Страница 42 из 54
– Теперь ты сам видишь, что Антс мне друг, – торжествующе сказал Юрка.
– Как так?! – изумленно воскликнул сосед, ибо его рассудок не постигал Юркиных выводов.
– А разве нет?
– С какой же стати нам его землю улучшать?
– Да ведь мы тут живем.
– А ему только и дела, что набавлять аренду?
– Как видишь.
– Но ведь нет смысла улучшать землю. Улучшай ли, нет ли – аренда все равно будет расти.
На соседа слова Юрки подействовали, словно удар дубиной по голове. Ну что делать, ей-богу! Живи так или этак – Антс, знай, набавляет аренду. Разница лишь в том, что один улучшает землю, – ан, за это больше аренды плати; а другой такую аренду платит, что волей-неволей улучшай участок, – иначе не расплатишься с хозяином и сгонят тебя. А куда тебе, братец, подеваться, ежели у Антса везде «земляки», ежели он во все концы света ручищами тянется? Захоти ты даже бросить землю да податься куда-нибудь, чтобы на стороне чем-либо другим заработать на хлеб, – и там не избежать тебе Антсовой хватки, сразу ее почувствуешь! Делай что хочешь: улучшай, не улучшай – все равно вся твоя выгода Антсу в карман пойдет. А тебе за все твои труды – сухая горбушка!
– Да, все это так, – покорно сказал под конец сосед, – с работы сыт не будешь.
– Работа сулит блаженство, – повторил Юрка свою обычную мысль.
– А если не надо мне твоего блаженства, тогда что?
– Человек ведь ты.
– А разве Антс – не человек? Почему же Антсу не надо спасать свою душу?
– Он за нас старается.
– Старается он – накось выкуси! – разгневался сосед и плюнул.
– Где же ты еще работу найдешь? – спокойно спросил Юрка.
– В том-то и беда, что нигде, – подумав, ответил сосед.
– Вот видишь, – удовлетворенно заключил Юрка.
– Счастливый ты человек, – удивился сосед. – Такому хоть в аду жить.
– Придет пора – поживу.
Этот сосед никак не мог понять: работает старик на других ради спасения души, а сам готов лезть хоть в преисподнюю. Видно, Юрка в самом деле, как говорят люди, тронутый. Но удивительно – в работе нет равного ему! А может статься, что труд на белом свете удел для тех, кого господь обидел разумом. Но ежели у Юрки действительно не все дома, а у него, соседа, голова варит, так отчего же и он должен работать на Антса? Почему господь покарал его, наградив ясным рассудком, если ему приходится делить Юркину долю?
– Эх, мне бы так разуметь, как ты, – наполовину легче жилось бы, – сказал, наконец, сосед.
– Что разуметь-то? – спросил Юрка, словно позабыв, о чем давеча шла речь.
– Да вот насчет работы.
– Какой работы?
– Ну вот насчет того, что ты взялся улучшать Антсову землю, а не свою.
– А коли я добиваюсь спасения души?
– Разве не добиться его, трудясь на своей земле?
– Нет у меня своей земли.
– Почему же ее у тебя нет?
– Потому что она Антсова.
– А почему его?
– Так богу угодно.
– И ты веришь в это?
– А ты нет, что ли?
– Я тут ничего не понимаю.
– Верь – и поймешь.
– Как же мне верить, если…
– Если нет веры, то, конечно, не понять.
«Нет, нет, с Юркой не стоит говорить, – решил сосед. – Юрка или дурень, или вообще не человек, хоть и верует и хочет обрести блаженство».
Антс придерживался, повидимому, иного мнения. Именно в последнее время он стал часто бывать у Юрки и вести беседы, словно находил в них утешение своему горю после смерти старшего сына. Однако Антс приходил не ради себя, как он утверждал. Его беспокоило положение Юрки.
– Я слышал, у тебя баба умерла, – сказал Антс.
– Вроде бы так, – молвил Юрка.
– Дети тоже умирают, но с ними дело обстоит по-другому: придет конец одному, другой останется. А с бабой совсем не то…
– С бабой, правда, не то.
– У трезвого и воздержанного человека баба обычно бывает одна, а умрет она – тут или без бабы живи или другую бери.
– Мне новой не надо.
– Но ведь у тебя дитя малое, ему материнская забота нужна.
– Мать ведь умерла.
– Так то родная; была б хоть мачеха.
– Так-то оно так, да мне новой бабы не надо.
– Иначе не обойдешься, если хочешь усадьбу держать.
– Таких, как Юла, больше нет.
– Работяга была, а?
– Она медведя свалила, когда он меня задрать хотел.
– Помнишь, как я тебе по-дружески Юлу присоветовал? Нынче у меня в запасе еще лучше одна имеется.
– Лучше нету.
– А Малль? Ножищи у нее – столбы, щеки красные, что яблоки, и работой не брезгует.
– Неохота возиться.
– Ну, не хочешь ее в жены – бери так, пусть в доме порядок будет!
– Дом у меня в порядке.
– Нечего сказать, порядок! Да у меня поросята и те почище твоего ребенка.
– Ребенок-то мой, а поросята – твои.
На это Антсу трудно было ответить, ибо, скажи он еще что-нибудь, Юрка чего доброго заявит: «Аренда высока», или: «Сбавь аренду, будет и ребенок чище». Поэтому Антс перевел речь на другое и стал выхваливать Юрку как работника и рачительного хозяина, у которого-де все в руках спорится.
– Вот так хозяйствовать – это я понимаю! – продолжал он. – На свете все идет к лучшему, везде подъем, потому что так богом заведено. А послушай-ка своего соседа – по его словам наоборот выходит: мир-де назад идет, все на нет сходит, падает, вот и аренда должна упасть. А по-моему, как же аренда убавится, если цена на землю растет? Так мы вдвоем и спорим.
– Не верит он, оттого и не понимает, – пояснил Юрка.
– Здорово сказано! Не верит – и все. Он не верит, что, купив Пекло, я заплатил столько-то, а вздумай я нынче продать его, мне заплатят в два раза больше. Почему? – спрашиваю я. А потому, что времена не те и Пекло не то, что прежде, и аренда не та, прежняя, – стало быть, у народа день ото дня достатки больше. Взять хотя бы налоги…
Но и тут Антс решил лучше умолчать, чтобы не возбудить в Юрке дух противоречия, ибо Антсово богатство ни для кого не являлось секретом.
Он разбогател настолько, что ему уже не надо было подкреплять какими-либо обязательствами свой национальный дух или свой патриотизм, – ему верили на слово. Налогов Антс вообще не платил, но так как его все-таки облагали, то он обладал правом перекладывать их на плечи тех, кто победнее, чьи национальные чувства и любовь к родине были сомнительны. Когда Антс разглагольствовал о патриотизме, а это он делал частенько, то думал он все же о своих правах и привилегиях, причем и сам он и другие находили это весьма естественным.
– За последнее время ты встречался со своим соседом, – завел Антс новый разговор с Юркой. – Что ты, по правде говоря, думаешь о нем?
– Не пойму я его, – ответил Юрка.
– Что именно?
– Говорит, что на тебя работает, а сам живет во как!..
– Не правда ль? – живо подхватил Антс. – Работает на меня, а сам себе добро наживает.
– Вроде бы так.
– Приехал сюда – две лошади было, а сейчас уже четыре. Говорят, хочет усадьбу купить. Он с тобой насчет этого не толковал?
Нет, Юрка слышал об этом впервые, – и Антсу незачем было больше разговаривать. Он собрался было уходить, но вернулся с дороги, чтобы снова завести речь насчет Малль. Антс не отстал до тех пор, пока Юрка не согласился взять ее в усадьбу.
Малль приехала, но ничто в Пекле ей не понравилось. Все было ей не по сердцу, все она хотела переделать по-своему, словно во всем разбиралась лучше всех. Когда Юрка был дома, она только и знала, что увивалась вокруг него, причем голос ее звучал, как пастушья свирель из осиновой коры. Хозяину она ставила и еду получше, хотя тот всегда отдавал лакомый кусок ребенку. Раньше Рийя, захватив кошку, шла спать к отцу, а нынче девочку взяла к себе Малль, объяснив, что у хозяина-де работа тяжелая, а потому и сон тяжел, того и гляди – заспит Рийю.
– Как иная матка своего поросенка, а? – спросил Юрка.
– Как матка порося, – подтвердила Малль.
– Но человек – не свинья.
– Ничем он не лучше.
– Ты почем знаешь? У тебя самой детей не было.