В тине адвокатуры

Там он застал молодого франтоватого камердинера князя, всегда одевавшегося «по моде» и любившего ужасно цветные галстуки, Яков, так звали камердинера, считался среди дворни большим сердцеедом, и не одно женское сердце людской и деревни страдало по нем. Он всегда тщательно расчесывал свои черные кудри и красивые усы.

— Нашего сердцегрыза-то почище тебя угостили… — указал на Якова клубский повар, Коропат Иванович, выслушав рассказ Степана о барской с ним расправе.

Последний посмотрел на Якова и увидал на лице его три свежих красных рубца.

— Кто это вас, Яков Петрович? — участливо обратился он к нему.

— Кто? Известно кто, кто и вас… — злобно ответил Яков.

— Зачто?

— Трубка из рук, подлая, выскочила, янтарь отлетел, он меня и давай арапником полосовать, насилу убег. К барыне явился, пятишницу пожаловала, да разве этим залечишь! Долго не пройдут, проклятые, — отвечал тот, рассматривая свое лицо в снятое им со стены зеркало.

— Под колодцем умываться почаще, первое дело, — посоветовал другой повар, Сакердон Николаевич.

— И с чего это он таким зверем ходит? Прежде, кажись, на него реже находило! — недоумевал Степан.

— Перед смертью, смерть чует, мухи, вон, и те злее становятся, как дохнуть им приходится! — раздражительно заметил Яков, под впечатлением ходивших слухов о появлении «старого князя».

— Ну, кажись, смерти-то его еще не видать: гоголем ходит. Смотри, парень, тебя переживет и не раз еще разукрасит! — подзадорил Якова Коропат Иванович.

— Издохнет скоро, помяните мое слово, издохнет! — озлился Яков и, повесив зеркало на место, вышел из кухни, сильно хлопнув дверью.

— Ишь как его разобрало! — усмехнулся Сакердон Николаевич.

— Красоты поубавили, а это ему перед бабами зарез! — серьезно заметил Коропат Иванович.

Бывшие в кухне расхохотались.

XXV

В гостинице

Приехав на станцию Т., Николай Леопольдович, по получении железнодорожным сторожем багажа, приказал нанять ему извозчика в гостиницу «Гранд-Отель».

Эту гостиницу указал ему перед его поездкой князь Александр Павлович.

Город Т. отстоит от станции железной дороги не более как в полуверстном расстоянии. Это пространство занято немощеной площадью с низенькими строениями кругом, в которых помещаются разные лавчонки, портерные, питейные дома и даже ресторации.

Эта площадь, собственно говоря, могла бы считаться за начало города, если бы находящаяся в конце ее застава, состоящая их двух каменных, выкрашенных в белую краску столбов с гербами города, не указывала, где начинается городская черта.

Тотчас за заставою тянется прямая улица, носящая название Дворянская.

Гостиница «Гранд-Отель» находилась на углу Дворянской и Базарной улиц, в каменном трехэтажном доме.

Внизу помещались магазины.

Парадный подъезд ее выходил на Базарную, так как по Дворянской улице домов с парадными подъездами не было.

Все дома ее обнесены палисадниками с довольно густой растительностью, что летом придает, ей весьма красивый вид.

— Номер получше! — кинул Гиршфельд швейцару гостиницы, стоявшему у подъезда, быстро соскочив с пролетки подвезшего его извозчика.

— Вы не из усадьбы князя Шестова? — обратился к нему швейцар.

— Да, так что же?

— Пожалуйте-с! Для вас готов номер первый! — бросился швейцар вынимать из пролетки чемодан.

Николай Леопольдович остановился в недоумении.

— Мне приготовлен? Почему?

— Его сиятельство князь Шестов нарочного в контору изволили присылать с приказанием.

Такое внимание приятно поразило его.

— Добрый, бедный старик! — прошептал он, поднимаясь по лестнице в сопровождении несшего чемодан швейцара, и нечто вроде угрызения совести зашевелилось в его душе.

— Извозчику прикажете заплатить? — уничтожил это мимолетное настроение вопросом швейцар.

— Да, отдай там сколько следует… — отвечал Николай Леопольдович.

— Слушаю-с. Проводи в первый номер, — сдал швейцар чемодан выбежавшему на встречу нового постояльца коридорному и быстро спустился вниз.

— Пожалуйте! — распахнул коридорный двери одного из номеров коридора бельэтажа.

Николай Леопольдович вошел.

Это был лучший номер в гостинице. Он был угловой и состоял из двух больших комнат и передней.

Четыре окна приемной выходили: два на Дворянскую и два на Базарную улицы. На них были повешены традиционные белые шторы с фестонами и тюлевыми драпри.

В спальне было одно окно с репсовыми коричневого цвета, уже изрядно полинявшими гардинами.

Малиновая триповая мебель приемной тоже не отличалась свежестью и сильно потертый бархатный ковер под преддиванным столом оканчивал убранство.

Лакей поставил чемодан Николая Леопольдовича у входных дверей в передней, вынул затем из входной двери ключ с наружной стороны и воткнул его с внутренней.

— Развяжи чемодан и открой его, — приказал Гиршфельд, подавая лакею ключ.

Тот начал исполнять приказание.

Чемодан был открыт.

Тем временем Николай Леопольдович подошел к окну, противоположному двери, распахнул его, так как воздух в номере показался ему спертым.

— Приготовь мне умыться, я выну сам, что мне нужно, — обратился он к слуге. Тот быстро поднялся с пола и исчез за дверью.

От сквозного ветра дверь сильно, с каким-то звоном хлопнула. Николай Леопольдович вздрогнул.

— Фи, как я разнервничался! — обозлился он сам на себя.

Вынув из чемодана необходимое платье, белье и привезенные фотографии, Николай Леопольдович запер его и приказал вернувшемуся с водой лакею перенести в спальню. Когда все это было исполнено, он, совершив свой туалет, взглянул на часы.

Было без десяти минут четыре.

Он приказал подать себе обед, решив, что после обеда отправится к Шестовым, прогулявшись предварительно по городу.

Обед оказался превосходным.

За чашкой кофе, Николай Леопольдович закурил дорогую сигару, из данных ему на дорогу князем Александром Павловичем, и обратился к убиравшему со стола лакею.

— Далеко, братец, отсюда дом князя Дмитрия Павловича Шестова?

— Никак нет-с. Два шага по Дворянской. Сейчас, как выйдете из подъезда, повернете налево, за угол, дойдете до бульварчика, что у Собрания, по правой стороне против бульварчика, второй дом будет, одноэтажный, в пять окон, окрашенный в дикую краску.

— Дворянская-то улица у вас, конечно, лучшая? Далеко они тянется?

— Никак нет-с, не лучшая, — осклабился лакей. — Лучшая — Дворцовая. Как бульварчик пройдете, в нее и упретесь.

— Городской сад есть?

— Как же-с, около дворца.

— Какого дворца?

— Так у нас губернаторский дом называется.

Докурив сигару и получив эти топографические сведения, он взял шляпу, захватил пакет с фотографиями и приказал подать себе пальто.

— Где же ключ? — посмотрел он на дверь, выходя. Лакей вернулся в номер.

На внутренней стороне двери ключа не оказалось. Лакей бросился искать на полу передней, в приемной, забежал даже в спальню, но бесполезно. Ключ исчез.

— Куда он мог запропаститься? — недоумевал слуга. — Я сам его вставлял в замок.

Он начал снова поиски, но снова безуспешно.

— Надо будет доложить хозяину, может у него найдется запасной, — решил он.

— Иди, докладывай, только поскорей! — сказал Николай Леопольдович. — Мне некогда.

Лакей побежал и через несколько времени возвратился с другим ключом, который и вручил Гиршфельду.

Тот запер дверь, положил ключ в карман и удалился.

— И куда он мог деваться? — продолжал рассуждать сам с собою лакей о пропавшем ключе, осматривая внимательно пол коридора, возле двери.

Поиски ключа отняли немало времени, а потому когда Николай Леопольдович дошел до указанного лакеем гостиницы бульварчика и посмотрел на часы, то оказалось, что было без четверти семь.

«Посижу четверть часика, а ровно в семь пойду», — подумал он, опускаясь на одну из скамеек бульвара. В воздухе было жарко.