Страница 5 из 137
Столь своенравное поведение привело в негодование супругов-миниев, они бросились в погоню за женами и убили дюжину Кентавров своими бронзовыми мечами. На следующий день Афамант повел миниев в атаку на горную крепость Кентавров. Они противостояли ему как только могли, вооружившись сосновыми копьями и сбрасывая валуны вниз по горным склонам; но он разгромил их и оттеснил далеко на север. Чтобы воспрепятствовать их возвращению, он убрал из святилища кобыльеглавый образ Белой Богини и унес его вниз, в Иолк, в коллегию Рыб, дерзко посвятив святилище на Пелионе Овну Зевсу или Зевсу Ниспосылателю Дождя. На время он сломил дух Кентавров; но Ино с помощью одной из своих нимф тайно переправила кобыльеглавый образ в пещеру в лесистой долине на полпути к горе Осса, где Кентавры собрались вновь и молились Богине об отмщении.
Царь Афамант не догадывался, что Ино возвратила Кентаврам образ, иначе он бы обратился к ней еще более оскорбительно.
— Жена, — сказал он, — я изгнал ваших коней-любовников с горы Пелион, ибо они осквернили нашу брачную ночь. Если кто-либо из них в поисках образа Богини дерзнет снова спуститься на луга Иолка, он будет убит без жалости. Гора Пелион стала теперь обителью нашего эолийского бога Зевса; она более достойна его, чем гора Лафист, которая не сравнится с нею в высоте.
— Думай, что говоришь, муж мой, — отвечала Ино, — если я вообще должна называть тебя мужем. Как посмотрит Богиня на то, что ты изгнал ее с Пелиона? И как, ты полагаешь, станет расти ячмень, если мужчины-Кони не придут к нам в посевную, желая сблизиться со мной и моими женщинами-Рыбами перед лицом Белой Богини?
Афамант рассмеялся и ответил:
— Богиня не пожалеет Пелиона для своего сына. И теперь, когда у каждой из твоих дев есть муж из числа моих дружинников, а у тебя — я, чего еще ты можешь желать? Мы — рослые, крепкие мужчины, неизмеримо превосходящие во всех отношениях этих безумных нагих Кентавров; и мы с удовольствием познаем вас на полях на празднестве сева, ведь всегда в это время сладострастие одолевает вас.
Ино спросила:
— Неужели ты так невежественен, что искренне веришь, что Богиня позволит нам принять объятия твоих мужчин-Баранов в такой священный момент? Она никогда не благословит ячмень, если мы так поступим. Нет, нет! Мы согласны быть вашими женами большую часть года, но если мы хотим хорошего урожая, мы должны познать в период сева не только Кентавров, но и фавнов племени Сатиров на церемонии прививки фиг, когда мы оплодотворяем фиги, позволяя насекомым их жалить; и любовников других братств в дни великих праздников, о которых поведает мне Богиня.
Афамант ответил:
— Неужели ты так невежественна, что веришь, будто грек, который в здравом уме, позволит своей жене наслаждаться в объятиях другого мужчины, на празднестве сева или в любое другое время? Ты болтаешь бессмыслицу! Фиги сами собой созревают без чужой помощи, взгляни на любой заброшенный сад, где эта церемония не проводится. Да и нам, миниям, не очень нужны женщины, даже для того, чтобы посеять ячмень. Герой Триптолем показал, что мужчины прекрасно умеют сеять ячмень, не хуже женщин.
— Он это делал по милостивому соизволению Богини, — сказала Ино, — светило которой, Луна, и есть сила, заставляющая прорастать все семена и созревать все плоды.
— Нам вовсе не надо было спрашивать ее соизволения, — сказал Афамант. — У Богини нет настоящей власти над зерном или плодами любого рода. Все, что требуется, — это тщательно посадить в борозды ячмень на хорошо вспаханном поле, пока Солнце идет на убыль, а затем взрыхлить колючей бороной, да чтобы дождь оросил его в должное время. Зевс ниспошлет дождь по моему ходатайству, а возрожденное Солнце поможет колосьям наливаться. Луна холодна и мертва, она не имеет созидательной силы.
— А как же тогда священная роса? — спросила Ино. — Неужели роса — тоже дар Солнца?
— Да уж меньше всего это дар Луны, — ответил он, — Луна часто не успеет взойти, а трава уже седа от росы.
— Удивляет меня, — сказала Ино, — что ты смеешь так говорить о Богине; равно как удивляет и то, что, не спросив моего позволения, ты удалил ее священный белый образ из ее святилища и заменил его образом ее приемного сына. Ужасная участь уготована для тебя, Афамант, если ты не отступишься, прежде чем пройдет еще день, и не явишься к Богине с покаянием. Посев Триптолема был вознагражден добрым урожаем, а все потому, что герой сперва снискал милость Богини своим смирением, и потому, что он не пропустил ни одного из любовных обрядов во время сева. К тому же неверно, что фиги созревают в заброшенных садах без прививки. У нас есть перечень всех фиговых деревьев, растущих в этой стране, и о каждом дереве заботится одна из моих нимф, каким бы пустынным или отдаленным ни было место его произрастания.
— Я не привык, чтобы мной управляли женщины, — пылко ответил Афамант. — Моя беотийская супруга Нефела, которая ждет меня в Охромене, научилась не гневить меня, заниматься своими делами, не вмешиваясь в мои. Ну и глупцом бы я оказался, если бы посещал святилище, где ты — Главная Жрица, и просил бы тебя (из всех женщин) походатайствовать перед Богиней, чтобы она простила меня.
Ино прикинулась, будто Афамант одолел ее своей мужской силой. Погладив его голову и проведя ладонью по его бороде, она воскликнула:
— Прости меня, мой супруг, за то, что призналась тебе в своих религиозных сомнениях. Я хочу повиноваться тебе во всем. Но даруй мне одну милость: пусть твои люди сами посеют ячмень, как это сделал Триптолем, без нашей помощи. Мы страшимся гнева нашей Богини, который обрушится на нас, если станем сеять без обычных обрядов, приносящих плодородие, а ведь главный из них — познать Кентавра.
И так она умиротворила Афаманта. Он не имел достаточно уважения к Богине и полагался скорее на силу Зевса, который под своим прежним именем Дий был главным божеством его племени, когда они впервые явились в Фессалию. Он перенес с горы Лафист святую реликвию для святилища на горе Пелион, недавно посвященного Зевсу Ниспосылателю Дождя. То было изображение Бога Овна, вырезанное из дубового корня, на котором висела огромная баранья шкура, окрашенная морским пурпуром, под цвет дождевым тучам, чудесное появление которых этот божок мог вызвать даже в разгар лета. Есть поговорка «дождь — золото», известно также, что золотая пыльца окрашивала шерсть овец на Иде, где Зевс, как говорят, вырос среди пастухов; по краю руна была нашита изысканная кайма из тонкой золотой проволоки, собранной в кудрявые пучки, словно шерсть; поэтому шкуру называли Золотое Руно. Огромные витые золотые рога были прилажены к голове Руна, надетой на деревянную голову идола. От этого Золотого Руна невозможно было отвести глаз, и всякий раз, когда совершалось жертвоприношение Божеству, шел обильный дождь. Жрецы говорили, что Зевс поднимает идол в воздух во время жертвоприношения: он взлетает, мол, с дымом жертвы через дымовое отверстие в крыше святилища и вскоре, отяжелев и намокнув от первых капель дождя, снова опускается.
В Иолке собрали урожай, и приблизилось время осеннего сева. Ино ждала знака от Белой Богини, которая вскоре снова явилась ей во сне и сказала:
— Ино, ты поступила хорошо, но поступишь еще лучше. Возьми весь семенной ячмень из кувшинов, который хранится в моем святилище, и тайно распредели его среди женщин Фтиотиды. Прикажи им поджарить его — каждая по две-три полных корзины, но смотри, чтобы ни одна не проговорилась, иначе им не уйти от моего гнева.
Ино задрожала во сне и спросила:
— О мать, как ты можешь просить меня о таком?! Разве огонь не уничтожит жизнь в священном семени?
Богиня отвечала:
— И тем не менее сделай так. И еще отрави воду в овечьих поилках миниев пластинчатым грибом и крапчатым болиголовом. Мой сын Зевс силой отобрал у меня дом на Пелионе; и я накажу его, погубив его стада.
Ино покорно исполнила волю Богини, хотя на сердце ее было тяжело. Женщины выполнили задания, которые им были поручены, причем весьма неохотно, ибо они ненавидели завоевателей миниев. Минин не заподозрили, когда овцы пали, что их отравили женщины, а роптали меж собой на Афаманта. Поскольку законы запрещали есть зверя, падшего не по обряду, они ели хлеб и дичь. Но они были слабыми охотниками.