Страница 30 из 40
За сараем, возле въездных ворот, она услышала голоса: Берты, Веренца и… Быть не может! Она задохнулась, и ладони непроизвольно легли на горло. Чей это низкий и чуть хрипловатый мужской голос? Этот, кажется, спрашивает о ней! Не помня себя, Ольга кинулась бегом по дорожке.
Под огромной кроной раскидистого дуба, где стоял маленький незнакомый «фольксваген», можно было хоть что-то разглядеть. Увидев приехавших, Ольга пошатнулась и еле сдержала крик.
Возле машины стояли трое: Алеша, Вера и незнакомец, глядящий на нее расширенными глазами. Казалось, увидев ее, он был потрясен не меньше, чем Ольга при виде мужа и Веры, каким-то чудом оказавшихся здесь…
Берта с Вальтером стояли, прижавшись друг к другу, и что-то говорили приезжим по-английски. На их лицах, скрытых капюшонами дождевиков, читалось чрезвычайное удивление. Веренц стоял чуть поодаль от всех, и на лице его Ольга заметила тень растерянности – маска обычной невозмутимости была сдернута. По-видимому, впервые, по крайней мере за все то время, пока она его знала, он не мог сообразить, как быть и что делать…
Ольга не слышала слов – они тонули в шуме дождя, но поняла по приглашающим жестам хозяев, что они зовут приехавших в дом. Конечно, не оставлять же их на улице под проливным дождем!
– Господи, это чудо! – еле слышно прошептала она. – Благодарю тебя!
Она решительно шагнула вперед – план действий мгновенно созрел в ее голове. Теперь у нее было оружие против Веренца – несокрушимое и самое действенное из всех возможных… Она кошкой прыгнула к Вере и быстро чмокнула ее в щеку, а потом с радостным криком повисла у Алеши на шее…
Веренц механическим движением робота дернулся было к ним, но она заставила его замереть на месте, сказав лишь одно:
– Это мой муж!
За спиной у Алеши стоял долговязый незнакомец с побелевшим лицом, и Ольга, оказавшись на плече у Алеши, встретилась с ним взглядом – глаза в глаза. И услышала тихий сдавленный вздох и шепот:
– Оля!
Он кивнул хозяевам, крикнул на ходу: «Я уехал!» – и мигом скрылся в машине, хлопнув дверцей. Мотор заурчал, колеса, забуксовав на месте, пошли юзом, машина дернулась и тотчас исчезла во мраке дождя.
Ольга так и не сообразила, кто это, да ей сейчас было и не до того. Она продолжала стоять, вцепившись в Алешу, не глядя на Веру, которой, по-видимому, причиняла сейчас сильнейшую боль. Мысль ее лихорадочно заработала.
«Верушка, моя милая, я знаю – это все ты! Господи, как мне благодарить тебя? – мелькали в сознании судорожные слова, гулкими ударами пульса бившиеся в голове. – Но это потом, потом… Я все объясню тебе, а сейчас… ты уж прости меня, Верушка, подруга моя!»
– Что ж мы стоим под дождем? – не дожидаясь, пока хозяева придут в себя и повторят свое приглашение, крикнула Ольга, стараясь перекрыть шум дождя. – Пошли в дом!
И вся компания вереницей направилась к дому: впереди – Ольга, за ней Алексей, крепко держащий Веру за руку, за ними – Берта и Вальтер. Замыкал шествие Веренц, хватавший воздух ртом, точно рыба, вытащенная из воды…
Очутившись в передней и скинув дождевики, хозяева предложили гостям, промокшим насквозь, переодеться и переменить обувь. Ольга дала Вере свои туфельки, юбку и свитер, а одежда Вальтера пришлась Алеше как раз впору. Берта кинулась на кухню, чтобы приготовить что-нибудь на скорую руку, а Вальтер подбросил дров в камин, придвинул к нему кресла и извлек из буфета бутылку французского коньяка. Веренц с мрачным видом оглядывал вновь прибывших, кляня их на чем свет стоит, – все им задуманное натолкнулось на неожиданное препятствие в лице невесть откуда взявшихся иностранцев.
Он глядел на порозовевшую Ольгу, порхавшую бабочкой меж остолбеневшими русскими – женщиной и мужчиной; они явно не могли скрыть своего смущения, особенно женщина, – она сидела, вся сжавшись, напряженная, как струна, и Веренц никак не мог взять в толк, что за причина повергла ее в такое смятение… Казалось бы, оба знали, к кому ехали… Что-то у них не так – заключил Веренц и понял, что, решив загадку, он без труда снова сумеет овладеть ситуацией.
Вернулась Берта, маленькая, юркая, ловкая, неся на подносе нарезанные хлеб и сыр, и тотчас же снова исчезла на кухне.
– Берта! – крикнула Ольга ей вдогонку. – Вернись на минутку. Я должна вас познакомить…
Лицо ее сияло. Было трудно поверить, что какие-нибудь полчаса назад это была совершенно угасшая женщина, без всякого выражения уставившаяся на огонь, почти полностью отрешившаяся от окружающего… Теперь вся она была исполнена света, лицо ее несказанно похорошело. Как будто отблеск иного мира, иной красоты освещал теперь Ольгу. А глаза ее, ставшие бездной ночных небес, так сверкали, что это вызывало смутное беспокойство…
Снова вернулась Берта. Теперь на подносе поблескивал севрский фарфор – пять чашек, сахарница и пузатый молочник… Она принялась расставлять чашки, и Ольга заметила, что руки ее дрожат.
– Берта, Вальтер, – сияя, воскликнула Ольга, – ну можете вы прерваться хоть на минутку? У меня такая радость – муж мой приехал. За мной приехал… Алешенька мой… – Она кинулась к Алексею, сидевшему неестественно прямо, точно у него свело позвоночник, и обвила его шею руками. – Знакомьтесь, это мой муж, Алексей Даровацкий. Он замечательный художник. А это – Вера, его сестра. Она – талантливая писательница и журналистка. – Ольга сделала особенное ударение на последнем слове, обращаясь в основном к Веренцу, который немного понимал по-русски. – Я думаю, Вера – надежда нашей российской литературы!
Она повторила свою речь по-немецки – Берги хоть немного и научились русскому от нее, но все же не слишком. А ей хотелось, чтобы хозяева поняли все дословно…
– Слушайте, – веселясь, продолжала Ольга, – как же мы будем объясняться? Алеша, ты ведь говоришь по-французски? – Он молча кивнул. – А ты, Вера, кажется, тоже… – Вера взглянула на Ольгу округлившимися от волнения глазами и только сумела изобразить на своем лице вымученную отрицательную улыбку.
– Ну ладно, буду переводить! – рассмеялась Ольга и перешла на французский. – Хозяева дома и мои самые близкие друзья, изумительные врачи и еще более изумительные люди – Берта и Вальтер Берг. А это – друг дома и поверенный в делах семьи господин Клаус Веренц.
Тот едва кивнул, и Ольга заметила, как вздулись вены у него на висках и на шее, а кадык ходил ходуном под кожей – видно, в горле пересохло… «Так тебе! – злорадно подумала она. – Увидишь, еще и не то будет!» Ольга намеренно представила его холодно, ни словом не обмолвившись об отношениях, которые связывали их. Но ведь здесь находился ее муж! А правила приличия в Германии святы. И семья – нерушима… Не то что у нас!
А Клаус Веренц не отрываясь смотрел на Ольгу, смотрел, как она, щебеча и воркуя, вьется вокруг своего мужа – только что на колени к нему не садится! Тяжелая мутная волна гнева поднималась в его душе. Он с удивлением обнаруживал в себе чувство, доселе ему не знакомое, и вынужден был после короткой борьбы с самим собой признать, что это чувство не что иное, как ревность! Он, Клаус Веренц, ревновал эту сумасшедшую русскую, которая до сей поры принадлежала ему безраздельно, а теперь, словно по мановению волшебства, выскользнула из-под его власти… Но так не бывает! Так не может быть, он этого не допустит! Он не отдаст того, что принадлежит ему. И этот русский сопляк пожалеет, что родился на свет, о, как он пожалеет… Но она-то, она! Оказывается, она замужем! И ведь ни слова ему не сказала! Вот мерзавка! Стерва! Дешевая танцорка!
Он мысленно награждал ее самыми крепкими словечками, которые только были ему известны, но это не приносило облегчения. Наоборот, от этого становилось все хуже… На какое-то время он даже забыл, с какой, собственно, целью находится здесь. И, только глотнув хорошую порцию коньяка, предложенного Вальтером, он немного одумался. Его дело на грани краха! В доме – лишние свидетели, к тому же иностранцы. Да еще эта сестра проклятого русского – журналистка. Нарочно не придумаешь!