Страница 5 из 11
Люстра под потолком медленно гасла.
(Происходящее на сцене лишь косвенно связано с нашим повествованием. Выбор текста "Вишневого сада" поэтому ничем не ограничен. Он может быть любым.)
На сцене была гостиная, там горела люстра, играл оркестр где-то невдалеке, и уже начались разговоры действующих лиц.
Зрители постепенно втягивались в развитие сюжета, который остановился двадцать минут назад и был прерван танцами, но это перемещение во времени нисколько не мешало им снова войти в мир героев пьесы.
Виктор занял место Лены, а она примостилась между ним и подругой на уступе между двумя креслами, который выдвигал ее несколько вперед. Эта подробность важна тем, что Виктор, не поворачивая головы, мог постоянно видеть Лену перед собой и не стараться особенно наблюдать за происходящим на сцене.
Впрочем, он и не старался.
До него лишь доносились реплики, обрывки фраз, к ним он тоже особенно не прислушивался.
Он ничего не ждал от этой встречи, но ему было интересно, как всё пойдет дальше. Во всяком случае, никто с ним подобным образом никогда не разговаривал, и уже в этом был свой интерес. Интерес был и в том, что девушка была красива, а он, по его твердому убеждению, имел вполне обыкновенную внешность. Правда, он был рослым, а профессия, которой он занимался, сделала его физически крепким человеком, но в пределах самых общепринятых.
Он смотрел на девушку, думая примерно об этом. Потом Виктор заметил двумя рядами дальше еще одну девушку, тоже красивую, как ему показалось, и некоторое время смотрел на нее, не сравнивая, бесцельно.
А Лена тщетно пыталась смотреть и слушать пьесу. На сцене велись такие разговоры:
— Потерял деньги! Где деньги? Вот они, за подкладкой... Даже в пот ударило!..
— ...Дуняша, предложите музыкантам чаю!..
— Торги не состоялись, по всей вероятности.
— ...Вот вам колода карт. Задумайте какую-нибудь одну карту.
— Задумал.
— ...Теперь поищите. Она у вас в боковом кармане...
— Восьмерка пик, совершенно верно!..
— ...Какая карта сверху?..
— ...Туз червовый!
— ...Браво!
— ...А Леонида всё нет...
— ...Ярославская бабушка прислала нам пятнадцать тысяч, чтобы купить имение на ее имя...
Лена обернулась. Виктор смотрел прямо на нее.
— Ничего не понимаю, — сказала она. — Все слова мимо летят. Какие-то долги. Ярославская бабушка.
— Пошли отсюда. — Виктор взял ее за руку и пошел вдоль бесконечного ряда.
— Лена, ты куда? — вздрогнула подруга, давно предвидевшая такой оборот событий. — Номерок у меня!
Лена и не обернулась. Согнувшись чуть, как это делают, выходя из кинозала во время сеанса, как бы боясь войти в луч прожектора, они прошли весь ряд, стараясь по возможности не тревожить его, но, как это всегда бывает, ряд пришел в волнообразное движение, затухающее там, где их уже не было, и немедленно возникающее снова.
Мимо контролера — и в дверь.
А позади — смех и аплодисменты, и Лена в последний раз, уже в дверях, обернулась, чтобы посмотреть, в чем там дело, что происходит, почему смеются, а посмотрев ничего уже не поняла и пошла прочь.
Они вышли из аплодирующего зрительного зала в примыкающий к нему зал.
Здесь в полутьме бродили не занятые работой музыканты и те немногие зрители, которые променяли окончание "Вишневого сада" на эту полутьму, расположившись с удобством за буфетными столиками, вполголоса разговаривая о чем-то совершенно постороннем происходящему там, за дверями, на сцене.
Оглядевшись, Виктор повел Лену не к столикам, а в дальний угол зала, где начиналась лестница, идущая наверх, а куда она вела — он и сам не знал, но пошел к ней уверенно и увлек за собой Лену.
Она, не задумываясь, следовала за ним. Он даже за руку ее не вел: сама шла послушно.
А лестница упиралась в тупик, в чердак, может быть, в его запертую железную дверь.
Еще не зная, чем всё это может кончиться, действуя не по определенному плану, а подчиняясь целиком внезапности ситуации, Виктор повел Лену наверх, не говоря ни слова, но уже крепко держа ее за руку.
Она следовала за ним.
Но лестница кончилась. Оставаясь теперь вдвоем на площадке, освещенной едва-едва, они обнялись с поспешностью и простотой, которая исключала слова и объяснения.
Но, поцеловавшись, они должны были все-таки сказать какие-то слова, необходимые в таких случаях, или же что угодно, но он не знал, что именно ей говорить, и молчал, полагая, что решительность действий может заменить любой диалог.
Виктор снова поцеловал ее, думая, что она сейчас что-нибудь скажет, но она ничего не говорила, а лишь смотрела на него ясно и прямо.
— Ну что? — сказал он, лишь бы что-нибудь сказать. — Бежим?
— Куда? — спросила Лена.
— Куда прикажешь, в любом направлении.
— Я бы с тобой куда угодно поехала. Хотя уезжать мне отсюда совсем ни к чему.
— А что тебя держит? — он спрашивал просто так, не слушая, что она ответит.
— А ты действительно мог бы со мной уехать? — спросила она.
— А почему нет? — Он обнял ее. — Я свободный человек. Одинокий молодой специалист.
— А какая у тебя специальность? — Она спрашивала совершенно серьезно.
— Инженер.
— Значит, ты учился. А я даже школу не кончила. У меня восемь классов.
— Мало, — сказал он, целуя ее.
— Я рано пошла работать. Маляром работала на строительстве, штукатуром. Потом замуж вышла. Он неплохой был человек, я не жалуюсь. Всё ему прощала.
— Значит, любила, — сказал он не задумываясь.
— Верно, — согласилась она, — любила. Пил — прощала. Бывало, что и домой не приходил, — прощала.
— Ну и жизнь. — Виктор обнял ее. — А он что, умер?
— Почему?
— А ты о нем всё в прошедшем времени: "пил", "домой не приходил".
— Да нет, он живой. Скучный он человек. И неглупый, а скучный.
— Вот все вы так. — Он обнял ее. — Скучный. А что в тебе веселого? Один нос, — он пальцем прикоснулся к ее вздернутому слегка носу. — Нос веселый, глаза невеселые — старая история. У Гоголя какой нос был? А грустил. А зачем ты всё это рассказываешь?
— Не знаю. Захотелось тебе рассказать.
— Почувствовала ко мне расположение?
— Считай, что так.
— Я тоже. Я бы тебе сам что-нибудь рассказал, но ничего интересного в голову не приходит.
— Ты поверишь, я всё могу, я очень самостоятельная, и мы так трудно с мамой жили — нас пять дочерей было, — что мне ничего не страшно. А вот жить пустой жизнью страшно. Спать, есть, пить, деньги зарабатывать на то, чтобы есть, спать, пить, и больше ничего.
— Я тоже так считаю. — Виктор поцеловал ее. — Главное — это искать что-то светлое, правильное. А то потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы. — Виктор подумал немного и добавил: — Никогда не нужно бояться начать свою жизнь заново.
— Верно. — Она улыбнулась. — Встретить надежного человека, товарища. И жить чисто, умно, долго.
— Да, — согласился Виктор. Прислушиваясь к тому, что внизу в зале уже начался перерыв, уже зажгли свет и доносились голоса, он заговорил торопливо, излагая главное: — Бывает же так: встретятся два человека, вчера еще чужие, незнакомые, а сегодня они уже близкие люди, а завтра — родные. В принципе все люди — родственники. А жизнь состоит из поступков, которые мы совершаем или не совершаем, а потом жалеем об этом, но уже поздно. Встретил человека — он тебе понравился. Догони, останови. Может быть, это судьба.
— Верно, всё верно! — Лена говорила горячо. — Всё, что ты говоришь, я сама об этом думала. Я понимаю, что жизнь сложная, но люди и сами ее усложняют. Я вот, я тоже — усложняла, усложняла. А вот встретила тебя: ты какие-то говоришь слова простые, умные. Ты и вправду хороший человек? Чего ж мне тебя терять? Я где-то читала, в какой-то книжке или в журнале: человек должен быть свободен в выборе своего счастья.
— Но не опрометчив, — сказал Виктор.
— Вот я к тебе приду — ты меня действительно заберешь? Ты не сболтнул сгоряча? — продолжала Лена. — Хотя ты же трезвый, глаза у тебя трезвые, в словах не путаешься. Заберешь?