Страница 31 из 113
— Зачем они сейчас?
— Собери курдов, которые скитаются без крова и пищи, таких в этой стране наберется не одна тысяча. — Глаза Хюгеля заблестели. Он повел шейха к карте, висевшей на стене, и обвел пальцем кружок. — Пусть разобьют лагерь в долине.
— Там, где развалины крепости? — спросил шейх.
— Да! — обрадованно подтвердил Хюгель. — У этой старой крепости они будут жить с женами и детьми. Ты понял? Бедные курды со своими семьями.
— К чему там женщины и дети?
— Пусть живут, пусть кормятся на наши деньги, пусть молятся аллаху и ждут Большого дня. И они, и ты узнаете о нем позже, а пока делай, как я говорю.
— Жандармы опознают меня, едва я начну созывать курдов, а веревка для моей шеи уже давно намылена.
— Чудак, — Хюгель усмехнулся, — я же тебе говорил не раз: шейх Гариби погиб. Это официально подтверждено мною и тремя жандармскими чиновниками ровно год назад. Труп твой опознан нами и зарыт в глухом месте, без каких бы то ни было указаний на могилу, чтобы не разжигать стадных и религиозных чувств у курдов. Да и физиономия у тебя теперь неузнаваема. Я ведь не зря пригласил к тебе лучшего хирурга из немецкого госпиталя. — Хюгель бесцеремонно раздвинул пальцами растительность на лице у шейха и погладил розовый рубец у него за ухом. — Не больно? — спросил он с чрезмерной участливостью.
— Больно, — ответил шейх, держа голову все так же неподвижно.
Абдурашид не знал, что в это время в их пограничном селении уже объявился Аскар-Нияз.
Юзбаши промчался по улице галопом на коне, одолженном у своего бывшего подчиненного узбека: тот встретил Аскар-Нияза на станции. Аскар-Нияз спешился у склада, быстро привязал коня к столбу и, сбивая на ходу нагайкой пыль с сапог, вошел во двор.
— Спишь, малай худородный? — крикнул издалека Абдурашид слуге, которого небрежно оттолкнул Аскар-Нияз. — Сколько раз говорено тебе: никого во двор не пускать!
— Это я, почтенный Абдурашид-ака, — сказал Аскар-Нияз и без церемоний подошел к супе. Кряхтя и всем своим видом выказывая недовольство, Абдурашид сел и свесил голые ноги в чувяках.
— Как здоровье досточтимого Мирахмедбая, да пошлет аллах благополучие его дому? — вяло произнес Абдурашид.
— Здоров как мул, — ответил Аскар-Нияз и приступил к делу. Он достал из походного мешка шкурку, остро пахнущую гнилью, и кинул ее на колени Абдурашиду.
— А-а, — сказал Абдурашид и снова смежил очи. — Надули вас эти голодранцы. Надули, как последнего, мальчишку. Ай-ай-ай! — Он даже языком прищелкнул от огорчения, понюхал, не поморщившись, даже вроде бы с удовольствием, шкурку и потер пальцем фиолетовое клеймо, хорошо заметное на белой мездре… — Вот он здесь ваш знак, юзбаши. — Абдурашид развел толстыми руками. — Ничего не поделаешь.
Аскар-Нияз глубоко втянул в себя воздух, раздув тонкие ноздри. Янтарные глаза его обшарили огромный двор и остановились на распахнутой двери. Это был хозяйский вход на склад. Не говоря ни слова, Аскар-Нияз побежал туда. Размахивая нагайкой, он разогнал рабочих, которые устроились на складском полу за скудной-трапезой, и взобрался на гору тюков. Он начал швырять тюки вниз, едва не угодив одним из них в Абдурашида, который вкатился на склад, возмущенно вопя. Вслед за толстяком появился свирепый усач Селим Мавджуди.
— А ну, постой-ка, парень! — крикнул он хорошо поставленным командирским голосом. — Ты что, сдурел?
— Заткнись, падаль! — хрипя от натуги, ответил Аскар-Нияз. — Не забывай, баран, что ты обращаешься к юзбаши и к сыну святого Ходжи-Нияза. — Он нашел то, что искал. Это были шесть тюков, помеченных его клеймом. Все шесть лежали один к одному точно так же, как он их оставил здесь три недели назад. Аскар-Нияз наступил ногой на свои тюки, вытащил платок и вытер мокрое лицо, шею и грудь. Он дышал, как загнанный конь.
— Я еще спущу толстую шкуру с того, кто посмел выставить меня жуликом, — пообещал Аскар-Нияз.
— Слезай сейчас же, шайтан! — завопил Абдурашид.
— Взять его! — начальственно велел рабочим Селим Мавджуди. Но люди в лохмотьях сбились в кучу и не шевелились, наблюдая испуганными глазами за всем происходящим на складе.
Сыпля ругательства, толстый Абдурашид сам полез наверх. Вслед за ним, гневно сверкнув глазами в сторону рабочих, начал подниматься и сержант Селим Мавджуди.
— Именем закона и шаха вы арестованы, — крикнул он.
Аскар-Нияз только усмехнулся. Он подождал, пока Абдурашид поднимется, и умело хлестнул нагайкой по его широкой физиономии.
— Вой-бой! — закричал Абдурашид. — Он погубил меня, шайтан. Он вышиб мне глаз! Что же вы, мусульмане! Хватайте его!
Селим Мавджуди вытащил из кобуры наган и приказал:
— Руки вверх!
Аскар-Нияз сделал шаг к нему и взмахнул нагайкой. Выстрел грохнул, отдавшись под потолком. Наган Селима Мавджуди полетел в сторону, а сам сержант, ухватившись за локоть, сполз на пол. Двумя прыжками Аскар-Нияз догнал Абдурашида и начал методично хлестать нагайкой по его покатой спине и шее. Толстяк упал, закрыв своим телом проход. Аскар-Нияз перешагнул через Абдурашида, плюнул на него, вышел, вскочил на коня и умчался.
За полночь он вернулся в город. Дом Мирахмедбая спал. По внутреннему переходу Аскар-Нияз прошел на половину, где жил хозяин. Сонный слуга приоткрыл входную дверь.
— Подними Мирахмедбая, — велел Аскар-Нияз.
Ворча и кашляя, в коридоре появился Мирахмедбай в толстом халате, накинутом на голые плечи.
Аскар-Нияз вошел в коридор, достал из-за пазухи шкурку и подал ее Мирахмедбаю.
— На клеймо взгляните, почтеннейший, — прошипел Аскар-Нияз. — Чье оно? Не сына ли Ходжи-Нияза, которого вы обрызгали своей грязной слюной?
— Пошел вон! — велел Мирахмедбай. — Ты пьян.
Тогда Аскар-Нияз распял шкурку и прижал ее к лицу Мирахмедбая. Слуга бросился на Аскар-Нияза сзади, но поручик лягнул его в живот. Захлопали двери. На вопли слуги и хрипение Мирахмедбая выскочили из многочисленных комнат люди. Аскар-Нияз отбивался от них, пока не упал, сбитый с ног чьим-то могучим кулаком.
— Запереть в подвал! — приказал Мирахмедбай. Халат сполз с него, и он стоял перед сыновьями и слугами в постыдном виде, но не замечал этого: ярость душила его.
Трое дюжих мужчин повели Аскар-Нияза к двери.
— Погодите! — крикнул вдогонку Мирахмедбай. Вот фонарь. Возьмите. — Он торопливо зажег «летучую мышь» и подал ее одному из своих сыновей. Парень убавил пламя и подтолкнул Аскар-Нияза в спину.
В то же мгновение Аскар-Нияз вскинул ногу и ударил носком сапога по фонарю. Фонарь вылетел из рук опешившего парня, стукнулся о стену и разбился. Вспыхнул разлившийся керосин, раздались растерянные крики, загорелись обои и ковер, покрывавший пол.
Аскар-Нияз сквозь огонь рванулся к двери и выскочил на улицу. За ним погнались, но он выиграл несколько секунд. Этого оказалось достаточно, чтобы скрыться.
Аскар-Нияз не впервые уходил от погони и потому быстро запутал преследователей. Час спустя он постучался в ворота мечети Янги-Ай. Сонный служка не решился его впустить.
— Именем пророка! Подними самого Азиз-ходжу, — сказал Аскар-Нияз. — Передай, что здесь сын Ходжа-Нияза Бухарского.
Скрипнул засов.
— Что стряслось, юзбаши? — спокойно спросил Азиз-ходжа. Настоятель узбекской мечети был еще не стар. Жесткая красивая бородка окаймляла его мужественное лицо. — Входи! — Азиз-ходжа двинулся к темному порталу мечети. Аскар-Нияз следовал за ним. Они поднялись по стертым кирпичным ступеням. Имам остановился у невысокой двери, погремел ключами и впустил Аскар-Нияза в сводчатую узкую хиджру.
Толпа молящихся, похожих друг на друга как близнецы, — все они были в белых чалмах — влилась во двор мечети Янги-Ай. Люди шли, поглощенные мыслями о себе и о боге, и никто, конечно, не заметил человека в таком же одеянии, как и у всех, который под сумеречными сводами отстал, боком втиснулся в узкую щель в стене и исчез.