Блаженны мертвые

— Я, конечно, рад, что в тебе наконец-то проснулся материнский инстинкт — не так-то уж сильно он тебя обременял все эти годы, — но я намерен увезти Элиаса, хочешь ты этого или нет.

— Тогда я звоню в полицию, — ответила Анна. В ее ледяном тоне послышалась дрожь. — Неужели ты не понимаешь?

Малер умел манипулировать людьми. Если бы он захотел, то смог бы за пару минут убедить дочь в своей правоте, прибегнув к более мягкому тону и изощренным обвинениям. Но то ли из жалости к ней, то ли из-за отсутствия времени, он не стал этого делать. Вместо этого он дал волю злобе, что было, как ему сейчас казалось, куда более честной игрой. Он опустил сумку на стол и ткнул пальцем в сторону спальни:

— Ты же сама сказала, что это не Элиас! И какая ты после этого, к черту, мать?!

Она поникла, и из ее глаз брызнули слезы, словно град кофейных зерен из разорванного пакета. Малер мрачно усмехнулся, проклиная себя. Тоже мне, честная игра.

— Анна, ну ладно тебе.... Я не хотел...

— Хотел. — К его удивлению, она тут же выпрямилась и вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Что я, не понимаю, что ли? Да тебе вообще на меня наплевать!

— Зачем ты так? — Малер даже слегка растерялся. — Ты же знаешь, что это неправда. А кто за тобой ухаживал все это время? Каждый божий день...

— Ага, как за кулем с мукой. Чтобы хоть чем-то себя занять. А теперь этот куль стоит на твоем пути, и его надо сдвинуть с места. Можно подумать, ты ради меня стараешься! Все совесть свою успокаиваешь... Дай мне сигарету!

Малер потянулся было к нагрудному карману, но замер:

— Анна, у нас нет на это времени...

— Есть. Давай сигарету, кому говорят!

Анна взяла из его рук сигарету и зажигалку, прикурила и села на край кресла. Малер не двигался с места.

— А что, если я бы тебе сказала, — продолжала Анна, — что все это время я только и мечтала о том, чтобы просто побыть одной? Я, может, на стенку лезла от этих твоих визитов? Может, я хот-догами питалась? Нужна мне твоя жратва! Только ради тебя и терпела, специально притворялась, чтобы тебе удовольствие доставить.

— Неправда, — ответил Малер. — Хочешь сказать, что предпочла бы лежать в одиночестве, день за днем?

— Почему в одиночестве? Я, может, с друзьями встречалась... иногда...

— Ну конечно. — В голосе Малера послышалась невольная ирония.

— Ой, только избавь меня от своих нравоучений. Каждый страдает по-своему. Я-то хоть по Элиасу плакала, а уж по чему ты там убивался, не знаю. Переживал, небось, что грехи теперь замаливать нечем. Но дальше я это терпеть не намерена. — Анна затушила недокуренную сигарету и направилась в спальную.

Малер стоял посреди комнаты, опустив руки. Не то чтобы его сильно задели слова дочери. Может, в них и была доля истины, но это было неважно. Важно было другое: он от нее такого не ожидал.

Элиас лежал на кровати, раскинув руки, как беспомощное инопланетное существо. Анна сидела на краю кровати, вложив палец в кулачок сына.

— Смотри, — произнесла она.

— Вижу, — ответил Малер, едва удержавшись, чтобы не сказать: «Я уже видел». Вместо этого он уселся с другой стороны и вложил палец в другую ладонь мальчика.

Какое-то время они так и сидели, не отнимая рук. Малеру показалось, что вдали послышался звук сирен.

— Что бы ему такого дать? — спросила Анна.

Малер рассказал ей про соль. Судя по вопросу, она смирилась с его планом, но форсировать события Малер не стал. Пусть действительно сама принимает решение. Главное, чтобы оно оказалось правильным.

— Может, глюкозы? — предложила она. — Или сахарной воды.

— Можно попробовать, — согласился Малер.

Анна кивнула, поцеловала запястье Элиаса и вытащила палец. Поднявшись, она добавила:

— Ну что, поехали?

Малер подогнал машину к самой двери, и Анна вынесла закутанного в простыню Элиаса. Она уложила его на заднее сиденье и сама протиснулась вслед за ним. В машине, простоявшей весь день под палящим солнцем, было душно, как в парилке, и Малер открыл передние стекла и люк.

Доехав до площади, он припарковался и бросился к аптеке. Там он набрал в корзину десять пакетов виноградного сахара, четыре тюбика увлажняющего крема, несколько шприцов. Постояв в раздумьях у полки с детскими принадлежностями, взял еще пару детских бутылочек с соской.

Он боялся надолго оставлять Анну с Элиасом одних в машине, но проблема выбора ставила его в тупик. Он окинул взглядом полки, заставленные упаковками пластыря, бутылками со средством от комаров, противогрибковыми кремами, витаминами и бальзамами. Наверняка он что-то забыл, вот только что?

Малер наобум схватил пару баночек с витаминами и оздоровительными препаратами.

Кассирша перевела взгляд с его грузного тела на выложенные товары, пряча недоумение под маской профессионализма. Малер почти физически ощущал, как крутятся колесики в ее голове, выискивая взаимосвязь между сахаром, детскими бутылочками, кремом в промышленных количествах и его персоной.

Он расплатился наличными, взял набитый под завязку пакет и вышел, пропустив мимо ушей пожелания хорошего дня.

До Норртелье они ехали в полной тишине. Анна сидела на заднем сиденье с Элиасом на коленях, вложив палец в его кулак, и смотрела невидящим взглядом сквозь лобовое стекло. Когда Малер съехал с шоссе в сторону порта Капельшер, она вдруг спросила:

— А откуда ты знаешь, что они там не будут искать?

— Я не знаю, — ответил Малер. — Просто надеюсь, что не настолько оно им надо... Да и вообще на природе поприятнее будет...

Он включил радио. По государственной станции крутили рекламу, как ни в чем не бывало. Малер нашел последние известия, но и из них не удалось узнать ничего нового. Восемь человек по-прежнему значились в числе пропавших.

— Что-то сейчас остальные семь поделывают?.. — пробормотал Малер и выключил радио.

— Да то же самое, наверное, — ответила Анна. — Слушай, я вот чего никак понять не могу: почему ты считаешь, что все кругом ошибаются и только ты один прав?

Малер на секунду оторвал взгляд от дороги и обернулся, чтобы посмотреть ей в лицо. Ни тени издевки, — похоже, вопрос был задан без задней мысли.

— Я не знаю, прав я или нет, — ответил он, — только ведь и они не знают. Я за свою карьеру такого повидал... да у тебя бы волосы дыбом встали, если бы я тебе рассказал, сколько решений принимается безо всяких на то оснований и без малейшего представления о возможных последствиях!.. Лишь бы видимость создать... — Теперь, когда пути назад не было, он осторожно спросил: — А что, ты считаешь, мы неправильно поступаем?

Анна помолчала. В зеркальце заднего вида Малер увидел, как при взгляде на Элиаса лицо ее исказила болезненная гримаса.

— Не откроешь окно еще чуть-чуть?

Малер опустил стекла. Анна откинулась на сиденье, запрокинув голову назад, и произнесла:

— Господи, ну почему же от него так воняет?!..

Малер снова обернулся. Темно-зеленое лицо Элиаса, покрытое черными пятнами, выглядывало из пододеяльника, лишь усиливая его сходство с мумией.

— Не хочу его никому отдавать, — проговорила Анна, — вот и все.

Сад возле дома выглядел запущенным, трава выгорела. Гигантский вьюнок, еще в начале лета оплетавший перила крыльца, засох, и теперь дом смахивал на перевязанную бечевкой бандероль.

Малер остановил машину метрах в десяти от входной двери и выключил двигатель.

— Ну что ж, — произнес он и окинул взглядом порыжевшую траву. — Вот и приехали.

Домик был расположен на самой окраине поселка Кохольма. До моря было метров двести через лес, но Малер еще в машине ощутил свежесть морского воздуха. Он вдохнул его полной грудью. Вот она, свобода.

Теперь он понял, почему его сюда так тянуло. Дело было, конечно, в море — в этой бескрайней голубой дали там, за перелеском, — даже если вдруг за ними придут, им есть куда бежать. На острова.