Богохульство

– Зачем на такой высоте фактория?

– Пока навахо не выгнали шахтеры, они пасли на этой горе овец. А здесь обменивали сотканные из шерсти ковры на продукты и всякую всячину. Ковры из Накай-Рок, может, не так известны, как, скажем, из Ту-Грей-Хиллс, но по качеству ничуть им не уступают. Здешние, пожалуй, даже лучше. – Хазелиус повернулся к Форду. – Ты где проводил исследования?

– В городе Рама, штат Нью-Мексико. – «Там я пробыл всего одно лето, когда еще был студентом», – добавил Форд про себя, но вслух этого не сказал.

– Рама, – повторил Хазелиус. – Не там ли антрополог Клайд Клакхон добывал материалы для своей знаменитой книги «Черная магия навахо»?

Глубина познаний Хазелиуса поражала Форда.

– Да, там.

– Ты бегло говоришь на навахо? – спросил Хазелиус.

– Нет. С моей «беглостью» дважды два попасть впросак. Навахо – один из самых сложных языков в мире.

– Поэтому-то он всегда меня и интересовал. С его помощью мы выиграли Вторую мировую войну.

Джип, взвизгнув, приостановился перед небольшим аккуратным домиком с террасой и огороженным двором. На любовно ухоженной лужайке белел стол и темнела жаровня для барбекю.

– Резиденция Форда, – объявил Хазелиус.

– Красота. – Вообще-то сам дом, построенный наполовину в индейском стиле, ничем особенным не поражал, напротив, выглядел крайне провинциально, даже невзрачно, но его окружение очаровывало.

– Казенные дома повсюду одинаковые, – сказал Хазелиус. – Но внутри, сам увидишь, вполне удобно.

– А где все остальные?

– В Бункере. Так мы называем подземный комплекс, в котором располагается «Изабелла». Кстати, а где твои вещи?

– Их пришлют завтра.

– Надо полагать, тебя отправили сюда в срочном порядке.

– Не позволили даже заскочить за зубной щеткой.

Хазелиус помчал дальше, опять на всех парусах, а у последнего изгиба петли сбросил скорость, свернул с асфальтированной дороги и ловко проскочил между кустами по двум неровным выбоинам.

– Куда мы едем?

– Сейчас узнаешь.

Огибая булыжники и канавы, джип стал взбираться наверх по странному леску из можжевельника и засохших кедров. Впереди, на удалении нескольких миль, возвышался крутой холм из красного песчаника.

Джип остановился. Хазелиус выпрыгнул наружу.

– Это наверху.

Заинтригованный, Форд проследовал за ним по уступам на вершину величественного холма, а когда преодолел нелегкий путь, замер от изумления. Они стояли на самом краю столовой горы.

– Здорово, правда? – спросил Хазелиус.

– Страшно. Так и кажется, что подойдешь к самому краю и сам не заметишь, как ухнешь вниз.

– Существует легенда о ковбое навахо, который в поисках теленка примчался сюда верхом на коне и сорвался с края утеса. Говорят, его chindii, то есть дух, в самые темные ночи, в бурю, до сих пор скачет тут на своем коне.

С обрыва открывался невероятно красивый вид. Внизу простиралась древняя земля, усеянная кроваво-красными скалистыми обломками всевозможных размеров и причудливых форм. На горах вокруг как будто лежали слоями другие горы. Казалось, это самый край мироздания, то место, в котором Бог оставил все как есть, отчаявшись найти возможность упорядочить жизнь на безумной земле.

– Вон та огромная столовая гора вдали, – сказал Хазелиус, – называется Безлюдной. Ее длина девять миль, а ширина – миля. Рассказывают, будто наверх ведет секретная тропа, найти которую не удалось еще ни единому белому человеку. Впереди Меса-Шонто, слева Пьюте-Меса. Дальше река Сан-Хуан и Седар-Меса.

В воздух взмыли два ворона, нырнули вниз и вновь исчезли в окутывавшей землю дымке. Их крики раскатились эхом по многочисленным каньонам.

– На нашу гору можно взобраться лишь двумя путями: по Дагвей – дороге, по которой мы приехали, и по тропе. Навахо зовут ее Полуночной тропой. Она начинается в паре миль отсюда, а заканчивается внизу, у того небольшого поселения.

Они собрались уходить, но тут Форд увидел отметины на громадном слоистом булыжнике с небольшой трещиной.

– Что-нибудь заметил? – спросил Хазелиус, проследив за его взглядом.

Форд подошел к камню и провел рукой по неровной поверхности.

– Застывшие капли вулканической лавы. И… окаменелые следы насекомого.

– Знаешь, – негромко произнес ученый, – здесь кто только не бывал. Все забирались на эту вершину полюбоваться видом. Однако до этого камня никому не было дела. За исключением меня, разумеется. Капли лавы, которая хлынула из вулкана примерно во времена динозавров. Немного погодя по влажному песку прошел какой-то жук. Неприметный исторический момент окаменел и остался на века. – Хазелиус с благоговением прикоснулся к камню. – Ни одно творение человека – ни «Мона Лиза», ни Шартрский собор, ни даже египетские пирамиды – не проживет на свете так долго, как следы жука на мокром песке.

Форда эта мысль странным образом взволновала.

Хазелиус провел пальцем по дорожке, проложенной древним насекомым, и выпрямился.

– Что ж! – воскликнул он, хватая Форда за плечо и с чувством его пожимая. – Надеюсь, мы с тобой подружимся.

Форд вспомнил предупреждение Локвуда.

Хазелиус повернулся в сторону юга и жестом обвел поверхность горы.

– В палеозойскую эру тут было громадное болото. А века спустя это место стало одним из богатейших в Америке месторождений угля. Его добывали в пятидесятые. Старые туннели прекрасно подошли для «Изабеллы».

Лицо Хазелиуса, почти без морщин, освещало солнце. Он улыбнулся Форду:

– Лучшего места для нее было невозможно найти, Уайман. Тут мы одни, никто нам не мешает, и мы никого не тревожим. Но для меня главная прелесть – это красоты здешних мест. Ведь загадка и красота играют в физике важнейшую роль. Как говорил Эйнштейн, самое прекрасное в мире – таинственность. Она источник всех настоящих наук.

Форд смотрел на солнце, медленно опускавшееся на западе к глубоким каньонам. Казалось, это золотой шар, преобразующийся в медь.

– Готов спуститься под землю? – спросил Хазелиус.

Глава 5

Джип, виляя и подпрыгивая на ухабистой почве, отправился назад, к дороге. Очутившись на полосе ровного асфальта, Хазелиус снова прибавил скорость. Форд взялся рукой за потолок и постарался не обнаруживать тревогу.

– Ни единого копа! – улыбаясь, воскликнул Хазелиус.

Проехав с милю, они увидели ворота, встроенные в двойную ограду. Верх забора укрепляла спираль из колючей проволоки, между собой заборы были соединены цепями. В последнюю секунду Хазелиус ударил по тормозам. Завизжали шины.

– Все, что внутри, – охраняемая секретная зона.

Он подошел к столбику и набрал на клавиатуре код. Раздался гудок, и ворота открылись. Хазелиус въехал внутрь и остановил джип рядом с другими машинами.

– Лифт, – сказал он, указывая кивком на высокую башню, примостившуюся сбоку горы. Подъемник гирляндой обвивала спираль из антенн и спутниковых тарелок.

Они приблизились к лифту. Хазелиус вставил карту в прорезь на автомате перед металлическими дверьми и приложил ладонь к сканеру. Мгновение спустя послышался знойный женский голос:

– Добрый день, дорогой. Кто это с тобой?

– Уайман Форд.

– Дай взглянуть на твою кожу, Уайман.

Хазелиус улыбнулся:

– Она имеет в виду: приложи ладонь к сканеру.

Форд прижал руку к теплому стеклу. Внутри двинулась вниз полоска света.

– Подождите. Я проверю, можно ли новенькому войти.

Хазелиус засмеялся.

– Нравится наша охранная система?

– Весьма… необычная.

– Это и есть «Изабелла». Обычно подобные объявления делаются механическим, искусственным голосом, как у Хэла в «Космической одиссее». «Прошу внимания: меню изменилось», – произнес Хазелиус, подражая выговору актера. – У «Изабеллы» же свой особенный голос. Его запрограммировал наш инженер, Кен Долби. По-моему, для этого ему пришлось нанять какую-то рэп-певицу.

– А кто настоящая Изабелла?