Речной король

После службы Эйб ждал на улице в сыром январском воздухе, глядя, как прихожане выходят из церкви. Карлин накинула на голову зеленый шерстяной шарф, но когда она спускалась по ступеням, то была бледной как мел и казалась промерзшей до костей. Шон Байерс шел рядом с ней, любой мог бы понять по выражению его лица, какие чувства он испытывает к этой девушке. Люди, видевшие, как переживает этот хулиган, испытывали к нему одновременно сочувствие и зависть. Питу пришлось едва ли не силком тащить парня обратно в аптеку, оторвав его от Карлин, и, когда это ему наконец удалось, Карлин подошла к Эйбу. Они вместе смотрели, как шестеро крепких мужчин из погребальной конторы выносят гроб.

— Ты же не собираешься разбивать Шону Байерсу сердце, правда?

Эйб видел, как сраженный любовью юноша все оглядывается через плечо, идя вслед за дядей по Мейн-стрит.

— Если хотите знать мое мнение, люди сами разбивают себе сердца. И вообще, это не ваше дело.

День отлично подходил для похорон, мрачный и холодный. Погребение должно было состояться на школьном кладбище, и Карлин с Эйбом двинулись в том направлении. Карлин ничего не имела против общества Эйба — это все равно, что быть одной. Ей не требовалось быть с ним вежливой, и он явно ощущал то же самое. Когда у нее с головы соскользнул шарф, Эйб кивком указал на то, что она сделала с помощью бритвы:

— Угодила в газонокосилку?

— Что-то вроде того. Я себя изуродовала.

— Отличная работа. — Эйб не смог удержаться от смеха. — Если Шон Байерс хочет тебя и в таком виде, он обязательно добьется своего.

— Да он даже не заметил, — признала Карлин. — Кажется, он думает, что у меня на голове всегда было такое.

Они прошли мимо дома Эвансов, и Эйб помахал Шарлотте, которая смотрела из выходящего на улицу окна, охваченная любопытством, кто может гулять по Мейн-стрит в такой мерзкий день.

— Зачем вы ей помахали? — Карлин покачала головой. — Я бы не стала утруждаться.

— Она не такая плохая, какой кажется.

— Некоторые люди даже хуже, чем кажутся. Гарри Маккенна, например. Я думаю, он в чем-то виновен. Если нет, то он точно знает, что случилось с Гасом. Просто омерзительно, что он продолжает преспокойно жить дальше, как будто ничего не случилось.

— Может быть. — Они срезали путь через сад миссис Джереми, чтобы выйти на короткую дорогу к лугу. — Может быть, нет.

Теперь они шли по высокой коричневой траве, выбрав дорогу, вдоль которой рос боярышник. Могильщики рано принялись за работу; земля промерзла, и, чтобы пробить ее, потребовалось три человека. Небольшая похоронная процессия собралась перед кладбищем: члены факультета, которые чувствовали, что это их гражданский долг — отдать последнюю дань уважения. Куча земли лежала под оградой, замерзшие комья грунта валялись на дорожке.

— Я подумываю о том, чтобы уехать из Хаддана, — сказала Карлин Эйбу.

Уехать из Хаддана показалось Эйбу заманчивой идеей, особенно после того, как ему пришлось взглянуть на Бетси, стоявшую между Эриком Германом и Бобом Томасом. На ней было черное платье, в котором она пришла к нему в дом и осталась на ночь, но сегодня она надела солнечные очки и зачесала волосы назад, поэтому выглядела совершенно не так, как в ту ночь. Священник из церкви Святой Агаты, отец Минк, крупный мужчина, о котором все знали, что он одинаково рыдает и на похоронах, и на свадьбах, пришел освятить землю, и кружок людей в трауре расступился, давая возможность провести обряд.

Эйб видел в блеклом зимнем свете, как присутствующие склонили головы.

— Наверное, это мне стоит подумать об отъезде отсюда.

— Вам? — Карлин помотала головой. — Вы никогда отсюда не уедете. У вас здесь корни. Я не удивлюсь, если вас по специальному разрешению похоронят на этом самом кладбище, прикрепив к Хаддан-скул.

У Эйба не было шанса быть похороненным на этом кладбище ни сегодня, ни в тот день, когда он будет готов к переселению в мир иной. Он предпочел бы, чтобы его могила была где-нибудь на лугу, как могила той женщины, нашедшей упокоение на ферме Райта, память которой он чтил прямо среди луга.

— Бьюсь об заклад, я уеду отсюда раньше тебя.

— Мне нельзя заключать такое пари, — сказала Карлин. — Мисс Дэвис оставила мне деньги, хватит, чтобы покрыть все расходы на обучение.

Пункты в завещании мисс Дэвис были совершенно ясны. Ее сбережения, мудро помещенные этим любезным Майком Рэндаллом в банк под проценты, должны пойти на программу поддержки для неимущих учеников, каждый семестр будет отчисляться определенная сумма, гарантирующая, что такому ученику не придется работать и он сможет при желании ездить куда-нибудь во время каникул. Мисс Дэвис оговорила в особом условии, что Карлин Линдер должна быть первой, кто воспользуется таким правом: все ее расходы будут оплачиваться до последнего дня последнего года обучения. Если ей потребуется одежда, книги или семестр в Испании, она должна только составить запрос и передать его Майку Рэндаллу, который выпишет чек и обналичит необходимую сумму.

— Так что в финансовом смысле мне не о чем беспокоиться. — Карлин обмотала шею зеленым шарфом. — Если я останусь.

На прошлой неделе Карлин исполнилось пятнадцать, но она никому не сказала, да и не чувствовала, что у нее есть повод для праздника. Однако сегодня она выглядела не старше чем на двенадцать. У нее на лице было написано недоверие, часто сопутствующее первому шоку от осознания утраты.

— Ты останешься.

Эйб смотрел на маленького каменного ягненка, который был украшен венком из жасмина.

— Мисс Дэвис рассказывала мне, что люди приносят сюда цветы на счастье, — сказала Карлин, заметив его взгляд. — Это памятник ребенку доктора Хоува, тому, который так и не родился, потому что его мать погибла. Каждый раз, когда в городе заболевает ребенок, мать приносит сюда такую гирлянду и просит помощи.

— Я никогда об этом не слышал, а мне казалось, я знаю все местные легенды.

— Может быть, вам не о ком было просить.

Когда Карлин пошла на кладбище на погребальную церемонию, Эйб остался там, где стоял, затем развернулся и отправился той же дорогой обратно на луг. Голос отца Минка был приглушенным и траурным, и Эйб решил, что он предпочел бы слышать в память о мисс Дэвис пение птиц, которым она, как бы ни была больна, всегда вывешивала кусочки сала и насыпала семечки.

Глаза Эйба щипало от мороза, но ему все равно предстояло вернуться обратно к церкви, где он оставил машину, однако он обнаружил, что движется в противоположном направлении. Это было лишено всякого смысла, ему следовало держаться подальше от школы, но он все равно шел через луг. Во время долгого, неспешного пути до лужайки посреди кампуса он совершенно замерз. На деревьях сидели скворцы, и по причине того, что светило бледное солнце, розовые шпалеры перед «Святой Анной» были полны птиц. Эйб не видел их, зато слышал, как они распевают, словно пришла весна. Он узнал пение кардиналов и различил подвывание черного кота, который тоже услышал их песню. Кот замер под шпалерой, наклонив голову, зачарованный парой сидящих над ним птиц.

Может быть, в Хаддане был еще один кот с одним глазом, но на этом был ошейник с отражателем, который Эйб купил на прошлой неделе в «Кэтсетера», в торговом центре Миддлтауна. Совершенно точно, его кот и кот Элен Дэвис был одним и тем же животным. Если бы кот никогда не появлялся у него под дверью, Эйб был бы счастлив жить один, но теперь все изменилось. Он оказался причастным, он покупал ошейники, беспокоился. Например, сейчас он поймал себя на том, что по-настоящему рад встрече с этим жутким созданием, и подозвал его, посвистев, словно это был пес. Птицы улетели, вспугнутые звяканьем колокольчика на новом ошейнике, но кот даже не взглянул на Эйба. Вместо этого он двинулся по направлению к «Меловому дому», вышагивая по льду и бетону, не останавливаясь, пока его путь не пересекся с путем парня, шедшего к реке играть в хоккей без правил. Это был Гарри Маккенна, он посмотрел вниз на кота.