Нежность

Глава 8

– Такой чудесный день! Я просто в восторге!

Николь облокотилась на перила верхней палубы парома и грустно вздохнула, наблюдая, как быстро удаляется от них остров Гозо, огорченная тем, что их путешествие подошло к концу.

– Очень рад, – отозвался довольный Мартин. – Я всегда считал Гозо волшебным краем.

– Так оно и есть, – согласилась Николь, глядя на горизонт, где виднелась церковь, расположенная как раз рядом с гаванью Мгарр. – Создается впечатление, что все здесь принадлежит какому-то другому времени. Ну где еще можно увидеть людей, которые оставляют ключи в дверях, чтобы любой мог войти? Ты рассказывал мне, но, только увидев, я окончательно поверила.

Она снова вздохнула.

– Жаль, что мы уезжаем…

«Но, Никки, – признайся, вдруг заговорил внутренний голос, – ведь тебе жаль совершенно другого. Поездку на Гозо можно повторить, и не один раз, чего нельзя сказать о таком незабываемом дне, проведенном вместе с ним. И сейчас ты жалеешь именно об этом. Согласись, вам было очень хорошо вдвоем». И правда, на этом умиротворенном острове вдруг куда-то исчезла враждебность, они перестали конфликтовать, более того, у них не возникало даже мелких разногласий.

– Ты всегда можешь вернуться.

В последний раз окинув долгим взглядом остров, который уже превратился в полоску на горизонте, она обернулась к Мартину.

– Ты хотел рассказать мне о каменных нишах, которые мы видели на некоторых домах. Ты тогда что-то упомянул о народных сказаниях…

– Ах, да, – Мартин расплылся в улыбке, – говорят, в былые времена таким образом сообщали, что в доме есть невеста. Когда девушка достигала определенного возраста, ее отец ставил горшок с цветком в нише над дверью, который стоял там, пока не находился поклонник с твердыми намерениями и не забирал его.

– Представляю, как бы понравилась такая идея моему папе! – рассмеялась Николь. – Он уже давно мечтал выдать нас с Мэгги замуж в основном потому, что очень хотел внуков.

– Ну и что ты думаешь? – как бы между прочим спросил Мартин, глядя на увеличивавшуюся вдалеке точку третьего, и самого маленького из Мальтийской гряды, острова Комино.

Она не видела его лица, но что-то подсказывало ей, что он с нетерпением ждет ответа.

– О чем? – осторожно переспросила она.

– О замужестве. Привлекает тебя эта идея?

– Я уже однажды попробовала… Иногда мы совершаем ошибки, за которые потом приходится расплачиваться.

– И что же произошло?

Николь растерянно заморгала глазами. Вопрос Мартина снова толкал ее на неприятные воспоминания.

– Просто поняла, что еще не созрела для семейной жизни, – не желая вдаваться в подробности, в двух словах пояснила она. – Я, как и ты, решила жить одна, так намного приятней.

– Когда я мог сказать тебе такое?

Мартин оторвался от перил и повернулся к ней. Николь моргнула, не веря своим глазам: прямо перед ней свершалось таинство трансформации. За какое-то мгновение Мартин превратился в абсолютно незнакомого ей высокомерного, надменного получеловека-полудемона с холодным блеском в глазах, с жесткой полоской вместо рта.

– Когда? – спросил он с такой агрессивностью, что Николь в испуге отпрянула.

– В прошлом году… ты… я…

Судорожно перебирая в памяти все их встречи, она не могла вспомнить ничего подобного. Просто однажды, размышляя при ней вслух, полагая что она спит, он сказал…

– Ты сказал… что не ищешь каких-то серьезных отношений с женщиной… тебе они не нужны…

– Да, так было, – перебил ее Мартин. – Меня полностью устраивала моя жизнь, мне нравилось чувствовать себя свободным…

«Именно это и было приманкой, на которую она клюнула», – подумала Николь. После Дэвида с его немыслимым давлением, которое он оказывал на нее, пытаясь добиться невозможного в своем стремлении безраздельно обладать ею, превратиться в ее властелина, она стала избегать мужчин, страшась любого проявления их симпатий. В этой связи Мартин со своим мировоззрением показался ей совершенно безопасным и даже идеальным партнером.

– Ты же сам говорил, что чертовски боишься потерять свободу.

– Естественно! – вскипел Мартин. – Я бы тогда сказал все…

– Чтобы уложить меня в постель! – закончила за него Николь, когда он замялся, видимо, подбирая слова.

– А ты в общем-то и не сопротивлялась, – негромко, но очень решительно, даже с раздражением, заметил Мартин.

Бог мой, как же он жесток. Неужели нельзя по-другому, более мягко расценить его, и особенно ее, поступок? Ну, хоть бы из деликатности сказал об этом как-то иначе.

– Я…

Но под его пронзительным ледяным взглядом она стушевалась и не нашлась что ответить. Почему-то ей вдруг припомнились портреты рыцарей ордена Св. Георгия XIV века – первых правителей Мальты – из картинной галереи в Валлетте. Они смотрят на мир с такой же надменной самоуверенностью, что и производило впечатление удивительного сходства Мартина с ними.

– Ты же буквально вешалась мне на шею, – безжалостно бросил ей в лицо Мартин. – Мне только осталось дать тебе то, что ты хотела.

– Мы хотели! – наконец-то Николь собралась с духом дать ему отпор. – Ты…

Мартин вопрошающе поднял бровь и взглядом, исполненным презрения, снова заставил ее замолчать.

– Откуда тебе знать о моих мыслях? Разве тебя это волновало? Ты же не осталась, чтобы понять меня.

– У нас было семь дней…

– Семь дней, – повторил он, придавая словам оттенок черной иронии, смешанной с горечью. – Даже Калипсо подарила Одиссею семь лет, а ты…

– Ты никогда не говорил, что тебе нужно нечто большее!

Николь почувствовала себя загнанной в угол. Он упрекнул ее в семи днях, но только ей одной известно, как она, придя в себя и трезво осмыслив случившееся, переживала потом из-за своего легкомыслия. Слишком поздно к ней пришло прозрение, что в ее руках Мартин был лишь орудием для того, чтобы забыться. Он стал для нее чем-то вроде алкоголя или наркотика.

– Я просто посчитала…

– Ты посчитала?

Николь отпрянула в испуге, услышав ничем не прикрытую злобу в голосе Мартина, когда он повторил за ней, перевернув весь смысл ее слов.

Что он хотел этим сказать? Ему нужно было еще чего-то – не просто курортного романчика без всяких обязательств и дальнейших отношений? Нет, это невозможно. В конце концов, она же собственными ушами слышала, как он сказал, что все скоро само прогорит. Может быть, их связь и могла бы еще сколько-то продлиться, если бы не злополучный телефонный звонок, но как долго? Пожар, с такой страстью бушевавший в их сердцах, очень быстро превратился бы в тоненькую струйку дыма на пепелище. Любому огню необходима подпитка, которой в данном случае неоткуда было взяться.

Все последние двенадцать месяцев она убеждала себя в этом. Но, снова попав на остров, Николь, к своему ужасу, поняла: пламя, зажженное год назад, не угасло, более того, вспыхнуло с новой силой при первом же прикосновении к ней Мартина. И она стала прилагать все усилия, чтобы погасить его.

– Ты посчитала! – продолжал Мартин, теперь его голос перешел в угрожающий звериный рык. – А ты спросила меня?!

Николь почувствовала, будто ей перекрыли кислород, и стала ртом хватать воздух. Нет, не спрашивала – просто не видела в том необходимости. Она сбежала на Мальту от Дэвида, от того кошмара, в который он превратил ее жизнь, в надежде обрести душевный покой. И, что греха таить, Мартин просто попался под руку. Как ей тогда показалось, они оба хотели одного и того же – слегка развлечься, ничем лишним не забивая себе голову, никуда не углубляясь, и без всяких претензий с обеих сторон…

– Уж не хочешь ли ты сказать, что собирался жениться на мне?

Она попыталась прикрыться маской цинизма, чтобы не выдать возникшую так некстати внутреннюю дрожь. Вот почему ей не хотелось затевать тогда никаких разговоров. Даже теперь, по истечении двенадцати месяцев, всякие мысли о чем-то серьезном будоражили в ней память о предложении Дэвида и о том, что последовало затем.