Страница 51 из 62
Николас поперхнулся пивом и обвел взглядом трактир, в котором мы остановились.
— И что же в нем миленького?
Нет, ничего такого ужасного ни в вышеупомянутом трактире, ни в самом городе не было. Обычный маленький, провинциальный городок, дремлющий под лучами августовского солнца. Как поведал нам Боливар, зима скоро кончится и станет теплее. Думать об этом не хотелось. Ничего ужасного, всего лишь ощущение затягивающего сонного болота. Прохожие — это сразу бросалось в глаза — передвигались по улицам нога за ногу и выползали из домов только при крайней необходимости. Основное же времяпрепровождение местного населения заключалось в какой-то бесконечной сиесте.
Что уж совсем плохо, настроение это было заразным. То есть, конечно, Андрэ и прежде не отказывался бездельничать сутки напролет, но, когда Коллет провела весь день в кресле-качалке на веранде трактира, я забеспокоился. К сожалению, мое беспокойство разделял только Транквилл, мнение которого могли услышать лишь я да Морган. Крыс, после того как Жак оставил его ради ученичества у шамана, пребывал в плаксивом настроении и на окружающее реагировал вяло. Николас в принципе был не прочь отдохнуть несколько дней, но перспектива застрять в таком захолустье на полгода его все-таки тревожила. Ярл еще не выбрал город, в котором будет скрываться от Ночного Магистра, но ни Нехренаско-дель-Пупо, ни Сан-Текилло ему не приглянулись.
В таком настроении нас и застал Архимед. Это он так представился — Архимед. Правда, сразу же добавил, что к древнегреческому Архимеду не имеет рои ным счетом никакого отношения, просто имя случайно попалось на глаза его батюшке и запало в душу. Как оказалось, давая сыну такое имя, греческий купец Сократ Аннунакис определил судьбу своего чада. Архимед с младых ногтей никакой склонности к благородному купеческому делу не проявлял, а интересовался исключительно всякими механизмами, техническими приспособлениями и прочими заумными вещами. Ушлый купец быстро сообразил, что такое увлечение младшего сына можно поставить на службу торговле, и некоторое время Архимед послушно усовершенствовал корабли отца и разрабатывал устройства, ускорявшие погрузку и выгрузку товара. В конце концов ему это надоело, и парень, тайком пробравшись в трюм генуэзского торгового корабля, отправился повидать мир. Бродяжничал Архимед Аннунакис, как я понял, довольно долго, успел даже побыть студентом знаменитого Парижского университета и университета в Гейдельберге, но классическое образование его разочаровало. В Южную Америку он попал недавно — совершенно случайно — и застрял в Нехренаско-дель-Пупо основательно.
Будучи человеком энергичным и склонным к авантюрам, господин изобретатель уговорил местного городского голову выделить средства на постройку невиданного доселе чуда — корабля, движимого силой пара. Как ему это удалось и что он наплел городскому голове — это отдельная история, достойная героического эпоса. Закончилось все, однако, плачевно. Корабль Архимед Аннунакис построил и даже вполне успешно испытал, но не смог отправиться в плавание — люди не желали наниматься на «дьявольскую лодку». Сколько изобретатель ни доказывал, что его паровой двигатель совершенно безопасен, само наличие на корабле топки пугало даже бывалых моряков. А тут еще некстати выяснилось, что городской голова под проект парового корабля выделил гораздо больше денег, чем пошло на строительство. Даже последнему городскому пропойце было ясно, что деньги присвоил городской голова, но неприятный запашок от этой истории каким-то образом закрепился и за «Медной Бочкой» — так изобретатель назвал свой корабль из-за медного парового котла. Именно эта муторная история и побудила Архимеда присоединиться к повстанцам и снабдить их навозной бомбой. Последствия применения этого оружия так ужаснули изобретателя, что он поклялся никогда больше даже не думать над военными изобретениями. Но поклясться оказалось проще, чем сдержать клятву,— узнав, кто является изобретателем навозной бомбы, городской голова насел на беднягу с требованием работать на правительство.
— Клятва — это, конечно, важная причина,— закончил свою историю Архимед.— Но тут еще важнее то, что, носом чую, не для защиты города ему мои изобретения нужны! А мой нос за версту неприятности чует! Подозреваю я, что стукнула в городскую голову мысль податься в мировые завоеватели. А я в таком безобразии участия принимать не желаю... только вот из города мне самому не выбраться.
— Хочешь, чтобы мы помогли увести твой корабль?
— Да. Боливар рассказал, что вам очень нужно и Европу попасть. Что ж, для «Бочки» это не проблема!
— Но мы не особо опытные моряки. Во время плавания сюда мы в основном драили палубу.
— Это неважно. В мире вообще нет моряков, опыт которых пригодился бы на «Медной Бочке». Так что, согласны?
— Ну что вы об этом думаете? — обвел я взглядом своих спутников.— Затея-то опасная.
— Можно подумать, все наше путешествие не одна большая опасная затея,— хмыкнула Коллет. — Мне было бы интересно посмотреть на эту «Медную Бочку» в действии. Паровой движитель... какая интересная магия!
— Я готов хоть на весельной лодке плыть,— мрачно буркнул Николас— Лишь бы подальше от этого сонного царства!
— Андрэ?
— А? Да я как все. Чтобы не отрываться, значит, от народа!
— Мордаун?
— Кого интересует мнение какого-то там Мордау-на? Кому он вообще интересен — жалкий неудачник, маг в шкуре крысы?! Ах, оставьте меня! Решайте как хотите!
— Короче, принято большинством голосов, зал я, делая вид, что не слышу нытье Моргана.
— А мое мнение, значит, нико-ко-кого не интересует?
— Гай, я же сказал — принято большинством голосов. Тебе тут так понравилось, я не понимаю?
— Я за межвидовое равенство!
— Ладно, ты за или против?
— За!
— Простите за странный вопрос. Вы что это, с петухом разговариваете? Не поймите меня неправильно...
— Да все в порядке.— Я приспустил край шейного платка и ухмыльнулся изобретателю.— Мы тут все немного странные. Только, прошу вас, не надо кричать и падать в обморок.
— И не собирался,— пожал плечами Архимед.— Я, дорогой мой, за свою жизнь чего только не навидался. Главное — в море меня не подведите!
Следующим же утром, едва дождавшись рассвета, наш отряд спустился на пристань — такую же маленькую и сонную, как и весь Нехренаско-дель-Пупо. Правда, сегодня патриархальное спокойствие гавани нарушало какое-то громкое пыхтение, словно некий великан пробежал много миль и теперь не может отдышаться.
— Это... что это такое? — выразил общее недоумение Николас.
Перед нами покачивался на волнах корабль. То есть, видимо, корабль, но понять это можно было исключительно по вытянутому корпусу, похожему на обычный. На этом все обычное и заканчивалось. По бортам «Медной Бочки» зачем-то красовались два колеса от водяной мельницы. Ничего похожего на мачты с парусами не было и в помине. Зато посреди палубы торчала в небо длинная печная труба, из которой валил густой черный дым.
— Эх! — досадливо буркнул Андрэ, направляясь к уродцу.— Ну что за люди? Разве можно так печь распалять? Сожгут ведь завтрак!
— Какой еще завтрак? — Я с нарастающим беспокойством прислушался к утренним городским звукам.
— Ну как это — какой? Раз печь топится, значит , что-то готовят. А то, что готовят утром, называется завтрак — это даже дети знают!
— Действительно,— только и смог ответить я, В который раз сраженный логикой Андрэ.— Ладно, надо быстрее убираться. Кажется, городскому голове уже доложили!
Топот конских копыт, который я уловил несколько мгновений назад, нарастал, и вскоре на дороге, ведущей к городу, появился отряд всадников. В кормовой надстройке «Бочки» распахнулся люк, и на палубу выскочил голый по пояс и почему-то потный Архимед Аннунакис.
— Быстрее же, господа хорошие! Нy что вы еле двигаетесь, ей-богу, словно мухи осенние! Надо успеть от берега отойти, а то ж они стрельбу откроют!
Мы поспешно завели на корабль коней, Николас убрал сходни, а Андрэ привычно навалился на блок, поднимая якорь. Всадники тем временем уже выехали на пристань и продолжали гнать лошадей.