Страница 76 из 88
— Убрать фок. Наполнить фор-марсель, — заорал Джек во всю силу своих легких. Потом повернулся к трубе. — Два румба влево.
Нужно любой ценой удержаться у носа «Маренго», продолжая молотить его ядрами — бак линейного корабля превратился в руины, но ни одна жизненно-важная деталь рангоута не пострадала. «Сюрприз» дернулся, начиная неуклюжий поворот, и в поле зрения показался борт двухпалубника. На нем вопреки волнению открыли нижние порты и выдвинули мощные тридцатишестифунтовики. Одно движение руля француза позволит ввести их в дело, и на «Сюрприз» с дистанции пистолетного выстрела обрушится сокрушительный залп. Потом они могут снова задраивать порты, потому что фрегат будет уже потоплен.
Этередж, вооруженный четырьмя мушкетами, которые заряжала прислуга, прицельно бил по фор-марсу «Маренго», снимая любого, кто посмеет высунуться. В полумиле за кормой британский авангард открыл огонь по «Бель-Пуль» и «Семийянту», последние пять минут продолжавшим сближение. Повсюду дым, грохот залпов заглушает рев ветра.
— Левее, левее, лево на борт! — проорал Джек в трубу. Потом выпрямился. — Поднять грот!
Где же твоя скорость, бедный дорогой «Сюрприз»? Он еще держался впереди «Маренго», но для этого ему пришлось настолько увалиться под ветер, что бортовые орудия не могли вести огонь, и фрегат повернулся к носу «Маренго» кормой. Огонь ослабел, потом замер, и моряки уставились на «Маренго»: поворот его штурвала на две спицы позволит французу дать залп всем бортом, который уже ощетинился двойным рядом выдвинутых из портов орудий. Почему он не поворачивает? Почему сигналит? Мощный рев орудий справа по борту объяснил почему. «Ройял-Джордж» и два следующих за ним судна оставили линию баталии — священную линию! — и устремились на «Маренго» с одной стороны, в то время как авангард приближался к нему с веста, грозя взять в два огня — единственный маневр, способный испугать Линуа.
«Маренго» привелся немного, и его поворот позволил снова ввести в действие орудия фрегата. Они разразились сполохами, и почти тут же им ответили разрозненные выстрелы пушек верхней батареи француза. Дистанция была такой малой, что ядра прошли высоко над палубой фрегата, на которую посыпались горящие пыжи. С расстояния плевка можно было различить даже лица, выглядывающие из портов противника. На мгновение оба корабля оказались друг напротив друга. Сквозь пробоину в фальшборте квартердека «Маренго» Джек разглядел сидящего в кресле адмирала: выражение лица у него было хмурое, он указывал на что-то наверху. Джеку часто приходилось сидеть с ним за одним столом, и он сразу узнал характерный наклон головы Линуа. Теперь поворот «Маренго» увеличил расстояние. Еще залп карронад с юта линейного корабля, и он завершает разворот, подставляя корму продольному огню уцелевших орудий фрегата — у последнего еще две пушки были сбиты со станков, а одна взорвалась. Огонь разворотил кормовую галерею француза. Новый залп вслед набирающему скорость неприятелю, и торжествующий вопль: бегин-рей «Маренго» полетел вниз, за ним последовали крюйс— и брам-стеньги. Потом линейный корабль оказался вне дистанции выстрела, и как «Сюрприз» не стремился, у него не было возможности ни совершить поворот, ни развить достаточную скорость чтобы продолжить бой. Неприятельская линия повернула «все вдруг»; французы привелись к ветру, проскочили между сближающимися линиями «индийцев» и легли на прежний курс.
— Мистер Ли, — воскликнул Джек. — Сигнал «всеобщая погоня».
Погони не получилось. «Индийцы» рванулись вперед, поднимая все что можно, рискуя потерять трюмсели, но французы только пятками сверкали, а когда Линуа повернул к осту, Джек отозвал своих.
«Лашингтон» подошел к ним первым, и капитан Маффит поднялся на борт фрегата. Его появившееся над планширом раскрасневшееся лицо сияло триумфом словно восходящее солнце, но это выражение сменилось крайним изумлением едва коммодор вступил на залитую кровью палубу.
— Боже мой! — вскричал он, озирая царящую вокруг разруху: семь орудий сбиты, четыре порта слились в один, шлюпки на рострах превращены в щепы, кругом обломки рангоута, через шпигаты сливается откачиваемая из трюма вода, обрывки снастей, шкафут засыпан слоем щепок высотой до колена, в фальшборте зияют пробоины, фок— и грот-мачты срезаны почти на одинаковой высоте, в бортах накрепко засели двадцатичетырехфунтовые ядра.
— Господи, как вам досталось! Поздравляю вас с победой, — сказал Маффит, обеими руками стискивая ладонь Джека. — Но как же вам досталось! Боюсь, у вас ужасные потери?
Джек едва стоял от усталости, нога, распухшая внутри башмака, жутко болела.
— Спасибо, капитан, — ответил он. — Они задали нам хорошую трепку, и если бы не «Джордж», так благородно поспешивший нам на выручку, мы, видно, пошли бы ко дну. Но потери весьма невелики: мистер Хэрроуби, увы, и еще двое убитых, и множество раненых. Но для такого жаркого дела список потерь не такой уж большой. Да и в долгу мы не остались. Да уж, рассчитались с ними сполна, ей-богу.
— С вашего позволения, сэр, в трюме восемь футов и три дюйма воды, — объявил плотник. — И она прибывает.
— Могу я чем-нибудь помочь, сэр? — вскричал Маффит. — Плотники, боцманы, люди на помпы?
— Был бы очень признателен, если бы мне вернули моих офицеров и матросов, и буду рад всем, кого вы сможете мне выделить. Фрегат не продержится и часа.
— Сей же миг, сэр, сей же миг, — воскликнул Маффит, бросаясь к борту, уже не слишком возвышающемуся над водой. — Господи, что за разрушения, — промолвил он, окидывая «Сюрприз» последним взором.
— Ага, — промолвил Джек. — Хотелось бы мне знать, смогу ли я где-нибудь отремонтироваться по эту сторону от Бомбея? На корабле ни единого запасного рангоутного дерева не осталось. Утешает только то, что у Линуа дела еще хуже.
— А, что до мачт, реев, шлюпок, снастей и припасов — Компания все обеспечит — да они в Калькутте на руках носить будут, сэр — не поскупятся, смею вас уверить. Ваш выдающийся бой безусловно спас флот, уж я им об этом доложу. Рей к рею с семидесячетырехпушечным кораблем! Может быть, взять вас на буксир?
Нога заныла от чудовищного приступа боли.
— Нет, сэр, — резко ответил Джек. — Я, с вашего позволения, буду эскортировать вас до Калькутты, поскольку считаю, что будет неразумно оставлять вас одних, пока Линуа в море, но буксировать себя не позволю, пока у меня цела хотя бы одна мачта!
Глава десятая
Компания и впрямь готова была носить его на руках: фейерверки, грандиозные банкеты, из корабельных трюмов извлечены самые лучшие припасы; команду обихаживали так, что пока «Сюрприз» ремонтировался, ни один матрос не ложился спать трезвым или в одиночестве — и так от того момента, когда был брошен якорь, до часа, когда они — теперь уже распустившаяся, хмельная, отупевшая шайка — выбрали его. Эта благодарность выражалась в виде изобилия еды, пирушках невероятной роскоши на восточный манер, и в неисчислимых, буквально бесконечных речах, составленных все без исключения в самом высокопарном стиле. Она же привела Джека в непосредственный контакт с Ричардом Каннингом. На первом же официальном обеде он обнаружил Каннинга сидящим по правую руку от него — Каннинга, исполненного самого глубочайшего уважения и ревностно стремящегося возобновить знакомство. Джек был изумлен: с момента выхода из Бомбея про Каннинга он вспоминал всего пару раз, а уж после схватки с Линуа и вовсе о нем не думал. Ему хватало забот, пока он пытался довести свой бедный израненный «Сюрприз» до гавани, даже с учетом благоприятного ветра и готовности любого «индийца» прийти ему на помощь по первому зову; а со Стивеном, по горло занятым в переполненном лазарете, и проведшим ряд сложнейших операций — включая голову бедолаги Боувза — они едва перекинулись дюжиной не относящихся к службе слов, так что ни Диана, ни Каннинг ни разу не всплыли в его мыслях.
Но вот он сидит у него под боком: дружелюбный, открытый и явно не имеющий представления, что нечто может быть не так. Он поднимает в его честь бокал и предлагает выпить за его здоровье в форме прекрасно составленного, умного и воистину прочувствованного тоста, тоста в котором нашел место деликатный, завуалированный намек на Софи, прозвучавший вместе с пожеланием капитану Обри бесконечного и безоблачного счастья. После первоначального замешательства и стеснения Джек просто не счел возможным питать к нему неприязнь, да и не пытался даже, тем более что отношения между Каннингом и Стивеном казались вполне мирными. Помимо прочего, любое проявление холодности, дистанцированности, было бы воспринято обществом как знак неблагодарности и невоспитанности, чего Джек никак не мог допустить, будь даже нанесенная ему обида не столь давней и мелкой. Ему даже пришло в голову, что Каннинг вовсе понятия не имеет, что оставил Джека с носом в ту давнюю пору — о, как давно это было — в другой жизни.