Страница 43 из 62
Эммануэль наконец почувствовала себя реабилитированной.
— Что вы, что вы, Патрон! — растроганно залепетала она. — Спасибо, конечно, но я этого не стою.
— Стоишь, чернуха, мне лучше знать. Когда б не стоила, давно бы вращалась на вертеле жопой кверху… Хватит жрать! — заорал Патрон, одёрнув проголодавшегося Законного от тарелки. — Ты чё, жрать сюда пришёл?!
— Н-никак н-нет, — испугался генерал.
Эммануэль усмехнулась: её заикание перешло к Вячеславу Ивановичу. Равно как и сфокусированное внимание Большого.
— Тебе известно, зараза, что кто-то опустил нашего другана Булыжника?! — наехал на него босс. — Ты видел, как какой-то пидор бесстыже вгоняет свою наглую, кривую оглоблю в его вонючее дупло?!!
— Видел, — сознался Законный, смущенно опустив глаза.
— Я наконец буду знать, кто дрючит моих другей?!! — взревел олигарх.
— Это н… н… не я, — признался генерал.
— Может, это я?! — Патрон ткнул себя в грудь растопыренными пальцами.
— Н-никак н-не могу знать.
— Чё, совсем заслужился?!!
— Н-никак н-нет, — заплутал Законный в двух словах. — Н-никак не вы, совсем никак.
— Но тогда кто?!! — Патрон выглядел абсолютно деморализованным.
Вячеслав Иванович взял себя в руки:
— Как мы только что все убедились, орудие преступления принадлежало заключенному педерасту Дрочилло. Личное дело Дрочилло взято мной под тщательный контроль.
— Я хочу поближе узнать, кто такой педераст Дрочилло и на кого он работает, — объявил Большой Патрон, несколько остыв.
Настала очередь выступить Борису Подсудному.
— Пардон, — вспомнил он. — Я близко знаком с Дрочилло по зоне.
— Я тоже хочу поближе познакомиться с педерастом Дрочилло, — кивнул Патрон.
— Я могу это устроить. Если необходимо, мы ему позвоним.
— Я хочу, чтобы ты сейчас же позвонил педерасту Дрочилло и выяснил все детали, — продолжал кивать суровый олигарх. — а потом я захочу съесть хрен педераста Дрочилло, фаршированный маслинами, грецкими орехами и черной икрой.
— Я могу это устроить, — пообещала Эммануэль.
— А еще я хочу…
— Тихо! — Подсудный набрал телефонный номер тюрьмы и, услышав ответ, попросил всех замолчать. — Алло! Дрочилло, ты? Тихо-тихо… Алло! Здорово, пидор, чих-пых тя в рот! Ха-ха-ха-ха-ха! Давно с тобой не слышались… Ха-ха-ха-ха! Как там твой новый, гребень? Га-га-га-га-га-га! Га-гага-га-га! Ништяк?! Надо нам как-нибудь замитин-говаться: раскатаем банку, побазарим. Ха-ха-ха-ха-ха-ха…
— Ближе к теме! — попросил Подсудного Патрон.
— Слухай, уважаемый, — опомнился Борис. — Пардон, но тут кое-кто интересуется, как ты умудрился закатать в дупло Булыжника. Только так, да? Га-га-га-га-га! — Прикрыв трубку рукой, Подсудный доложил братве: — Говорит, покатило — ха-ха-ха… ну чисто рассказывает, как по кайфу трахать Булыжника, пидор…
— Спроси у него, падла, кто ему за это платил, — прошипел Большой Патрон.
— Секунду… Уважаемый! — позвал Борис телефонного собеседника. — Уважаемый! Слухай, я понял, понял: ты приторчал… Я те чё звоню: какой мудак тебе за это бабок накинул? Ну за то, что ты его отымел. Что значит никто, в рот тя чих-пых?! Что значит, кому какое собачье дело? Ты в курсах, кого вообще отымел, педрило? Булыжник был нехилым бугром, ты это можешь догнать? Ах, тебе насрать, кем был Булыжник? Тебе важнее то, кем он стал? Я тебе, гнойный пидор, чё звоню: Булыжник, повторяю, был крутым парнем, за его кормой кое-кто присматривал. А теперь, да, они интересуются. Нет, не тобой они интересуются. Нет, они не хотят в гарем к Булыжнику. Слухай, чих-пых, заткни вафельницу! Ты будешь меня слухать, Дрочилло? А те чё звоню… Ты, сука, не матерись, тут у меня крутые люди сидят. Кто? А какое твое собачье дело? Крутые люди. Большие люди… нет, их иметь не надо, им интересно: кто тебе накидывал бабки за корму Булыжника? О сука… — Изможденный Подсудный вновь закрыл радиотелефон и, закатив глаза, поведал Чёрному залу: — Пылит, пидор, не сдает. Спрашивает, кому какое дело до его сношений: кого хочет, того имеет; мол, это его личное дело.
— Тому скажи, — спокойно ответил Патрон, — кто пропихнет, его так же, как он пропихнул Булыжника. Скажи, скажи…
Подсудный пожал плечами и вернулся к Дрочилло:
— Слухай, мне тут базарят, херовы твои личные дела, если не сдашь того, кто тебе платил: пропихнут и сзади, и спереди… Да, да, да! Не обижайся, времена уже не те, что раньше. А ты как думал? Булыжник те — не вонючий зек, у него крыша была. А? Че? А… а… ага… а… А!.. А!!. А!!! Так бы сразу… — В третий раз закрыв трубку, Подсудный наконец сообщил то, чего от него ждали: — Это Лысый. Лысый накинул ему пятьдесят тонн за обкатку цилиндров. По его заказу всю свадьбу снимала «В мире криминала». Теперь это у Лысого любимая кассета: как Дрочилло сношает Булыжника. Ставит ее по вечерам и стебет-ся… Спасибо, Дрочилло, — попрощался Подсудный. — Созвонимся.
В Чёрном зале воцарилась тишина.
— Ну-с, — процедил побагровевший Патрон после долгой-долгой паузы. — Какие будут соображения?
— Гасить Лысого! — с пионерским задором призвала Эммануэль.
Однако братва не спешила ее поддержать. Уж больно высока крыша.
— Я спросил, какие будут идеи, — повторил босс, строго посмотрев на Ядреного.
— Сдается мне, педераст Дрочилло над нами конкретно постебался, — сказал Ядреный, лишь бы уйти от конкретного ответа.
— Педераст Дрочилло над нами или Лысый мудило над свадебной кассетой? — риторически скаламбурил Большой.
— Мочить Лысого!!! — воскликнула Эммануэль.
— Заткнись, чернушка, я слышу, — попросил Патрон и начал по-новой сверлить глазами Вячеслава Ивановича.
— Хм… Хм… — хмыкнул генерал. — Вне всяких сомнений, имело место половое извращение, — гибко заметил он, обходя кличку Лысого и норовя свалить всю ответственность на педераста Дрочилло. — По последним сведениям, на свадьбе были замечены пятнадцать-двадцать заключенных, без моральной поддержки которых педераст Дрочилло никогда бы не рискнул приблизиться к ягодицам нашего общего друга ближе, чем на расстояние пистолетного выстрела. Милиция также располагает неопровержимыми свидетельствами того, что варварское уничтожение памятника новорусской архитектуры на Зеленом острове — дело орудий импортного производства: переносной итальянской гаубицы, малогабаритной японской пушки и изящного французского миномета.
Патрон уничижительно улыбнулся Законному, осторожная речь которого ничуть не затронула существа дела.
— И почему я тебя до сих пор не съел, зараза? — Потом он повернулся к Подсудному: — А ты что скажешь?
Подсудный малодушно пожал плечами:
— Сладострастие Дрочилло иррационально, Патрон. Овладей он нашим общим другом не по расчёту, а по любви, сенсации бы не произошло. Те, кто близко знал педераста Дрочилло, со мной должны согласиться. — Подсудный доверительно оглядел присутствующих.
Но никто с ним не согласился.
— Ядрёный! — позвал Патрон, оставив в покое малодушного Подсудного. — Ты бы хоть не молчал, друган.
И тем не менее друган продолжал молчать.
Доведенный до ручки Патрон плеснул в свой стакан триста граммов водки и безнадежным залпом испил чашу до дна.
Да, мужики не горели желанием без явных улик обострять отношения с Лысым. И Эммануэль поняла, что ее час пробил. Она вдруг на глазах начала перерождаться из глупой трусливой коровы в отважного мужлана и брать нити базара в свои черные руки.
— Если Большой Патрон не против, я позволю себе высказать то, что пока никто из вас не решился озвучить.
— Не темни, чернушка, — попросил Патрон.
— Если Большой Патрон не против, я добавлю себе молочного коктейля.
— Я хочу, чтобы ты добавила себе молочного коктейля, — утвердительно кивнул босс.
— И децел пошмалю. — Пользуясь случаем, Эммануэль обнажила конопляную пионерку.
— Пошмали, пошмали, — разрешил Патрон.
Задымив парево, Эммануэль ещё более непринуждённо продолжала:
— Давайте так, пацаны… Коли мы тут забурились шмонать козла отпущения, будь то педераст Дрочилло или сам сатана, весь наш базар ни к чёрту. Пока мы реально не вычислим конкретную падлу, которая оттопыривается с наших обломов, хрен чё у нас встанет.