возмездия», и Советский Союз непременно будет «поставлен на колени».
Малов учился прилежно, заслуживая одобрение ипструкторов и гитлеровских офицеров. Одновременно собирал сведения, которые могли пригодиться советской контрразведке.
Он запоминал приметы курсантов, выискпвал данные об инструкторах и сотрудниках школы, накапливал разнообразную информацию, установил номер полевой почты, под которым разведшкола значилась в документах противника. Он ждал того часа, когда гитлеровцы ему окончательно доверят и отправят в тыл Красной Армии.
2 сентября 1944 года.
Малова вызвали к старшему из инструкторов Архипову.
Когда он прибыл, в комнате уже находился курсант по кличке «Казачук». В школе запрещалось называть подлинные фамилии обучавшихся и сотрудников. Каждый имел кличку.
Торжественно объявив обоим, что учеба закончена, инструктор сказал:
— Германское командование доверяет вам особо важное задание.
Александр едва сдержал нахлынувшие чувства. Наконец-то приближается минута, ради которой он надел личину Иуды и пробрался во вражеское логово.
Задание сводилось к тому, чтобы, высадившись под городом Сандомиром, пройти по специальному маршруту, установить районы сосредоточения советских войск, вооружение и оснащение частей, планы командования соединений Красной Армии и в условленном месте через линию фронта вернуться в расположение гитлеровцев.
Инструктаж продолжался несколько часов. После контрольного опроса Архипов покровительственно похлопал Малова по плечу:
— Из тебя получится хороший разведчик!
8 сентября 1944 года.
Краков.
В загородном особняке, куда Малова и Казачука привез обер-ефрейтор Рудик — двухметровый громила, виртуозно владевший любым оружием, — охрану несли неразговорчивые штатские с военной выправкой, а стол ломился от яств и спиртного.
Второй день напролет странный банкет с обильными возлияниями почти не прекращался. Являлись фашистские офицеры, какие-то гражданские лица, произносили двусмысленные тосты, скользкие шутки, задавали множество вопросов и, якобы в порыве откровенности, рассказывали анекдоты о возможном военном поражении Германии.
Малов держался настороже, но вида не подавал, что раскусил затеянную провокацию. После очередного «острого» анекдота поднялся из-за стола и твердым голосом заявил:
— Требую прекратить! Учтите, господа, я не желаю больше слушать глупые высказывания, оскорбляющие великий рейх и его доблестную армию!