Цена заклятия

Холоакхан, опустившись на колени с другой стороны, покачал головой, исследуя тело. Затем он осторожно закрыл глаза Акмара и распрямил его пальцы, конвульсивно сжатые в кулаки. Волшебник устало поднялся на ноги и повернулся к Киринфе. В глазах старого мага читалась глубокая печаль.

— Он задохнулся, — тихо сказал волшебник, отводя Киринфу от трупа.

Задохнулся. Невероятно. Ничто из съеденного Акмаром не могло стать причиной того, что он вдруг подавился и задохнулся так быстро, так… необратимо.

— Он подавился костью? — хрипло спросила Киринфа.

— Никакой кости, — ответил Холоакхан. — Яд. — Принцесса покачнулась. Казалось, комната закружилась вокруг нее с тошнотворной скоростью.

— Яд? Ты хочешь сказать, что кто-то хотел убить меня?

— Нет, вовсе нет, — торопливо успокоил ее Холоакхан.

Киринфа, спотыкаясь, отступила назад и упала в кресло. Она с трудом вдыхала ставший каким-то густым воздух и слушала, как сердце гулко бьется у нее в груди.

— Не шути со мной, — слабо попросила она. — Не сейчас, Лоа.

— О, я вовсе не шучу, — тяжело вздохнул старый волшебник. Телохранителей специально обучают распознавать фактически любой яд, известный человеку, и, если это возможно, сопротивляться его воздействию. Если я не ошибаюсь, Акмар — жертва амариллиса. Это один из самых эффективных ядов, к тому же его невозможно обнаружить — он бесцветный, безвкусный и не имеет запаха.

Киринфа содрогнулась при мысли о такой коварной, неожиданной смерти.

— Тогда почему его не обучили сопротивляться и этому яду?

— Очень просто — в этом никогда не возникало необходимости. Амариллис такой сильный яд, что никакому убийце не могла бы прийти в голову подобная глупость — воспользоваться им против членов императорской семьи. Телохранитель умер бы слишком быстро, и истинная жертва покушения мгновенно догадалась бы о том, что еда отравлена. Именно это и произошло сейчас. Даже в смерти, — печально заключил Холоакхан, — Акмар выполнил свои обязанности.

— О чем ты говоришь? — спросила Киринфа в замешательстве. Она поставила локоть на стол, ища опоры, но нечаянно дотронулась до блюда с олениной и отдернула руку.

— Я говорю, — объяснил Холоакхан, окидывая ее сочувственным взором мягких карих глаз, — что это не покушение на твою жизнь. Кто-то таким образом посылает тебе сообщение. И смысл его очевиден: держись подальше от своего брата. Держись подальше от Сардоса.

Глава 18

Как ни странно, из двух специалистов, которых Брент пригласил к Карну, более всего способствовал улучшению состояния калеки именно юрист. В результате всех трудов Парди Карн окончательно уверился в том, что он остался на всю жизнь беспомощным инвалидом. Завершив осмотр, доктор смог лишь дать инструкции слуге по поводу особого массажа ног своего пациента, да посоветовал заказать кресло на колесах — специально по фигуре Карна, сделанное из прочного дуба и обитое подушками в нужных местах. (Несколько дней спустя старый вор впервые сел в мягкое кресло и мрачно подумал: «Они могли и не трудиться, все равно я никогда этого не почувствую».) Массаж тоже никоим образом не способствовал исцелению. Эта процедура лишь помогала избежать атрофии мышц и преследовала исключительно косметические цели. Но Брент опасался иного вида атрофии — той, что лежала за гранью целительных возможностей Парди.

А вот результат посещения Солана оказался совсем иным. Бумаги адвоката, выглядевшие, на первый взгляд, совершенно безобидными, как и все документы такого рода, кардинально повлияли на тех, кто их подписал. С безжалостной компетентностью юрист поспешил сообщить всем промышленным предприятиям и организациям, даже отдаленно связанным с компанией Каррельяна, что все финансовые вопросы теперь решаются господином Карном Элиандо. И не успел Солан выйти за дверь, как начали прибывать служащие с контрактами, которые надо было всесторонне изучить, или с предполагаемыми расценками, которые следовало утвердить. И все они обращались к Карну, полностью игнорируя Брента, словно его вовсе не было в комнате. Приходящие отметали возражения и ссылки на усталость, убедительно доказывая, что каждый новый документ является еще более срочным, чем предыдущий. Как и планировал Брент, напряженная работа захватила его друга, и у него не было даже минутной передышки.

Сперва Карн реагировал на все это с раздражением. Но вскоре убедился, что Брент решительно настроен ограничиться ролью стороннего наблюдателя, тяжело вздохнул и начал изучать принесенные ему документы. Он понимал, конечно, что все происходящее это не более чем простой психологический трюк, организованный его молодым другом, любительская попытка отвлечь калеку от мыслей о единственной оставшейся у него половине тела.

Но порой самые примитивные психологические трюки оказываются наиболее действенными. И очень скоро против собственной воли Карн погрузился в изучение подробных отчетов, касавшихся обширных предприятий Брента. Когда Масия вернулась в особняк со своими вещами (завязанными в наволочки, поскольку ни разу в жизни у нее не возникало необходимости обзавестись чемоданом), она с радостью увидела, что Карн увлечен работой. Женщина задержалась лишь на секунду, чтобы поцеловать его в лоб, и пошла устраиваться в своей новой комнате.

Наблюдая на протяжении двух часов, как Карн все с большим удовольствием включается в работу, Брент почувствовал немалое облегчение — он хотел убедиться, что предложенное им лекарство подействовало, а ждать еще он просто не мог себе позволить. Каррельян отпустил слуг, суетившихся вокруг постели, раздвинул стопки документов, под которыми уже не видно было матраса, и сел рядом со старым партнером.

— Мне надо отправляться, — спокойно сказал он. — Солнце уже заходит. Они и так уже достаточно опередили меня.

Карн поднял глаза на друга, и его взгляд потеплел. На какой-то момент, полностью погрузившись в работу, он забыл, что Брент намеревался отправиться вдогонку за Хейном. Карн подумал о том, не следует ли попытаться отговорить его. Внезапно в его мозгу словно сверкнула ослепительная вспышка. Он вспомнил чувство, которое охватило его в Атахр Вин, странное, сродни предвидению. Именно оно заставило старого вора солгать своему ближайшему другу, обвиняя таинственного убийцу и оправдывая Эстона. Он вспомнил страх, рожденный в его душе рассказом старого министра. У Карна возникло необъяснимое ощущение, что за его физические страдания судьба подарила ему дар ясновидения. Но какое же гнетущее зрелище открылось ему… Весь мир, некогда казавшийся таким прочным, был на самом деле только площадкой, в основании которой лежало то, что называлось Принятием Обета. И это основание подвергалось реальной опасности уничтожения. Карн не мог доверить его спасение правительству, за годы работы с Брентом он слишком хорошо усвоил, что правительство республики бездарно, неспособно к решительным действиям и апатично.

«Апатия», — подумал Карн. Она охватила не только правительство. В течение последнего десятилетия на его глазах ближайший друг превратился из честолюбивого шпиона в пресыщенного магната, человека, ставшего практически безучастным зрителем на параде собственного богатства. Но теперь во взгляде Брента горел былой огонь, он видел достойную себя цель, и, похоже, годам, проведенным в бездействии, суждено сгореть дотла в этом огне. Он вновь стал прежним Брентом, чей ум, помимо решения повседневных проблем, всегда работал над какой-то отдаленной, глобальной задачей. Карн усмехнулся, теперь его другу больше подходит имя Галатин Хазард.

Старый вор покачал головой и постарался отбросить в сторону эмоции. Конечно, хорошо опять видеть Брента, воодушевленного наличием цели. Но вот сама цель…

— Прошу тебя, Брент, — тихо произнес он. — Если уж ты твердо решил ехать, то отправляйся не ради мести.

Каррельян вздохнул.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать… — Карн чуть не подавился собственными словами. — Я хочу сказать, не надо ничего делать из-за меня.