Страница 2 из 3
АПАССИОНАТАКогда садился за рояль Тургенев,Когда Толстой настраивал шарманку,Когда Тарас Шевченко дергал гуслиИ хором подпевали все вокруг,Тогда садился Пушкин мимо кресла,Раскидывал ручонки коромыслом,Закатывался солнышком под койку,Распьяные глаза швырял на небоИ слушал эту АпассионатуНе-ру-ко-твор-ну-ю!!!И отдавался бешено нирване,Как всякая болящая, живая,Гвоздями не добитая душонка —Пропитая, пролитая на скатерть,По простыням размазанная всуе,Занюханная ватными ноздрями,Изрезанная кухонным пинцетомВ бурлачьи лямки — верная душа,Что до сих пор хранит на самом донцеКакого-то собачьего поэта,Расхристанного в стельку разгильдяя,Что слушает, храпя, Пассионату —На том конце тончайших проводков.ПРОГУЛКИ С ТЕРЦЕМОкуджаве с Пушкиным нельзя.Можно лишь Синявскому да Терцу.Чу! Ливреи отворяют дверцу —И на ветер, бантами скользя,На стези своя выходит Пушкин!Славный малый! Душечка! Пацан!Он выходит на прогулку сам,А Синявский с Терцем ждут поодаль…И идут все трое в ресторан,Принимают внутрь водку с перцемИ гуляют с нею по дворам.И двоятся, вишь, Синявский с Терцем.И пока поэт не слишком пьян,Спровоцируй гения на честность:"Кто ж приносит нам небезызвестность?"— "Публика — Царица Обезьян."ПУШКИН И ГОГОЛЬА Гоголь требовал сюжетов, —А Пушкин должен был ему,Но он над Гоголем смеялсяИ нес ему какой-то бред.А Гоголь говорил приватно:"Над кем смеетесь, милый Пушкин!"Потом поил его мадеройИ думал, кутаясь в шинель:"Арапская душа! Потемки!За что же, чорт, его люблю?"INTERLUDIAКак атеист я в Пушкина не верю.Мистерию с Дантесом не считаюПравдивой, иль хотя бы достоверной.И в авторстве приписываемых книжекИзрядно сомневаюсь, хоть убей!Но крошечный чернявый человечекЗавелся у меня под телогрейкой —И где-то там во внутреннем карманеПищит и пишет пошлые стихи.А вдруг то Пушкин?Вдруг он существует?Спасите, дармоеды-доктора!ПРЕДЧУВСТВИЕЗима. Цензура отдыхает.Литература горько пьет.Момент такой, что грех не выпить.Моменту море до колен.Балы пустеют. Передышка.Одышка. Колики. Гастрит.Гостиные скучают по повесам.Прутков — и тот, собака, не острит.Такая гладь, что скучно даже бесам.То стиль,То штиль,А середин не зрим…Писакам в эти дни не до бумаг.Не до морали дамам в эти ночи.Какие ночи, Бог меня в ребро!У Бомарше часы упали в пиво.У Фаберже кукукнулось яйцо.Отцы отдали город под процентыИ цокают губами, как скоты…Февраль. Но видно по приметам,Что приближается гроза…Смертельно раненым поэтамПоложено смотреть в глаза!НАТАША Г.Жили-были Наташа и Пушкин.И любили друг друга нежно.Много было у них детишек —И хороших, и просто разных,Черномазых и бледнолицых,На французский манер и на свой.И была Гончаровой Наташа,И была она Пушкину другом,А порою — подругою верной,Но не вынесла…ГЛАГОЛДрузья — они всегда дружнейДруг с другом, чем с тобой.И женщины всегда нежнейС другими, чем с тобой.И случай потакает тем,Кто не чета тебе.И жизнь — она всегда длиннейУ тех, кто не с тобой.А у тебя — одни долги,Они всегда с тобой.И подкидные дуракиКомандуют тобой.И неуверенность в себеПреследует тебя.А небо требует — смоги,Распнись перед толпой!..И ты берешь свой пистолет,Свой черный-черный пистолетКалибром в легионы лет, —Ты говоришь "Отбой".Но — мановение руки,Но чей-то окрик вслед,Но чей-то взгляд сквозь суету —И ты опять живой!И снова хрупкие мостки —Ступай по ним, Поэт.Не ной, Поэт.Не вой, Поэт.Насвистывай и пой.ДАНТЕСДантес ходил почти что рядом.Дантес вертелся и острил.И дамам анекдоты ХармсаПро Пушкина распространял.Дантес считал, что Пушкин — гений,И он ценил его безмерно,И хоть не пил с ним брудершафтов,Но позволял себе слегка…Дантес был светел.Пушкин — черен.А Натали молилась наночь.И все-то Пушкин им простил бы…Но эти анекдоты Хармса!