Ящик Пандоры

— Сколько?

Она назвала цену, и Сурен почувствовал, что во рту у него стало сухо и горько. Таких денег, даже если отдать весь его заработок, всю пенсию и детсадовскую зарплату тетки, им было не наскрести. Это значило только одно: мать протянет совсем недолго, но самое страшное заключалось в том, что умирать она будет мучительно. Сурен почувствовал, что на глаза его наворачиваются слезы, сдержать их он не мог, но и предстать плачущим перед этой симпатичной доброй девушкой было бы уже слишком. Он стремительно ринулся от прилавка, и пожилая женщина за окошком кассы закричала, решив, что парень что-то выхватил из рук Галины.

— Молодой человек!

Он еще некоторое время по инерции бежал по тротуару, хотя сразу же узнал ее голос и понял, что она спешит за ним — голос слегка прерывался.

Галка действительно бежала за ним, насколько позволяла масса ее тела. Бежать было трудно: во-первых, потому, что не бегала она уже целую вечность, пожалуй что с детства; во-вторых, коробки с лекарством, которые подхватила она с прилавка вместе с его рецептами, норовили выскользнуть из рук, и бежать, прижимая их к груди, было очень неудобно; в-третьих, она была в тапочках без задников, в которых комфортно целый день стоять за прилавком, но совсем неудобно бегать по улице. Тапочки так и норовили свалиться с ног, и одна из них все-таки осталась лежать на асфальте, когда, задыхаясь и почти падая без сил, Галка все же догнала Сурена, который, справедливости ради — следует заметить, к этому моменту уже остановился сам.

Они поженились спустя три месяца, но это было еще даже не начало белой полосы, а так, легкая прелюдия к ней. Потому что на сцене неожиданно возник персонаж, который как-то никогда всерьез ни на что не влиял в Галкиной жизни и, как нередко казалось многим, да и самой Галке тоже, вообще мало ею интересовался. Персонаж именовался братом Сашей, и в жизни его произошли к этому моменту кое-какие перемены. Нельзя сказать, разумеется, что они произошли стремительно, в одночасье, потому что это было бы неправдой и так в реальной жизни не бывает. Но Саша некоторое время назад женился и жил отдельно от родителей, а потому перемены в его жизни не очень ими ощущались. И тем не менее они были. Саша занимался бизнесом и, надо полагать, весьма успешно, поскольку родителям периодически подбрасывались некоторые суммы на ремонт квартиры, дачи и просто — на жизнь, кое-что перепадало и Галине. Но истинный размах крыльев процветающего в предпринимательстве брата она смогла оценить только теперь. Сашу диплом Сурена не только заинтересовал, но и привел в прекрасное расположение духа.

— Понимаешь, мне сейчас до зарезу нужен специалист твоего профиля, но главное — свой человек, я должен быть уверен, что работает он только на меня. Понимаешь?

Сурен понимал его не очень, но в своем профессионализме был уверен.

— Что ж, это было бы просто в десяточку! — по- прежнему не очень понятно вслух рассуждал браг Саша. — Словом, так, родственник, если окажется (ты уж прости, что сомневаюсь, но — жизнь научила!), что в вашем Баку дипломы с отличием раздавали не за красивые глаза, считай, что семью ты обеспечил. Причем о-очень хорошо обеспечил. Ты меня понял, родственник?

— Думаю, что да, — довольно сухо ответил Сурен, и подвыпивший Саша укатил восвояси на большом черном лимузине в сопровождении машины еще больших размеров, на крыше которой были установлены такие же синие мерцающие сигналы, какие бывают на милицейских и правительственных автомобилях.

И только теперь можно было с полной уверенностью заявить, что Галина вступила на белую полосу своей жизни. Однако она была еще в самом начале этого небывало радостного пути.

Очевидно, Саша довольно скоро убедился в том, что в Баку дипломы с отличием раздают не за красивые глаза, равно как и в том, что Сурен умеет работать и что он удивительно преданный и благодарный человек. Впрочем, он и оценил это должным образом.

Рожать Галку, несмотря на слабые возражения ее матери и тетки Сурена, отправили в Швейцарию. Сурен полетел с ней. Теперь он мог себе это позволить. Мать и племянники разместились на прекрасной загородной даче, из тех, что ранее принадлежали главному медицинскому ведомству всей имперской номенклатуры — Четвертому управлению Минздрава СССР. Дача считалась санаторной, и трудно было пожелать лучшего ухода за матерью. Впрочем, место, где располагалась дача — густой, почти не тронутый сосновый лес, сбегающий по крутому склону прямо на берег Москвы-реки, и поистине имперские размеры самого лома, — не оставили равнодушными сердца родителей Галины и тетки Сурена. Они собирались там каждые выходные и, если бывало настроение и позволяли городские дела, оставались еще на несколько дней — дача вместе с обслугой и медицинским персоналом была полностью арендована банком, который возглавлял брат Саша, и они могли пользоваться ею по своему усмотрению. Надо сказать, что последнее время настроение и городские дела у всех троих пожилых людей складывались таким образом, что они оставались на даче все большее время, объясняя это желанием присмотреть за детьми и не оставлять надолго в одиночестве мать Сурена. На самом деле им просто было хорошо вместе, людям одного поколения, пережившим приблизительно одинаковые беды и радости вместе со всей своей страной, которую когда-то считали самой великой, могучей и свободной. Впрочем, о политике они говорить избегали, понимая, что по некоторым вопросам позиции их могут оказаться разными, и не желая даже малейших размолвок.

В Швейцарии Галка родила дочь, которую назвали Мариной в честь несчастной сестры Сурена, не ведая, что делают это напрасно. И только слегка кольнула тревога доброе Галкино сердце, когда муж предложил имя для дочери, но тревогу она от себя гнала, пребывая в те дни в состоянии полного, абсолютного и совершенно невероятного счастья.

Впрочем, некоторый повод для реальной тревоги все же был, и Галка именно на его счет отнесла то, как болезненно сжалось сердце при упоминании будущего имени дочери.

Уже с первых дней существования маленькой Маришки на свете стало ясно, что она унаследовала от Галки ее сильно отягощенную всякими осложнениями дальнозоркость. Врачи успокаивали: современные методики позволяют излечить этот недуг за несколько лет, правда, те несколько лет, пока девочка будет учиться смотреть на мир, ей придется ходить в специальных очках, без которых она, как и Галка, видеть будет очень плохо. Но это не более чем лет до пяти, успокаивали медики, потом — небольшая бескровная операция, и зрение девочки будет стопроцентным. Галку волновало еще одно наследственное свойство, которое ей меньше всего хотелось передать дочери, но здесь ей были даны абсолютные гарантии: правильное питание, щадящая физическая нагрузка — и девочка будет обладать идеальной фигурой.

— Впрочем, — любезно заметил загорелый подтянутый доктор («Наверняка отличный лыжник», — почему-то подумала Галка, глядя за окно его просторного кабинета на сияющие склоны Альп), — проблемы мадам тоже легко решаемы, мы могли бы предложить вам курс…

— Спасибо, я непременно подумаю об этом, — вежливо перебила она доктора и загадочно улыбнулась.

«Странные все же эти русские, — подумал врач, глядя на массивную фигуру молодой матери, покидающей его кабинет. — При ее возможностях любая европейская женщина уже соперничала бы с Клаудией Шиффер».

А Галка улыбалась, вспоминая, как в первые дни их счастья рыдала, слушая Сурена, называвшего ее своей мечтой и красавицей, потому что не верила ни единому его слову. Тогда еще не могла поверить.

Они все еще парили над белой полосой.

Пять лет пролетели незаметно, и единственным событием, омрачившим их жизнь, была смерть матери Сурена, случившаяся два года назад.

Сейчас в жизни их намечались некоторые перемены: отстроен был большой загородный дом, и они собирались перебраться в него всей семьей, с племянниками, дав наконец покой родителям, у которых жили все это время. Жили, впрочем, весело и дружно. Предложение Сурена в ожидании строящегося дома снять или купить для них в Москве квартиру было решительно всеми отвергнуто.