Страница 35 из 50
Услышав это, официант замер. Судорожно прижал к груди свой блокнот. Томазо вздрогнул, словно кто-то дернул его за ниточку.
Официант рассмеялся и тут же прикрыл рот ладонью:
– Простите, сегодня этого в меню не значится. К сожалению… – Он замолчал.
– Нет, это вы простите. – Изабелла улыбнулась. – Не понимаю, что на меня нашло. Какое-то легкомыслие.
Томазо явно чувствовал себя неловко. Повернувшись к официанту, он принялся советоваться по поводу блюд. Изабелла изучала свое меню. Она сама не понимала, что вызвало эту дикую реплику. Может быть, некая фальшь положения. Ведь она ужинает с человеком, который, хоть и ее ровесник, ухаживал за молоденькой девушкой, ее племянницей, с выхоленным и элегантным господином, бросившим, как ей показалось, оценивающий взгляд на юного официанта. Но как бы там ни было, все это не основание ни для грубости, ни для шуток дурного тона.
Подняв глаза от меню, она перечислила, что стоило бы взять. Официант, все еще с трудом сдерживающий веселье, одобрил выбор, и Томазо кивнул, подтверждая заказ. Принесли охлажденное белое вино, наполнили бокалы.
Постепенно чувство неловкости исчезло. Томазо заговорил о том, как провел день, рассказал об идее поехать в Гленко.
– Кэт тоже поедет? – Изабелла знала ответ, но все-таки решила уточнить.
Он посмотрел на свой бокал. Вопрос задевал его гордость. Напоминал, что он отвергнутый поклонник. Отвергнутый мягко, с юмором, но все равно – отвергнутый.
– Нет, Кэт не поедет, – ответил Томазо. – Она занята бизнесом. Ей не оставить магазин. – Он молча отпил вина, а потом вдруг просветлел и сказал так, словно это только что пришло ему в голову: – А вы не смогли бы со мной поехать? Мой «бугатти» – двухместный. Не самая удобная машина, но зато очень красивая.
– В Гленко? – Она постаралась спрятать смятение.
– И дальше. – Он очертил рукой круг. – Мы могли бы проехать через тот большой остров. Скай, если не ошибаюсь. А потом… можно было бы посмотреть еще многое. В Шотландии столько всего интересного.
– Но сколько времени это займет? Томазо пожал плечами:
– Неделю, дней десять… Если ваши дела не позволяют, вернемся раньше. Скажем, дней через пять.
Она не отвечала, медлила. В последний раз что-то похожее предложил ей Джон Лиамор. Речь шла о путешествии по Ирландии, и они переправились на пароме в Корк. Все это было давно, в другой жизни, подумалось ей. Но вот сейчас она сидит в ресторане с едва знакомым ей человеком и он предлагает ехать куда-то вместе.
– Мы с вами почти не знакомы. – Она машинально крутила ножку бокала.
– И это к лучшему. Так будет еще интереснее, – быстро ответил он. – Но если вам кажется…
– Нет, – отозвалась она. – Не кажется. Я просто думаю, что взять и бросить все…
– …Ужасно соблазнительно, – перебил он, на мгновение касаясь ее руки.
Изабелла с трудом выдохнула.
– Я должна все обдумать, – проговорила она. – Я должна все обдумать.
Казалось, такой ответ ему очень понравился.
– Пожалуйста. – Он с улыбкой откинулся на спинку стула. – Думайте. Я совершенно не тороплюсь. Мне нравится в Эдинбурге. Он – как бы это сказать? – дружелюбный. Вы согласны с таким определением?
– Да, вы достаточно верно определили его характер. – Она осторожно тронула вилку, выровняла ее параллельно ножу. Мелочь, но с мелочей-то и начинаются все придирки. С того, как лежит на скатерти столовый прибор.
Томазо смотрел на нее и словно чего-то ждал. Что ж, решила она, я спрошу.
– Вы не торопитесь назад в Италию, – проговорила она задумчиво. – Не будет ли слишком нескромно спросить: а чем вы занимаетесь? Вы где-то работаете или…
Это «или» как-то двусмысленно повисло в воздухе, но Томазо вроде бы не обиделся.
– У нас семейный бизнес, – сообщил он. – В нем занято много народу. И мое постоянное присутствие не обязательно.
– А что это за бизнес? – спросила она, уверенная, что ответ будет уклончивым. Но почему-то сейчас, когда они были лицом к лицу, его занятия или занятия всей их семьи волновали ее куда меньше, чем прежде. «Хорошенькая мордашка. Не важно, что замарашка», – пришли на ум непрошеные, но точные слова.
– Мы выпускаем обувь, – ответил Томазо. – Дамскую, главным образом.
– Где? – Изабелла понимала, что вопрос звучит жестко, даже грубо. Но Томазо остался невозмутим.
– У нас две фабрики, – разъяснил он. – Одна на юге, другая в Милане. Весь дизайн разрабатывают в Милане.
– Ах да! – спохватилась Изабелла. – Я вспомнила. Кэт говорила мне про обувь.
Томазо кивнул:
– На свадьбе Кэт виделась с многими членами нашей семьи. Тогда и я с ней познакомился. На одном из семейных приемов.
– И тогда же решили приехать в Шотландию навестить ее?
Пальцами правой руки он чуть тронул манжету на левой. Она увидела: на ногтях маникюр. Шотландец с маникюром – вещь немыслимая.
– Да, именно тогда я и решил приехать в Шотландию. У меня тут кое-какие дела. Семейные дела. А кроме того, я надеялся поближе познакомиться с Кэт. Не думал, что она будет так занята.
– Возможно, ее останавливает разница в возрасте? – предположила Изабелла, а сама подумала: интересно, что ж это за семейные дела? Все-таки мафиозные?
Он ответил не сразу. Взглянул на тарелку, снял пальцами со скатерти воображаемую крошку. И потом, глядя ей прямо в глаза, сказал:
– Видите ли, в Италии мужчины за сорок – мой возраст – нередко женятся на девушках едва за двадцать. Это считается нормальным.
– Вот как! – откликнулась Изабелла. – Ну, здесь это нормальным не считается. Думаю, для нас равенство – очень существенная часть отношений. А при такой разнице в возрасте женщина вряд ли будет на равных с мужчиной.
Притворяясь неслыханно удивленным, он чуть откинулся назад.
– Равенство? Но кому оно нужно?
– Например, мне, – ответила Изабелла.
– Вы уверены? – усмехнулся он. – А вам не кажется, что равенство – это немножко… скучно?
А ведь он прав, поняла Изабелла, чуть подумав. Равенство – это скука, и добро – скука. Ницше был в этом абсолютно уверен. Мирная жизнь скучна, насилие и конфликты рождают бесконечно разнообразные эмоции. А человека, что сидит сейчас против меня, скучным никак не назовешь.
– Да, – признала она. – Равенство отдает скукой. Однако скуку я безусловно предпочитаю нечестности. Мне хочется жить в обществе, честном по отношению к своим гражданам, а не в том, где всем заправляет несправедливость. Я предпочту жить в Швеции, а не… – Она запнулась.
Что теперь происходит в странах, где жизнь в самом деле страшна? Где они? Все осуждаемые режимы, не выдержав критики и давления, развалились. Но ведь остались еще государства, где огромен разрыв между богатством и бедностью. Парагвай? Она ничего не знает о Парагвае. Там был игрушечный диктатор, но, кажется, его свергли. А гигантские латифундии сохранились? И что происходит в арабских странах, где шейхи и принцы пользуются национальным достоянием как своим личным капиталом? Повсюду много несправедливости, но об этом мало кто говорит. Хотя существует еще и рабство, и долговое бремя, и принудительная проституция, и торговля детьми. Все это присутствует в нашем мире, но голоса, восстающие против зла, почти не слышны, заглушенные повседневным шумом, не замечаемые из-за падения нравственности.
– … А не где? – вызывающе подхватил Томазо. – Не в Италии?
– Ну что вы! Я с большой радостью жила бы в Италии.
– Так приезжайте! – Он сделал широкий жест. – Столько английских леди живут среди холмов в окрестностях Флоренции. Почему бы и вам там не поселиться?
Возможно, он хотел сказать что-то приятное, а может, реплика не содержала никакого подтекста. Но слова «столько английских леди» невольно отнесли ее к категории утонченных и эксцентричных старых дев, обожающих местечки вроде Фьезоле: не шумный блеск, а чуть поблекшие, изысканные, дымкой воспоминаний окутанные ландшафты, словно сошедшие с картин Боттичелли и сохранившиеся только в забытых уголках Тосканы. К незамужним тетушкам, уже окруженным племянниками или готовым приветствовать их появление. Да, он пригласил ее проехаться в «бугатти» по горной Шотландии, и она почти согласилась. Но видит он ее тетушкой, что составит ему компанию, выступит в роли гида, поможет разбираться в дорожных картах и расскажет историю резни в Гленко. А у нее-то закружилась голова, показалось, что ей предлагают выступить в роли героини романтического и даже сексуального приключения.