Страница 11 из 45
– Вас не трогали ни разу с тех пор, как вы здесь? Австралийка отрицательно покачала головой:
– Нет, журналистов они щадят. Да и в сущности, за что им зацепиться? Чиновники из правительственного аппарата отмалчиваются, а остальные избегают нас. Тяжелее всего здесь – это как раз сидение взаперти. Отъезжать от города более чем на двадцать километров нам запрещено. Да и эти "моджи"...
– Они в самом деле опасны?
– Да нет, не сказала бы. Но если кто-то из местных заметит, что вы встречаетесь с ними, вас вышлют из страны первым же самолетом. Уже были такие случаи.
Ресторан пустел: журналисты шли спать. Малко поставил свою подпись на счете, а Дженнифер Стэнфорд допила свой "Гастон де Лагранж". Они вдвоем вошли в кабину лифта. Вдруг она сказала:
– Я много слышала о вас... В нашей среде вы, можно сказать, легендарная личность...
Она в упор смотрела на него восхищенными глазами. Но тут кабина остановилась, и Малко так ничего и не сказал ей в ответ. Они расстались в коридоре.
– Завтра с утра пойду покатаюсь по городу. Посмотрю, что и как, – объявил Малко. – В два часа встретимся здесь. Да, надо будет еще наведаться к менялам.
– Я поеду с вами, – предложила Дженнифер Стэнфорд. – Мне тоже нужно поменять валюту.
Высоченные сугробы громоздились у подъезда гостиницы «Кабул», где Малко отпустил такси. Угрюмое серое здание сталинского пошиба находилось в самом центре Кабула, как раз напротив парка, окружающего резиденцию президента. Малко пошел прочь от гостиницы под ярким солнцем, которому все же не удавалось растопить снег. Глухо урча, мимо проехал грузовик с установленной в кузове станиной спаренного пулемета. Между корявых берез виднелось обиталище Наджибуллы. Вокруг так и кишели оборванные солдаты охраны.
Малко шел, никуда не сворачивая, по Паштукистан Роуд, по обеим сторонам которой сплошными рядами тянулись лавки торговцев старинной утварью и коврами. Для отвода глаз он несколько раз заглядывал в магазинчики, вяло приценивался к какой-нибудь безобразной поделке из чеканной меди или оружию прошлого столетия. Лишившись покупателей с выводом советских войск, торговцы готовы были спустить весь товар за бесценок.
Паштукистан Роуд кончилась, направо за углом начиналась Чикен-стрит, бывшая в прежнее время пристанищем хиппи. Здесь царили торговцы коврами и мехами. На перекрестке торчал бронетранспортер с развалившейся на капоте четверкой солдат. Когда-то в этом квартале десятками убивали русских. Любопытно знать, следят ли за ним хадовские ищейки? Он, вроде, ничем не отличался от любого журналиста.
Он шел, обходя расстеленные на тротуаре ковры. Торговцы повыскакивали из лавчонок, наперебой стараясь затащить его к себе. Раза два или три позволив себя уговорить, он добрался, наконец, до номера 37. В витрине был вывешен странного вида ковер со стилизованными танками и вертолетами. Детище войны.
Из двери выскочил обладатель усов, изогнутых наподобие велосипедного руля, вцепился ему в рукав и начал зазывать по-английски:
– Сэр, зайдите на чашку чая! Взглянете заодно на мои ковры!
Поколебавшись для вида, Малко вошел в тесную, увешанную коврами лавчонку. Хозяин усадил его на скамеечку.
– У меня чай без сахара: в Кабуле его теперь не достать. Вас устраивает?
Не дожидаясь ответа, он принялся раскатывать перед Малко многоцветные ковры. Малко краем глаза посматривал на него. Даже если за ним следят, сыщики вряд ли придадут этому значение. Малко ни на минуту не забывал, что находится во вражеской стране с могущественной службой безопасности, созданной восточными немцами и опекаемой советской охранкой. Надо держать ухо востро: у КГВ большой к нему счет!.. Видя, что возможный покупатель и ухом не ведет, торговец оставил свои хлопоты.
– Так что же вам угодно, сэр?
– Женщину, – отвечал, улыбаясь, Малко.
Афганец рассмеялся с понимающим видом:
– В Кабуле много очень красивых женщин, но все они под чадрой. Нужно знать язык дари. Вы говорите на дари?
– Нет. Вас зовут Хадж Халах Рахман?
Афганец с удивлением воззрился на Малко.
– Вы знаете меня?
– У нас с вами общий друг, Сайед.
Улыбка слетела с лица ковровщика.
– Среди моих знакомых нет человека с таким именем. Это какая-то ошибка. Взгляните-ка на этот бухарский ковер. Я его вам...
Малко перебил:
– Сайед. Блок 35 Б. Это что-нибудь говорит вам?
Афганец молчал, пристально глядя в глаза Малко. Потом спросил, сильно понизив голос:
– Где вы видели Сайеда?
– В Дели.
– Кто вы?
– Друг. Сайед говорил, что вы можете отвести меня к Биби Гур.
– Я не знаю, в Кабуле она сейчас или нет.
Афганец все еще сомневался. Малко наклонился к нему.
– У меня мало времени: я здесь не на отдыхе. Биби Гур не арестована?
– Нет, нет. Как вас зовут?
– Матиас Лауман, но она не знает меня.
Малко встал.
– Хорошо. Когда мне придти? Я должен непременно повидаться с ней.
Торговец вышел вместе с ним на улицу, прихватив бухарский ковер.
– Как вы попали в Кабул? – тихо спросил он. – Сюда никого не пускают, за исключением журналистов. Вы из ООН? ХАД не следит за вами? Шпики шныряют повсюду!
– Я – журналист, – с улыбкой отвечал Малко, – и у ХАДа нет никаких причин интересоваться моей особой. Так как же?
– Приходите завтра, к шести. Я покажу вам другие ковры, – громко произнес торговец.
Малко двинулся дальше по Чикен-стрит. Десятки торговцев тащили его к себе. Он заглядывал к антикварам, ковровщикам, меховщикам, предлагавшим норковые шапки по смехотворным ценам. Кстати, он был единственным клиентом. То и дело к нему подходили и спрашивали доллары.
Наконец Малко нанял такси и воротился в гостиницу. Для завершения подготовительной стадии оставалось встретиться с Селимом Ханом и сикхом, занимавшимся переправкой денег.
В белом пуловере, облегающих брюках и безрукавке «пустин» Дженнифер Стэнфорд была необыкновенно соблазнительна. На плече у нее висела сумка с фотоаппаратурой. Она двинулась навстречу Малко.
– Я звонила Селиму Хану. Поедете к нему после обеда, но без меня: я должна взять интервью у министра иностранных дел. Если я не буду заниматься своим прямым делом, афганцы заподозрят неладное. Оставляю в вашем распоряжении таксиста, который знает адрес. Но у нас есть еще время съездить в меняльные ряды.
Шофер Дженнифер Стэнфорд, афганец с грустным лошадиным лицом, зябко ежился в старом сереньком пальтеце. Он подобострастно улыбнулся Малко, и они покатили к центру города. Торжище раскинулось на самом берегу реки Кабул, ковры были развешаны прямо на парапете. У въезда на мост, напротив мечети, стоял танк Т-62. Узкая щель меж двух лавок вела к глинобитному пятачку, окруженному деревянными, совершенно обветшалыми галереями в два яруса. Настоящий притон для воров и нищих, где десятки бородачей в чалме или наколе о чем-то тихо толковали с заговорщическим видом.
– Это и есть меняльные ряды, – сказала Дженнифер Стэнфорд.
Какой-то мальчуган, присев на корточки в сторонке, с непостижимым проворством пересчитывал пачки афгани... Их тотчас обступили небритые физиономии в чалмах и пестром рубище, от которого рябило в глазах. Каждый тащил сумку, набитую пачками денег. Тут были сикхи, афганцы, раскосые хазара, и у всех на устах было одно слово: доллар!
Пучеглазый сикх вцепился в Малко, как репей, твердя молящим голосом, точно просил милостыни ради своего ребенка:
– 220, сэр! Без комиссионных! Идемте!
Он тащил Малко за рукав. Толпившиеся вокруг мальчишки перестали галдеть, с любопытством уставившись на них.
– Здесь можно обменять любую валюту мира, даже чеки, – пояснила Дженнифер Стэнфорд. – Кроме рублей, – запрещено. И кругом доносчики из ХАДа.
Двухъярусные галереи вокруг двора приютили десятки лавок, устроенных на один лад: скамья, несколько ковров, стол и старый несгораемый шкаф. Повсюду пачки банкнот, но тот, кому вздумалось бы ограбить хозяина, вряд ли унесет отсюда ноги: каждый лавочник прятал оружие под своим живописным одеянием.