Страница 26 из 53
Мальчик видит, как отец поднимает голову, перекатывается на живот, встает на четвереньки и яростно сгребает рассыпанные образцы, заталкивая их в чемоданчик. А потом безуспешно пытается его закрыть. Затем он встает, прижимая чемоданчик к груди, но время, которое требуется ему для выполнения такого сравнительно несложного действия, растягивается настолько, что мальчика это пугает. Он смотрит, как отец, спотыкаясь, идет по дорожке, вытаскивает из кармана штанов носовой платок и прижимает его к носу, который, кажется, основательно залит кровью. Потом дверца “пунто” распахивается, и Банни со сдавленным стоном обваливается на водительское сиденье. Банни-младший смотрит на него полными ужаса глазами, но потом его неожиданно и нестерпимо пробирает смех: безумное лицо малинового цвета, носовой платок, искореженный чемоданчик с образцами. Тут мальчик видит, что папин галстук с кроликами забрызган кровью, и смех тут же улетучивается — Банни-младшего накрывает холодной волной печали. Он трет лоб тыльной стороной ладони и бешено перебирает ногами — он сам толком не может понять почему. — Пап, — говорит он и показывает на галстук. — Лучше не спрашивай, — говорит Банни и зашвыривает чемоданчик с образцами на заднее сиденье, в полете чемоданчик снова раскрывается, и его содержимое рассыпается по всей машине. Банни тщетно пытается снова сгрести образцы в кучу и произносит слово “черт” так, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что это самое ужасное слово на свете.
— Черт! — ревет он. А потом смотрит на себя в зеркало заднего вида и уже в буквальном смысле слова орет во весь голос:
— Эта жирная лесбиянка сломала мне чертов нос!
— Пап, — повторяет мальчик и тычет пальцем в галстук. Тут Банни замечает, что внутреннюю сторону лобового стекла украшает странный замысловатый клубок, нарисованный черным маркером. Он, словно завороженный, не может отвести от клубка глаз.
— А это еще что за хрень, — произносит он, но голос раздается откуда-то издалека и звучит так, будто Банни трудно дышать. Тут его ослабевшее тело обретает вдруг какую-то наркотическую легкость, и Банни, будто загипнотизированный, проваливается глубоко в спинку кресла. Из его ноздри разматывается свежая ленточка крови.
— Что это за хрень… — повторяет он. В этот момент Банни-младший понимает, почему папин галстук так сильно его расстроил, и он начинает думать о жуках-носорогах и о том, что они принадлежат к семейству пластинчатоусых, и что самцы используют свои рога в брачных сражениях против других самцов, и что это одни из самых крупных жуков во всем чертовом мире.
— Подними-ка бумажку вон там, на полу, — говорит Банни спустя некоторое время. Банни-младшему кажется, что папа разговаривает голосом робота, или киборга, или кого-то вроде этого.
— Мы теперь домой, пап? — спрашивает мальчик.
— Бумажку подними, а? Мальчик наклоняется и поднимает скомканный листок бумаги.
— Вот, пап, — говорит он.
— Прочти, что там, — командует Банни. Банни-младший с преувеличенным усердием разглаживает бумажку, положив ее себе на колено, и затем с осознанием собственной значимости читает:
— Памела Стоукс, Мичинг-роуд, Ньюхейвен, — и смотрит на отца, растянув губы в своей зафиксированной, идиотически милой улыбке. Банни дотягивается до бардачка, вытягивает оттуда салфетку, скручивает из нее два тампона и заталкивает себе в нос, потом рукавом пиджака трет черные линии клубка на лобовом стекле, но вскоре бросает это дело и смотрит на мальчика.
— Ну? — говорит он.
— Что “ну”, пап? — спрашивает Банни-младший.
— Ну, ты у нас штурман, мать твою, или нет? Банни-младший открывает карту.
— Ньюхейвен — хорошее место, пап? Банни крутит тампоны в ноздрях, пытается отряхнуть заляпанный кровью галстук, приглаживает волосы и изображает пальцами что-то очень странное — мальчик не знает что.
— Кролик, тебе там понравится!
Глава 16
Банни кажется, что боковым зрением он видит, как на огромном плазменном телеэкране, который стоит в дальнем углу гостиной в маленьком коттедже в Ньюхейвене, показывают новую запись камеры видеонаблюдения из супермаркета: Рогатый Убийца со своими фирменными вилами опять сеет панику среди покупателей. Впрочем, до конца Банни в этом не уверен, потому что на экран падает клин вечернего солнечного света и стирает изображение. И все же он чувствует исходящее от лишенных цвета пикселей ставшее таким знакомым ощущение страха — Банни узнает полные ужаса крики толпы и на секунду задумывается о том, насколько близко к Брайтону, интересно, подобрался этот хренов ублюдок, и в то же самое время он обращается к Памеле Стоукс.
— Мы предлагаем линию средств по уходу за кожей, обеспечивающих наивысшую степень эффективности и демонстрирующих исключительные результаты, потому что при создании их рецептур учитывается не только вековой опыт дерматологических исследований, но и забота о том, чтобы наши продукты доставляли клиенту высочайшее чувственное наслаждение.
Банни думает о том, что Памела Стоукс выглядит так, будто вышла из эротических фантазий Пуделя, в которых девушки забрасывают друг друга мороженым. На ней кроваво-красный топ с лямкой вокруг шеи, плотно облегающий увеличенные до космических размеров груди, и черная джинсовая юбка, на бедрах украшенная орнаментом из зеленых блесток. Брови у Памелы Стоукс тонкие и безупречно изогнутые, глаза — бездонные озера опыта и выражение лица такое, что можно сразу понять: она в этой жизни повидала всякого. На левой щеке у нее крохотный V-образный шрам, как будто бы ее клюнула маленькая птичка.
— Что у вас с носом? — спрашивает она.
— Лучше и не спрашивайте, — отвечает Банни и дотрагивается до торчащих из ноздрей тампонов — пропитанной кровью туалетной бумаги. — Скажу только, что мой противник выглядит куда хуже. У меня-то по крайней мере нос остался. И Банни машет рукой, как бы прося избавить его от дальнейших расспросов на этот счет. Он чуть продвигается вперед в кресле и снова возвращается к работе.
— Наша линия средств работает в гармоничном тандеме с естественными ритмами кожи, помогая ей защищаться от признаков преждевременного старения и предоставляя невиданные ранее преимущества, о которых кожа может только мечтать…
— В этой вашей “Вечности Лимитед” всех зовут именами забавных зверушек? — Памела указывает люминесцентно-розовым ногтем на логотип, изображенный на чемоданчике с образцами.
— Что? — не понимает Банни.
— Это ведь он сказал вам, где я живу, да? — Памела заглядывает Банни прямо в глаза.
— Ну…
— Как там его звали?
— Эм-м… Пудель, — отвечает Банни, откручивая колпачок с миниатюрного тюбика крема для рук. Он вздыхает. Ну что за чертов день. У этих баб что, у всех дружно начались критические дни?
— И что же он обо мне рассказывал? — спрашивает Памела.
— Рассказывал, что вы — в высшей степени сговорчивый клиент.
— Правда? — вскидывает Памела брови, и взгляд Банни затуманивается при виде драматического, полного раскаяния вздоха, который вырывается из ее груди после того, как легкие утомленно наполняются воздухом.
— А еще он сказал, что вы крайне обходительны, — добавляет Банни, — и щедры.
Банни замечает на каминной полке огромного нежно-голубого зайца, упакованного в целлофан, но не успевает обдумать это поразительное совпадение, как Памела, с таким видом, будто ее вынудили принять неприятное и неудачное решение, откидывается на спинку дивана и говорит:
— Расскажите мне еще про лосьон для рук.
— Ну так вот, Памела, этот питательный увлажняющий лосьон, чье действие направлено на борьбу со старением, делает кожу мягкой и отшелушивает клетки ее верхнего слоя, высвобождая… Памела засовывает руки под юбку и, слегка преподняв бедра, стаскивает с себя трусики. Трусики оказываются белыми и бессодержательными, как снежинка.
— …Эм-м… более молодой слой кожи. Кроме того, лосьон обладает расслабляющим ароматом… Памела задирает юбку и раздвигает ноги.