Страница 25 из 113
Мальчик умолк, опустив голову. Андрей налил ему еще чаю.
— Потом я понял, почему он за меня боялся, — продолжал Газими. — Это после того, как меня украли.
— Как — украли?
— Очень просто. Меня со двора никуда не выпускали, а однажды случился пожар на соседнем дворе. Все побежали туда, воду таскали, чтоб к нам огонь не перекинулся, ну и забыли про меня. Я у раскрытых ворот стоял, на пожар смотрел, и тут сзади — мешок мне на голову и поволокли. Я испугался. Кто-то посадил меня впереди себя в седло, застучали копыта.
Увезли меня далеко-далеко, за степь, к самым горам. Потом пришел человек, высокий такой, с усами. Усадил меня за стол, а на нем всякие угощения, и говорит: «Ты ничего не бойся. Я твой старший брат. Зовут меня Рашиди. Теперь, — говорит, — никому тебя не отдам. Будем жить вместе, пока отца не освободим». А я спрашиваю: «Где наш отец?» — Газими поднял на Андрея взгляд, полный ужаса и надежды.
— Не бойся, — Андрей обнял его за плечи.
— Ладно, — согласился Газими и продолжал шепотом: — Отец наш, сказал тогда Рашиди, самый большой курдский вождь. Он весь наш народ против врагов поднял, хотел, чтобы мы свободными стали. Но у врагов были английские винтовки и пулеметы, а у курдов — только охотничьи ружья и кинжалы. И многие курды погибли. Нас враги схватили, но Рашиди от них сумел убежать. Он сильный и ловкий и ничего не боится. Как вы, господин Долмат! А отец… Ой, господин Долмат, сколько я вам наговорил! — в страхе воскликнул Газими.
— Ты же веришь, что я — твой друг.
— Верю, — горячо сказал мальчик.
— Так что ж ты? — мягко ободрил его Андрей.
— Отец у немца служит, — шепотом произнес Газими. — У того самого, который за всякие черепки большие деньги дает. Кроме немца, никто не знает, что отец — курдский вождь. Узнали бы, сразу бы убили отца.
— Та-ак, — протянул Андрей. — Почему же тебя твой брат Рашиди торговцу Султанбеку отдал?
— Он не отдавал меня, — сказал мальчик. — Я у Рашиди две недели прожил. Мы далеко в горы забрались и ехали еще дальше, но утром к речке спустились, а на нас со всех сторон солдаты как кинутся. Рашиди троих из винтовки застрелил, я сам видел, как они повалились. Ей-богу! И сам он упал тоже… А меня солдаты схватили, привезли в этот город, долго держали в какой-то конуре. Потом пришел Султанбек, у которого все зубы золотые. Принес всяких гостинцев, начал со мной говорить. Спрашивал, что за люди, которые меня увезли, о чем они мне рассказывали, нет ли среди них моих родственников. А я, вы не смотрите, господин Долмат, что я неграмотный! Я ой, какой хитрый! Я сказал, ничего никто мне не рассказывал, никаких родственников у меня нет, но, говорю, кормили меня хорошо те люди. А кто они — не знаю.
Султанбек пришел и на другой день и еще. А как-то говорит: «Ты меня слушай. Открою тебе всю правду. Ты, — говорит, — узбек из Коканда. Тебя привезли маленьким с советской стороны, а твоих отца и мать большевики убили, они всех убивают, кто не хочет от аллаха отречься. Я тебя, — говорит, — возьму к себе, потому что все узбеки — братья, и значит, ты мой брат. И зовут тебя, ты же знаешь! — тоже по-узбекски — Касым».
А я уже знал, что я Газими. Только молчал.
И начал я жить у Султанбека вместе со сторожами. Они и склад сторожили, и меня — тоже. И никуда меня не отпускали, пока вы не появились.
— Почему же со мной начали отпускать?
— Они все время за нами следили, господин Долмат. Вы-то не замечали, наверное, этого?
— Нет, — простодушно сообщил Андрей.
— И когда мы к господину Шахруху Исмаили этому ходили, двое тоже за нами все время тайком шли, я видел. И еще я вам хотел сказать…
— О чем?
— Господин Шахрух Исмаили один раз, уже темно было, на своем автомобиле к Султанбеку приехал. Я услышал — окно было открыто — он Султанбеку говорит: «Надоумило вас с вашим Мирахмедбаем. Держали бы щенка под замком, как прежде, так нет: решили на этого живца поймать Долматова! А мальчишка нам ой как нужен…» А Султанбек спросил: «Что же делать, эффенди?» А господин Шахрух отвечает: «Аллах велик. А если мальчишка раскроется — уберем его». Тут Султанбек поднялся и пошел к окну посмотреть, не подслушивает ли кто, и я убежал.
Газими опустил голову и тут же вздрогнул, потому что в дверь постучали. На этот раз — сдержанно.
— Кто там? — спросил Андрей.
— Это я, Андрей Дмитриевич, — ответил Аскар-Нияз. — Я безоружен, и у меня с собой бутылочка настоящего коньяку. — Он появился на пороге и развел руками. — Не скрою, я с миссией от достопочтенного нашего Мирахмедбая. Пустите?
— Милости прошу, — сказал Андрей.
Аскар-Нияз потрепал по затылку Газими, бросил на ходу: «Жив, джигит?» — присел к столу, откупорил бутылку, налил себе и Андрею и выпил, как всегда, не дожидаясь. Он начал, казалось бы, издалека:
— Потрясающая способность у вас, Андрей Дмитриевич, наживать врагов. Синяев, к примеру. У князя и ненависть к вам, и вдобавок ревность. И то и другое по вашей вине. Теперь вот работы лишились и Шахруха восстановили против себя. А Шахрух Исмаили — личность сильная и, не скрою, весьма опасная. — Аскар-Нияз пожевал лимон и, отвечая своим мыслям, покачал седеющей головой. — Нет, так не ведут себя, — сказал он и спохватился, что произнес это вслух.
— Разве человек может себя вести по-другому! — Андрей посмотрел на Газими. Мальчик не понимал, о чем беседуют взрослые, потому что говорили они по-русски, но был весь в напряжении.
— Ты ляг, подремли, — сказал ему Андрей. — Мы здесь с дядей о своих делах поговорим.
Газими подчинился и даже глаза прикрыл вздрагивающими веками. Аскар-Нияз посмотрел на Газими и ответил Андрею:
— Вы правы. Человек иначе поступить не может. Я, как и вы, имею в виду то, что произошло сегодня в доме Шахруха Исмаили. Мне рассказали об этом, а я легко представил, зная эту публику, как все происходило на самом деле. Вы вступились за мальчишку, чужого вам по крови, по вере. Нищего, забитого, никому не нужного. И навлекли на себя кучу неприятностей. Шахрух Исмаили — человек крайностей и к тому же в ярости слепнет.
— Вы на моем месте, поручик, поступили бы так же. Я убежден.
— Спасибо, — сказал Аскар-Нияз и опустил глаза. — Впрочем, вы переоцениваете меня. Я не уверен, что вступился бы за этого маленького раба. В былые времена — может быть. В ту пору, когда я относился к породе людей. Но вся наша проклятая жизнь убивает эту породу. В войнах, революциях гибнут единицы. Проклятая повседневность убивает человеческое в миллионах душ, и это самое страшное.
— Нет, — возразил Андрей. — Все не так мрачно. К счастью, люди не только тупеют, но и поднимаются. Целые народы возрождаются. И мы оба живы. Вот за это и выпьем.
— Дай бог, чтоб так, — тихо произнес Аскар-Нияз, Он выпил торопливо и сказал: — Сейчас вы подумаете обо мне иначе, Андрей Дмитриевич. Я хочу увезти мальчишку.
— Куда?
— Это неважно, — уклончиво ответил Аскар-Нияз. — Суть в другом: ни вас, ни его в покое они не оставят. Слава богу, Шахрух почему-то не вмешивает в это дело полицию. Или того хуже — жандармерию. Но так или иначе, не мытьем, так катаньем мальчишку они у вас отнимут.
— Я уже говорил, что верю вам, поручик. Знаю, что зла мальчику вы не причините. А остальное уладится. Я сам скажу ему, пусть идет с вами. Только не сейчас, наверное. — Андрей посмотрел на окно. — Уже стемнело.
— Вы-то не боитесь ходить по ночам, — многозначительно возразил Аскар-Нияз. — Ну и я не робкого десятка.
— Касым! — решительно позвал Андрей. — Пойдешь с господином Аскар-Ниязом. Он отведет тебя к хорошим людям и позаботится о тебе. — Он помолчал и добавил: — Это все равно, что ты пошел бы со мной. Ты понял?
— Да, — тихо ответил Газими, опустив голову.
— Вы гений, — сказал Аскар-Нияз, ухмыльнувшись. — Будь я даже подлецом, у меня не оставалось бы иного выхода — только порядочность! — закончил он вполне серьезно и положил руку на голову Газими. — Пойдем, мальчик. Ты увидишь, все будет так, как сказал господин Долматов.