Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 82 из 88

— Господь с тобой, Стивен, я же с детства видел кровь и раны.

Кровь-то он видел, но не такую: не эту липкую, вязкую жидкость, сочащуюся из под скальпеля или зонда. И никогда не слышал как скребет металл по живой кости, причем всего в нескольких дюймах от его уха: чтобы не заслонять Стивену зеркало ему пришлось нагнуться.

— Вам нужно поднять ребро, Макалистер, — приказал Стивен. — Крепко держите его квадратным ретрактором. Выше, еще выше. Рассеките хрящ.

Звяканье инструментов, указания, то и дело быстрая работа тампоном. И еще, уж чего Джек совсем не ожидал, ощущение грубой физической силы. И так без конца.

— Джек, теперь с силой дави вниз. Отлично, вот так. Дайте щипцы. Макалистер, тампон. Джек, дави.

Где-то глубоко в колышущейся глубине Джек на мгновение уловил отблеск свинца. Потом краем глаза он заметил инструмент с длинными лапками, погружающийся все глубже и глубже, и закрыл глаза. Стивен вдохнул и затаил дыхание, выгнувшись вверх. В тишине Джек слышал, как рядом с его ухом тикают часы Макалистера. Послышался хрип и голос Стивена произнес:

— Вот она. Сильно расплющена. Пуля цела, Макалистер?

— Цела, сэр. Слава Богу, совершенно цела. Ни кусочка не откололось. Ну и ну, чистая работа!

— Отпускай потихоньку, Джек. Поосторожнее с ретрактором, Макалистер. Еще пара тампонов и можно зашивать. Стой: помогите капитану, пока я убираю кровь. Нашатырь… Опустите ему голову.

Макалистер усадил его в кресло; Джек почувствовал, как голову его прижали к коленям, а в ноздри ударил резкий аромат нашатыря. Он поднял голову и посмотрел на Стивена. Лицо последнего стало совсем серым, блестя от пота; в его выражении не сохранилось почти ничего человеческого, но на нем можно было прочесть нечто вроде мрачного триумфа. Взгляд Джека опустился к груди Стивена, располосованной от края до края. Глубокая рана, очень глубокая… и белые обнаженные кости… Затем Макалистер закрыл рану, приступив к работе. В его деловитой спине читалось облегчение и причастность к триумфу. Сосредоточенная деятельность, отрывистые технические ремарки, и вот Стивен, с перехваченной белой повязкой грудью, обмытый, успокоившийся, откидывается назад, полуприкрыв глаза.

— Вы заметили время, Макалистер, — спросил он.

— Всего двадцать три минуты.

— Медленно… — голос Стивена замер, но через секунду ожил. — Джек, ты же опоздаешь на обед.

Джек стал было протестовать, намереваясь остаться, но Макалистер прижал палец к губам и на цыпочках двинулся вместе с ним к двери. Большая часть команды толпилась у выхода. О дисциплине, похоже, и думать забыли.

— Пуля извлечена, — объявил он. — Пуллингс, позаботьтесь, чтобы за грот-мачтой не было никакого шума. Вообще никакого. — И удалился в спальную каюту.

— Вы так бледны, сэр, — встретил его Бонден. — Может глоточек чего-нибудь?

— Вам надо переодеть мундир, ваша честь, — заявил Киллик. — Да и бриджи тоже.

— Бог мой, Бонден! — воскликнул Джек. — Он медленно раскрыл сам себя, собственными руками, прямо до самого сердца. Я видел, как оно бьется.

— А, сэр, вот ваше лекарство, — сказал Бонден, подавая ему стакан. — Разве вы этим удивите кого-нибудь из бывших с «Софи»? Это же ученая голова: помните канонира, сэр? Не стоит пропускать из-за этого обед. С ним все будет в лучшем виде, как пить дать, сэр.

Обед оказался великолепным, ели на золоте. Сам того не подозревая, Джек проглотил фунта два чего-то мясного, плавающего в каком-то огнедышащем соусе. Соседи были любезны, но после того, как общие темы исчерпались, от него отстали, и вперед все двинулись уже каждый своим параллельным курсом и каждый со своим вином. В относительной тишине до Джека доносился разговор сидевших напротив него двоих штатских. Один был пожилой глуховатый судья в зеленых очках и с неприятным голосом, другой — дородный член Совета. К концу обеда оба изрядно набрались. Предметом беседы был Каннинг: его непопулярность, его резкие, независимые действия.

— Судя по всему, что я слышал, — произнес судья, — вы, джентльмены, намерены поднести выжившему пару инкрустированных золотом пистолетов, а может даже серебряный сервиз.

— Не стану говорить за себя, — отозвался член Совета, — поскольку полем моей деятельности является Мадрас, но не сомневаюсь, что здесь найдется немало людей, который не станут проливать слезы, идя за погребальными дрожками.

— А что до женщины? Правда, что они собираются выслать ее как нежелательную персону? Я бы предпочел доброе старое средство: привязать к телеге и обработать хлыстом. Сколько уже лет минуло с той поры, как я в последний раз вкушал это удовольствие, сэр. А у вас руки не чешутся по хлысту? Для нежелательных персон это единственное средство вразумления.





— Жена Буллера хотела посмотреть, как она переносит свое падение, но ее не приняли.

— Повержена, естественно. Раздавлена совершенно. Но расскажите мне об этом отчаянном ирландском костоправе. Эта женщина была его…

За спинами беседующих возник адъютант и что-то зашептал.

— Что? Как? — вскричал судья. — Ах, я-то не знал.

Он спустил с носа очки и уставился на Джека, который обратился к нему:

— Вы говорили о моем друге докторе Мэтьюрине, сэр. Не сомневаюсь, что та дама, которую вы имели в виду, не имеет ничего общего с леди, почтившей Мэтьюрина и меня своим знакомством.

«Нет-нет! — бросились они заверять, — им и в голову бы не пришло оскорбить джентльмена… будут рады принести извинения за любое неосторожное выражение… никогда бы не помыслили с неуважением говорить о леди, знакомой капитану Обри… будут счастливы выпить с ним по стаканчику…»

— Почему бы и нет, — отозвался Джек, но судьи уже и след простыл.

На следующее утро Джек встретил Диану на квартердеке «Сюрприза» с меньшей суровостью, чем та ожидала. Он сказал ей, что Мэтьюрин в данный момент спит, но если она согласится посидеть внизу с мистером Макалистером, тот просветит ее на предмет состояния пациента, а когда Стивен проснется, Макалистер проводит ее к нему. Он послал в каюту все, что мог предложить «Сюрприз» по части угощений, и когда она, после долгого бесплодного ожидания, вышла на палубу, сказал:

— Надеюсь, в следующий раз вам повезет больше. Но правда же, сон для него — величайшее благословение, это первое, что ему сейчас нужно.

— Завтра я не смогу прийти — так много дел. Что если в четверг?

— Разумеется. И еще: если кто-то из моих офицеров может быть вам полезен, я буду счастлив. Пуллингса и Баббингтона вы уже знаете. Может, выделить вам Бондена в качестве эскорта? Эти верфи не самое подходящее место для леди.

— Как мило. Я бы предпочла протекцию мистера Баббингтона.

— Господи, Брейтуэйт, — заявил «пятничный» — чисто выбритый, в сияющей золотым шитьем шляпе — Баббингтон. — Я обожаю эту миссис Вильерс!

Брейтуэйт вздохнул и покачал головой.

— По сравнению с ней все остальные выглядят как шлюхи с Портсмут-пойнта.

— Я никогда больше не посмотрю на другую женщину, ей-богу. Вот она! Я вижу ее экипаж посреди дхоу.

Он помчался вперед, под ручку перевел через переходный мостик на квартердек.

— Доброго вам дня, мадам — встретил ее Джек. — Ему намного лучше, рад доложить, что он съел яйцо. Но горячка еще сохраняется, и очень прошу вас не беспокоить его и не перечить ему ни коим образом. Макалистер говорит, что очень важно ни коим образом ему не перечить.

— Дорогой Мэтьюрин, — сказала она, — как рада я видеть тебя сидящим. Вот несколько манго: они как раз то что нужно при лихорадке. Но ты уверен, что чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы принимать визитеров? Обри, Пуллингс и мистер Макалистер, даже Бонден — они так напугали меня, говоря, что тебя нельзя утомлять или беспокоить, а это, насколько я понимаю, происходит почти одновременно.

— Я силен как бык, моя дорогая, — ответил он. — А при виде тебя поправился окончательно.

— Как бы то ни было, я постараюсь не беспокоить тебя и не перечить ни в коем случае. Сначала позволь поблагодарить тебя за ту милую записку. Она очень добра, и я следовала твоим указаниям.