Валенки

— Я этого так не оставлю! — пригрозила Воля, но никто из виновников инцидента не обратил внимания на ее угрозу, спасибо мимо спешила из интершопа с покупками стюардесса ТУ-104, она объяснила:

— Зря стараетесь. Они вашему другу добра желают: в Абу-Бубу любителей алкоголя наказывают по воскресеньям сорока ударами плети на базарной площади. Пусть выветрится на нейтральной территории, затем и войдет в королевство.

— Ах, вот в чем дело! — успокоилась Воля, удивляясь мудрости здешних законодателей. — Тогда пусть помучается, обдумает свое поведение.

Стюардесса убежала, Жора остался в кафельном длинном коридоре среди импортных ящиков мусора, так как аэродром убирали-мыли вольнонаемные из других стран данного региона. Рабочие-мусорщики смотрели на Жору с сочувствием, видя в нем не конкурента, а лишь брата по классу.

— Вы за меня не бойтесь! — кричал осветитель вслед группе. — Я никуда не убегу! Я свои! И Африка мне не нужна!

— Куда ты денешься, — ответила в сердцах Воля. — Обратный билет у меня, а здесь не возят бесплатно, как в наших автобусах.

Дальше в лес, больше дров… Наверное, Афанасий Никитин, в старые годы ходивший за тридевять земель, тоже сталкивался с неожиданностями и подвергал свою жизнь опасностям из-за незнания местных обычаев и нравов, но он шел пешком долгие годы, а тут несколько часов и «здравствуйте!», «вилкам!», «приехали!»… О том, что на базарах порют любителей зеленого змия, не знал даже неистребимый общественник Понодыгин, о колбасе твердого копчения здесь почему-то никто и не спрашивал.

Здание аэропорта было грандиозным, сразу видно, что оно было построено на нефтедоллары, а не на трудовые рубли: кругом шикарные холлы, переходы, магазины с диковинными товарами — дух захватывало. Девушки смотрели на витрины спокойно, как на картины в музее «Сокровища мирового искусства». В холлах били фонтаны и предлагали прохладительные напитки с бесценным льдом. Воля предупредила:

— Девочки, не увлекайтесь! Здесь только и ждут, чтоб нас обсчитать.

И никто опять не встретил коллектив. Подобное уже начинало настораживать. По залам ходили фигуры в белых одеждах, спадающих до пят, их лица были прикрыты до глаз кусками материи, в прорези сверкали черные, как агат, страстные глаза. Их охраняли телохранители.

— Что с женщинами делают! — сказала сочувственно Зина.

— Восток — дело тонкое, — сказал Егор Евсеевич. — Помните «Белое солнце пустыни»? Гарем…

— Я догадалась, — сказала Зина почему-то радостно, — это любимые жены ханов или дашнаков. Автоматы какие маленькие, прямо игрушечные.

Егор Евсеевич с упреком посмотрел на первую домру: по его мнению, она перепутала дашнаков с душманами.

— Автоматы иностранного производства, — сказал со знанием дела Вася Лепехин, служивший в свое время в строительных войсках. — Слушай, Воля, спроси у женщин, куда позвонить? И обязательно выясни, за что тут еще порют на базарных площадях, чтоб не попасть впросак? Тебе они скажут.

В его словах было рациональное зерно. Мебельная решительно направилась к одной из «жен хана», не обращая внимания на опешившую охрану.

— Слушай, подруга! — обратилась она с речью к «закрепощенной женщине Востока».

Видно, женщина была очень запуганная, потому что она стала метаться, пока Мебельная не загнала ее в угол, уйти практически от Воли было немыслимо, если она решилась на подвиг.

— Понимай? — Воля, как на грех, забыла все иностранные слова, которые учила в восьмилетке, на курсах кройки и шитья с английским уклоном, а также в прочих «ликбезах». — Не бойся! Мы с тобой одной крови, ты и я… Ой, не то говорю, извини! Чего лицо прячешь? Покажи личико-то! Не бойся, никто не увидит, я загорожу. И вообще, ходить в такой одежде да в такую жару очень неудобно. Сними ты паранджу! Понимай?

И она помогла «женщине» избавиться от пережитка проклятого прошлого. Каково же было ее удивление, когда под покрывалом оказались усы и борода, черная-пречерная. Транзитный пассажир, вождь кочевого племени закрыл лицо руками, завопил пронзительно, вырвался из угла и побежал к мужскому туалету, следом за ним бежали охранники с автоматами иностранного производства.

— Во дают! — только и успела произнести Мебельная, как тут же со всем коллективом и вещами за злостное хулиганство оказалась на улице под испепеляющими лучами безжалостного солнца, что было самым обидным: в самый последний момент Зина выяснила, что прохладительные напитки, которые настойчиво предлагали пассажирам, входили в стоимость билетов.

Девочки и режиссер с гармонистом еле добрели до толстого, в шесть обхватов, дерева, спрятались в спасительной тени. Что характерно, дерево оказалось обыкновенным фикусом, который растет у нас в кадках. Здесь под открытым небом он достиг рекордных размеров, если сравнить с гостиницей «Урал» города Свердловска.

— Черт знает, что творится! — возмущалась Мебельная. — Дикие нравы! Где же наши представители? Девочки, девочки, не раскисать! Ко мне! Сосредоточиться! В таких случаях проводят собрание.

Призыв остался без ответа. «Ручеек» расположился цыганским табором под фикусом, валялись горой вещи и шубы вперемешку с реквизитом, футлярами музыкальных инструментов. Девчонки от жары были близки к обмороку.

— Да, только тут оценишь, — сказала Мебельная, вспоминая собрания и заседания, на которых она сидела в президиумах, где на столах стояли бутылки с «Боржоми» и «Нарзаном».

— Спокойно, товарищи! Сейчас чего-нибудь придумаем. Никто не знает, в какой цене здесь электрические утюги?

Никто не знал, даже вездесущие коза и мальчишки, сбежавшиеся к вековому фикусу со всех близлежащих улиц и переулков. За ними подошли мужчины, но стояли вдалеке, наверное, прослышав про злостное хулиганство, хотя лица у них и были открытыми. И ни одной женщины, с которой можно было бы поговорить!

— Я предлагаю купить ящик кока-колы, — сказала Мебельная, — потом стоимость напитка высчитаем с каждого.

— Ой, ради бога! — взмолился коллектив. — Отдайте все за стакан воды!

— Хорошо! Эй, любезные! — позвала мужчин Мебельная. — Подойдите поближе, или вы не мужчины? Понимай? Вода есть? Буль-буль еси, нету? Ес, ноу? Су, бар?

— Бар! Бар! — поняли жители, куда-то убежали, потом вернулись и принесли ящик соды-воды, сверху лежали куски дымящегося сухого льда.

Жажда была утолена, жизни спасены, началось обильное потовыделение, девушки приобрели способность говорить.

— Жить можно! Ура!

Воля отвернулась к стволу фикуса, достала из заветного места скудные запасы валюты, предложила жителям, но те замахали руками, из чего можно было понять, что они соду-воду принесли бесплатно. И тогда добрая душа Зиночка предложила:

— Давайте, я что-нибудь им сыграю на домре в знак благодарности?

Бросились искать футляр с домрой, но не нашли, и тогда Мебельная распорядилась:

— Вася Лепехин, вот ваша гармоника, сыграйте! Девушки споют и спляшут, может быть, тогда нас услышат. Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.

Вася развернул меха, вдарил гимн каталей:

Девушки грянули песню, другие девушки пустились в пляс, закружились, отчего взлетели подолы платьиц, оголив стройные ножки.

Знай наших!

И узнали! Но как-то странно. Послышались звуки сирены, примчались машины с надписями на боках «полицай», из них выскочили мужчины в белых касках с белыми поясами. Козы, мальчишки и аксакалы бросились врассыпную, обгоняя друг друга, и улица опустела, как в полночь на селе в пятидесятиградусный мороз.

— Наконец-то хоть кто-то явился, — обрадовалась Мебельная. — Девушки, это за нами! Неужели, господа, вы только что получили телеграмму о нашем приезде? Ну и работает почта! Мы уже надежду потеряли. Кто у вас главный? Обратите внимание, что один наш товарищ остался на аэродроме, не забудьте и его прихватить.