Страница 27 из 113
Аскар-Нияз бросил на Мирахмедбая взгляд, полный ненависти.
— Постойте, юзбаши! — Мирахмедбай пошел за ним вдогонку. — Успокойтесь. Мы оба погорячились. Вы сделаете следующее: вспомните, кто выбил из вашей руки пистолет, найдете Касыма, и я опять возьму вас на службу, а это досадное недоразумение с гнилым каракулем мы со временем уладим полюбовно.
Аскар-Нияз молчал.
— Я вам даю последнюю возможность. Не пренебрегайте ею, ибо сказано: когда сердишься — оставляй место для примирения. — Мирахмедбай сделал движение рукой к сердцу.
— И еще сказано, — откликнулся Аскар-Нияз, помолчав: — Когда тебя гладят по голове — остерегайся, чтоб не выкололи глаз.
— Две недели сроку, чтоб деньги были, — раздельно произнес Мирахмедбай. Глаза его расширились.
— Я постараюсь справиться раньше, — ответил Аскар-Нияз и носком сапога толкнул дверь.
Могучий человек мигом дотащил Андрея до дома Хюгеля. Особняк белел за чугунной оградой.
— Я не войду туда, — сказал Андрей.
— Будь мужчиной, урус, — шепотом упрекнул незнакомец. Он бесшумно отпер ключом высокие ворота. Три огромных пса бросились навстречу, но он прикрикнул, и собаки убрались в глубь двора.
— Вы слуга господина Хюгеля? — спросил Андрей и застонал, превозмогая боль в плече.
— Другу я раб, врагу — хозяин.
— Мне не хочется сейчас встречаться с господином Хюгелем.
Курд снял платок. Сплошь заросшее волосами лицо его казалось в темноте черной маской. Но голос его прозвучал ободряюще:
— Кошки нет дома, у мышей свадьба, — сказал он. И добавил: — Болтать будем потом, урус. А сейчас тебя надо лечить, не то горячку схватишь. Ну-ка, обопрись на меня покрепче!
Они прошли в вестибюль, оттуда по запутанным коридорам — в чулан. Здесь стоял сундук. Курд поднял крышку и щелкнул выключателем. Дна в сундуке не было: осветилась лестница, уходящая вниз.
— Я сойду первым, — сказал курд, — а ты, урус, будешь спускаться за мной. Я помогу.
Минуту спустя они оказались в небольшом помещении, застеленном паласами. У стен лежали толстые ковровые подушки, в углу стоял небольшой столик, на нем — кувшин с водой.
— Здесь можешь быть спокоен, — сказал курд. Черные глаза на его заросшем лице светились совсем по-Доброму. — Ни один скорпион сюда не заползет.
— А Хюгель?
— Это уж моя забота. Я скоро вернусь.
Он принес бинты, какие-то мази в глиняных горшочках, пиалу, накрытую лепешкой, и чайник. Осмотрев рану, смазав и перевязав ее, курд произнес удовлетворенно: — Хвала аллаху, не будет лишнего греха на мне. Ты будешь жить сто лет, урус! Отдохни и поешь. — Он собрался уходить.
— Нам нужно поговорить, — сказал Андрей.
— Успеем, — коротко заключил курд. — Беседуют с другом и любят женщину на здоровую голову.
Курд оказался прав. Утром Андрей почувствовал себя, лучше, хотя двигать рукой еще не мог. Он проснулся рано и долго сидел, опершись на подушки и прислушиваясь к тому, что происходит в доме.
Все было тихо: ни звука. Даже собак не было слышно.
Неожиданно крышка поднялась. Курд принес завтрак. На подносе стоял горячий чайник, рядом с ним на черном лаке блестел мокрый кружок — след от второго чайника. Курд поспешно стер его полотенцем.
— Как спал, урус? — спросил он.
— Хвала аллаху, недурно, — ответил Андрей по-курдски.
Шейх не удивился.
— Я давно знаю о тебе, урус, — сказал он, сохраняя на заросшем лице все то же выражение спокойного достоинства. — Говорят, ты — сын генерала Долматова.
— Вы знали генерала, шейх? — спросил Андрей.
— Будь трижды прокляты большевики! — зло выкрикнул шейх вместо ответа и вперил в Андрея взгляд угольно-черных глаз. — Ты — друг моего сына, — сказал он. — Газими любит тебя, я твой должник; ты спас моего сына от беды, а меня — от смерти: юзбаши Аскар-Нияз бьет без промаха даже в кромешной тьме. И его ты тоже закрыл своей грудью. Ты человек и мужчина. Я не спрашиваю, для чего ты вмешался в наши дела…
— Вы же знаете, как все получилось, — сказал Андрей. — Сын вам рассказал.
— Да, — сказал шейх. — Газими здесь. Я знал, что он живет у торговца Султанбека. Моему старшему, Рашиди, пришлось уплатить жизнью за то, чтобы я об этом узнал. — Шейх помрачнел, но голос его вскоре вновь обрел твердость. — Мне казалось, эти проклятые не пронюхали, что Газими мой наследник, я ждал до поры, не хотел навлекать на него подозрения, а, выходит, им давно все было известно.
— Понимаю, — сказал Андрей. — Им надо было сделать Газими своим человеком. Потом убрать вас, и тогда единственный оставшийся в живых курдский вождь стал бы покорным исполнителем их воли.
— Ты все знаешь, урус, — задумчиво произнес курд. — И даже не скрываешь этого… — Он помолчал, потом снова поднял на Андрея свои проницательные глаза. — Но того, кто много знает, стараются убрать. Ты не боишься, что я убью тебя?
— Нет, — сказал Андрей. — Ваш кинжал разит врагов.
— И то правда, — произнес задумчиво шейх. — Хитер ты, урус.
— Незачем мне хитрить с вами, — сказал Андрей. — И не все я понимаю. Как случилось, что вы, могучий вождь, стали слугой у немца?
— Зачем тебе это знать?
— Вдруг судьба сведет нас опять?
— Да, — сказал шейх. — Ты прав. Тот, кто открыл коран, должен прочитать молитву. Слушай, урус!
Восемь лет назад ты был сосунком и, наверное, не помнишь, что как раз в то время курды опять поднялись против притеснителей. Нас разбили. Шесть лет прятался я в горах, перебирался от одного верного человека к другому, и все же шахские ищейки добрались и до меня. Они хотели убить меня, потому что понимали: если я кликну клич, мой народ снова пойдет за мной. — Шейх вдруг прервал себя: — Я слишком много рассказываю тебе, урус.
— Я спросил не любопытства ради, — откликнулся Андрей. — Может, я сумею вам помочь.
— Кому?
— Вам. Курдам.
Шейх гордо усмехнулся.
— Кем бы ты ни был, урус, ты не наместник аллаха. Ладно, слушай, как было с немцем.
Теперь я знаю, что он меня нарочно искал и нашел-таки! А тогда я думал, что в горы его занесла блажь: там, у крестьян, много всяких старых черепков, а он скупает их. Такое у него занятие — для посторонних. Я говорю тебе об этом прямо, потому что не сомневаюсь, ты знаешь, кто такой Хюгель, а играть по-бабьи в прятки я не привык… Да, так вот, стужа была невиданная. Я с несколькими своими людьми прятался в пещере, но мы замерзли, изголодались и решили спуститься на ночь в селение. Я отправился к мулле.
Едва согрелся под одеялом, как мулла растолкал меня. Лица не было на нем от страха. «Твоих людей схватили, — сказал он. — Беги!»
Я выскочил на улицу, услышал выстрелы, крики, конь мой валялся на земле с перерезанным горлом. Я кинулся в темноту, навстречу ударили из винтовок. И тут кто-то тихо окликнул меня сзади: «Эй, иди-ка сюда. Я — твой друг».
За деревьями был спрятан автомобиль.
Жандармы долго гнались за нами, но дорога пошла в гору, кони отстали, и мы скрылись.
Спаситель мой привез меня в город, вот в этот благословенный дом.
«Только идя рядом с великой Германией, курды станут свободны» — это он сказал мне в первый же день.
Он частенько напоминает об этом, но я и сам полагаю, что другого пути для нас пока нет. Немцы и англичане, я думаю, скоро схватятся, и немцы победят. Хюгель дает мне свои газеты, и я понемногу разбираю, о чем в них пишут. Гитлер быстро создает могучую армию. Немцы верят ему, идут за ним. У англичан подобного и в помине нет.
— Немцы ли, англичане ли — для вас какая разница? — вставил Андрей.
— Ты не глуп, урус. Значит, должен понять, что такое — сыграть на противоречиях. Пока немцы — враги англичанам, они нас поддержат.
— Но ведь не вы им нужны. Не курды, не ваша свобода. Им нужна нефть и граница с Советской Россией.
— Опять ты прав! — Шейх хлопнул Андрея по колену. — Но немцы пока далеко, а англичане уже здесь. Нас из английских винтовок убивают. Они умеют делать винтовки.