Страница 6 из 69
Поезд до Хаддана вечно опаздывал, и этот день не стал исключением. Послеполуденное небо было бескрайним и чистым, словно небеса обетованные; поля пестрели поздними астрами и молочаем. На самых высоких соснах, растущих вдоль железнодорожного полотна, сидели ястребы; краснокрылые дрозды летали в вышине. Группы дубов и заросли боярышника выделялись на фоне темного леса, где до сих пор во множестве водились олени и куда время от времени забредали из Нью-Гемпшира или Мэна американские лоси. Когда поезд медленно проезжал через соседний городок Гамильтон, стайки мальчишек бежали за вагонами, некоторые радостно махали пассажирам, а остальные невежливо показывали языки и растягивали в ухмылках веснушчатые физиономии: гримасы диких ангелов, которые не боятся гравия и пыли, неизменно летящих в них, когда поезд набирает ход.
В этот день в поезде было больше дюжины учащихся из Хаддан-скул, готовых к началу нового семестра. Девочки с длинными блестящими волосами и мальчики в отутюженных костюмах, которые скоро будут порваны и испачканы во время игры в американский футбол, устроенной в клубном вагоне. Жизнерадостная суматоха распространялась по поезду, когда кондукторы открывали двери, но шум не долетал до последнего вагона. Там, в самом конце, устроилась девочка по имени Карлин Линдер, которая никогда раньше не уезжала из дома. Она глядела на сельский пейзаж, радуясь каждому стогу сена и забору, быстро мелькавшим за окнами. Карлин мечтала уехать из Флориды всю свою жизнь. И не имело значения, что в родном округе она была самой красивой девушкой, со светлыми пепельными волосами и теми же зелеными глазами, которые навлекли беду на ее мать, когда та в семнадцать лет, беременная, осталась без средств к существованию. И это в городке, где даже передвижная ярмарка считается значительным культурным событием, а любая девчонка, имеющая собственное мнение, воспринимается как грубая ошибка природы.
Карлин Линдер была нисколько не похожа на свою мать и радовалась этому. Не потому, что Сью Линдер не была добросердечна и приветлива, наоборот, именно такой она и была. Однако оставаться покладистой и добродушной не входило в намерения Карлин. Если ее мать отличалась уступчивостью и мягкостью, то Карлин славилась упрямством и на все имела свое мнение, она относилась к тому типу людей, которые продолжают ходить босиком, невзирая на все призывы опасаться змей. Она никогда не обращала ни малейшего внимания на мальчишек, которые провожали ее от школы до дома, хотя многие из них были настолько ошеломлены и заворожены ее красотой, что въезжали на своих велосипедах в канавы и деревья. Карлин никому не позволила бы заманить себя в ловушку, и тем более в этой местности, где температура воздуха продолжает подниматься и после полуночи, комары являются круглогодичным бедствием и большинство жителей предпочитают злорадствовать по поводу недостатков девушки, не замечая ее сильных сторон.
Некоторые люди просто рождаются не в том месте. Первое, что ищут такие персоны, — карта, а второе — билет, чтобы уехать. Карлин Линдер была готова покинуть Флориду с тех пор, как научилась ходить, и в итоге ей удалось сбежать в Хаддан-скул, потратив на это стипендию, полученную за достижения в плавании. Хотя мать с большой неохотой отпустила ее в Массачусетс, где народ просто обязан быть бесчестным и развращенным, в конце концов Карлин выиграла битву, использовав план наступления, который включал в себя равные дозы уговоров, обещаний и слез.
В этот прекрасный лазурный день Карлин путешествовала с одним-единственным потертым чемоданом, спрятанным под сиденье, и рюкзаком, набитым спортивными тапочками и купальными костюмами. Дома у нее осталось совсем мало вещей, лишь несколько истрепанных мягких игрушек на кровати и кошмарное пальто, которое мать купила ей в качестве прощального подарка в «Модной лавке Люсиль», — это ворсистое акриловое чудовище удалось спрятать в чулане за старыми покрышками. Карлин собиралась оставить в качестве памятного сувенира билет на самолет и хранить его вечно, если он не истлеет раньше. Она так часто брала его в руки, что чернила въелись ей в кожу, она мыла руки, терла щеткой, но на кончиках пальцев до сих пор оставались маленькие серые пятнышки, отпечатки ее заветной мечты.
Все время, пока она сидела в самолете, летящем на север, а затем в поезде, несущемся через бесконечные кварталы Бостона, Карлин ощущала, как пузырьки сомнения поднимаются в душе. Кто она такая, чтобы думать, будто сможет выковать для себя совершенно иную жизнь? Вот же она, одетая в дешевые джинсы и футболку, которую купила в секонд-хенде, светлые волосы как попало заколоты металлическими зажимами, заржавевшими от сырого воздуха Флориды. Всякий заметит, что она отличается от остальных хорошо одетых пассажиров. У нее нет даже приличной пары обуви, она никогда не стриглась у профессионального парикмахера, а всегда сама подрезала концы, когда они начинали сечься от избытка хлорки. Ступни ее испачканы болотной грязью, а на пальцах рук пятна от никотина, она пришла из мира дешевого рагу, яиц и нарушенных обещаний, из места, где женщина быстро понимает, что нет смысла переживать по поводу пролитого молока или синяков, оставленных каким-нибудь мужиком, который требовал любви слишком грубо или слишком настойчиво.
Но несмотря на свою историю, на все свои, как она считала, недостатки, Карлин ощутила прилив надежды, как только они выехали из города. Поезд проносился через акры золотарника и поля, на которых паслись коровы. Приближалось время отлета певчих птиц, и огромные стаи летали над лугами, синхронно заворачивая то в одну, то в другую сторону, словно обладали единым телом и разумом. Карлин силилась открыть закопченное окно в надежде насладиться сентябрьским воздухом и оказалась захваченной врасплох, когда долговязый парень с громадным туристским рюкзаком подошел, чтобы помочь ей справиться с заевшей рамой. Парень был слишком уж тощий, с копной спутанных волос, из-за которой казался еще более долговязым и похожим на аиста. На нем было длинное черное пальто, которое болталось мешком на костлявом теле, у грубых рабочих ботинок не было шнурков, отчего ноги шлепали, будто рыба по воде. Незажженная сигарета торчала из угла широкого рта. Даже поток свежего воздуха, хлынувший через открытое окно, не мог перебить запашка, который шел от парня.
— Не возражаешь, если я присяду? — Не удосужившись дождаться ответа, он уселся прямо напротив Карлин, поставив рюкзак в проход и нисколько не заботясь о том, что помешает другим пассажирам. У него был тот тип лоснящейся кожи, который приобретается за долгие часы сидения в темной комнате, когда человек приходит в себя после мигрени или похмелья. — Господи, эти идиоты из Хаддан-скул в соседнем вагоне просто вывели меня из себя. Пришлось сбежать.
Карлин заметила, что он нервничает, она определила это по трепетанию жилки у него под глазом. Очень хороший знак, потому что смущение мальчишек всегда помогало Карлин раскрепоститься. Она заколола выбившийся локон серебристым зажимом.
— А я как раз туда и еду, — сообщила она попутчику. — В Хаддан-скул.
— Но ты же не идиотка. А это совсем другое дело.
Неуклюжий парень принялся рыться в своем багаже и наконец извлек зажигалку «Зиппо». Когда Карлин указала ему на табличку, запрещающую курение, он пожал костлявыми плечами и все равно закурил. Карлин улыбнулась, первый раз за все время после отъезда из дома развеселившись. Она откинулась на спинку кресла, ожидая, чем еще этот странный тип попытается произвести на нее впечатление.
Он представился Огастом Пирсом из Нью-Йорка и рассказал, что в Хаддан его отправил озабоченный сверх меры отец, у которого не было ни одного спокойного дня с тех пор, как Гас родился и он взвалил на себя обязанности по воспитанию сына после смерти жены. Отец Гаса был профессором биологии, он возлагал на единственного отпрыска огромные надежды, бывают такие люди, которые продолжают верить в своих близких и после того, как те неоднократно жестоко разочаровывают их; именно к такому типу принадлежал отец Гаса Пирса. Терпя одну неудачу за другой, Гас был уверен, что обязан дать отцу еще один шанс. Хотя сам он ни в коей мере не надеялся на какой-либо успех. С чего бы Хаддан-скул отличаться от всех прочих школ, в какие он поступал? С чего бы в его жизни случаться чему-то хорошему? Он был рожден седьмого числа седьмого месяца, ему всегда не везло. Он мог скрещивать пальцы, мог стучать по дереву, но все равно постоянно ударялся головой о каждую лестницу, вечно сворачивал не там, где надо. Пока все остальные двигались вперед по ровной, широкой дороге, ведущей в будущее, Гас проваливался в люки и падал в сточные канавы лицом вниз и не видел никакой возможности выбраться из полосы невезения.