Речной король

— О чем догадаются?

Он смотрел прямо на нее светлыми голубыми глазами. Она не могла ему это запретить.

— О тебе и обо мне.

— Так вот о чем ты подумала? — Эйб усмехнулся. — Что я здесь из-за тебя?

Солнце зашло за тучу, и Бетси увидела, как он оскорблен. Она подошла и села на другой конец скамьи. Как так получается, что каждый раз, когда она его видит, ей хочется плакать? Это ведь не любовь, правда? Это же совсем не похоже на то, чего обычно добиваются люди.

— Тогда зачем ты здесь?

Она надеялась, что в ее голосе не угадывается любопытство или тем более отчаяние.

— Я воображаю, что рано или поздно кое-кто расскажет мне, что случилось с Гасом Пирсом. — Эйб допил кофе и выбросил стаканчик в ближайшую урну. — Я просто собираюсь подождать, пока это произойдет.

Стволы плакучих буков заливало светом, зеленые почки набухали на колышущихся ветвях. Два лебедя осторожно двинулись к скамейке, их перья слиплись от весенней грязи.

— Кыш, — сказала Бетси. — Убирайтесь.

Эйб провел на территории школы столько времени, что привык к лебедям и знал, что эти двое — супружеская пара.

— У них любовь, — сказал он Бетси.

Лебеди остановились рядом с урной, ссорясь из-за корок хлеба.

— Вот как ты это называешь? — Бетси засмеялась. — Любовью?

У нее скоро должен был начаться урок, и руки совсем заледенели, но она продолжала сидеть на скамейке.

— Это именно она и есть, — заверил Эйб.

После того как он ушел, Бетси поклялась себе держаться от Эйба подальше, но казалось, избежать встречи с ним невозможно. Во время ланча он снова был здесь, наполняя свою тарелку у салатного бара.

— Я слышала, Боб Томас вне себя из-за того, что он здесь болтается, — сказала Линн Вайнинг, обращаясь к Бетси. — Ученики жалуются родителям, что на территории школы все время присутствует полиция. Но, господи, как он хорош собой!

— Мне казалось, ты без ума от Джека.

Бетси имела в виду женатого учителя химии, связь с которым длилась у Линн уже несколько лет.

— А ты-то сама? — сказала Линн, не упоминая, что давно уже несчастна, с тех пор как поняла: человек, однажды предавший одну женщину, запросто предаст и другую. — Ты сама с него глаз не сводишь.

Что же до Эйба, он сидел за столиком в глубине столовой и ел салат, рассматривая мальчиков из «Мелового дома». Все, что ему требовалось, — один-единственный мальчик, готовый признаться в своей причастности, он надеялся, что тогда за ним последуют и остальные, и каждый будет просить о снисхождении и понимании. Он был уверен, что замечает все необходимые признаки у Натаниэля Гибба, за которым и последовал, когда парнишка сгрузил несъеденный обед в бачок для отходов. Весь день он преследовал Натаниэля, стоял под дверью биологической лаборатории и у класса алгебры, пока наконец выведенный из себя мальчик не развернулся и не посмотрел ему в лицо.

— Что вам от меня нужно? — закричал Натаниэль Гибб.

Они стояли на тропинке, идущей вдоль реки, — эту дорогу многие избегали из-за того, что она проходила слишком близко к поселению лебедей. Натаниэлю Гиббу, однако, было чего бояться больше лебедей. В последнее время он начал кашлять кровью. Ему приходилось носить с собой большой носовой платок, эта тряпка одновременно приводила его в смущение и напоминала о том, насколько хрупким может быть человеческое тело.

Эйб видел то, что ожидал увидеть: живущий в глазах страх.

— Я хочу поговорить с тобой о Гасе, больше ничего. Может быть, то, что с ним произошло, было несчастным случаем. Может быть, ты что-нибудь об этом знаешь.

Натаниэль был из тех мальчиков, которые всегда делают то, чего от них ожидают, но он больше не понимал, что это значит.

— Мне нечего вам рассказать.

Эйб знал, как трудно живется после некоторых проступков. Признайся самому себе, и боль стихнет. Скажи об этом вслух, и ты уже на полпути домой.

— Если ты со мной поговоришь, никто тебя не обидит. Все, что ты должен сделать, — рассказать мне, что произошло той ночью.

Натаниэль поднял глаза, посмотрел сначала на Эйба, затем обернулся и увидел Гарри Маккенну, который болтал на крыльце спортивного зала с несколькими приятелями. Этот день был наполнен изменчивым желтым светом, но воздух все равно был холодный. Как только Натаниэль увидел Гарри, он зашелся ужасным кашлем, и не успел Эйб его остановить, как он развернулся и побежал по тропинке. Некоторое время Эйб бежал за ним, но сдался, когда Натаниэль затерялся в толпе учеников.

В этот вечер Эйб чувствовал, что тучи у него над головой сгущаются, как чувствовал это всегда, когда был мальчишкой. И точно, прямо на следующий день, когда он собирался уже оставить свой пост в школе, чтобы пообедать в «Селене», рядом со старым «крузером» Райта на стоянке перед «Меловым домом» затормозили Глен Тайлз и Джоуи Тош. Эйб подошел и наклонился к окну поговорить с Гленом.

— Вижу, ты в последнее время сам себе составляешь расписание, — сказал Глен.

— Это временно, — заверил его Эйб. — Я отработаю все часы, которые пропустил.

Глен настоял, что сам отвезет Эйба на обед, хотя Эйб и заверял его, что в этом нет необходимости.

— Нет, есть. — Глен развернулся, открывая заднюю дверцу. — Залезай!

За рулем сидел Джоуи, ведя машину одной рукой. У него было настороженное выражение лица, он не сводил глаз с дороги. Они доехали до самого Гамильтона, до «Кухни Хунаня», где заказали три порции курицы «Генерал Гао», несмотря на предписанную Глену строгую диету, и поели в машине, остановившись перед больницей Гамильтона.

— Ты знаешь, что Хаддан-скул сделала пожертвование, которое позволит нам выстроить в Хаддане медицинский центр? — спросил Глен. — В следующие выходные по этому случаю состоится большой праздник, и, поверь мне, Сэм Артур и остальные члены городского совета из себя выйдут, если до того момента что-нибудь случится. Знаешь, Эйб, в этом центре будут спасать жизни. Достаточно уже одного того, что не придется ездить до самого Гамильтона в экстренных случаях. Может быть, Фрэнка удалось бы спасти, если бы у нас в городе тогда был такой центр, где знали бы, как обрабатывать огнестрельные раны. Подумай об этом.

Эйб сунул палочки для еды в коробку с пряной курицей. Он ощущал стеснение в груди, как будто его связали веревкой. Он чувствовал себя так же, когда не мог угодить отцу, что происходило практически все время.

— Так, значит, все, что мы должны сделать, чтобы получить медицинский центр, — отвернуться в другую сторону, когда убивают ребенка?

— Нет. Все, что ты должен сделать, — убраться ко всем чертям с территории Хаддан-скул. Боб Томас разумный человек, и он выдвинул разумное требование. Прекрати изводить его учеников. Уйди из кампуса.

Они ехали обратно, по семнадцатому шоссе, в молчании. Ни один из них не доел курицу, ради которой они проделали такой долгий путь. Эйба высадили возле его машины на стоянке у «Мелового дома», где на асфальте образовалась тонкая ледяная корочка. Джоуи тоже вышел из машины.

— Если ты будешь тревожить тех, кто стоит за этой школой, мы все пострадаем, — сказал Джоуи. — Насколько я понимаю, деньги, приходящие из Хаддан-скул, очень нужны городу. Мы хотим этих денег.

— А я не согласен.

— Отлично. Тогда ступай своей дорогой, а я пойду своей. Нам больше не обязательно изображать из себя чертовых сиамских близнецов, верно?

Джоуи уже шел обратно к машине, когда Эйб окликнул его:

— Помнишь, как мы прыгали с крыши?

Эйб думал об этом случае с тех пор, как они проехали поворот к дому Райта на семнадцатом шоссе.

— Не помню.

— На ферме у моего деда? Ты подначивал меня, а я подначивал тебя, и нам обоим хватило глупости это сделать.

— Ерунда. Ничего не было.

Но это было, и Эйб помнил голубизну неба в тот день. Райт велел им скосить траву за домом, которая была уже почти с них высотой, а они вместо этого забрались на сарай и прыгнули на крышу дома, цепляясь за водосточные трубы и подтягиваясь над залитым гудроном гонтом. Им было тогда двенадцать, тот безрассудный возраст, когда большинство мальчишек верят, что с ними никогда ничего не случится, что они могут прыгнуть в открытое пространство, вопя во всю мощь своих легких и распугивая скворцов на деревьях, а потом приземлиться, слыша только свист ветра в ушах, и без единой сломанной кости. В таком возрасте мальчишка так же уверен в своем лучшем друге, как в бесконечности воздуха, и птиц, и всего того, что растет на полях.