Страница 57 из 60
— Костя, Костя! — не своим голосом закричал Артемка, резко останавливая Воронка.
Костя упал, не доскакав до Артемки метров тридцати, а его конь, обезумев, пронесся мимо, оставляя на земле кровавую дорожку. Не раздумывая ни секунды, Артемка повернул к Косте. Тот лежал на боку с закрытыми глазами. Из уголков губ стекала алая струйка.
— Костя! — снова закричал Артемка, и столько отчаяния, столько боли было в этом крике. — Костя, вставай!..
Он попытался поднять Костю, но его обмякшее тело оказалось слишком тяжелым для мальчишеских рук.
На дороге, совсем неподалеку, гремели выстрелы: кто-то из разведчиков был еще жив и сдерживал разъезд.
— Костя, — звал Артемка.— Костя! Ну вставай!
Костя вдруг открыл глаза, чужие, безучастные. Но вот в них мелькнула мысль, они ожили, блеснули. Костя мгновенно вспомнил все, что произошло, понял, почему около него Артемка и почему текут слезы по его бледному лицу.
— Жив?! Подымайся, подымайся же!
Костя с трудом повернул голову:
— Нет, Космач... Не подняться мне... Теперь уже не подняться... Скачи к Колядо. Предупреди о беляках, не то погибнут все... Это подороже моей жизни...
Артемка молча глядел на Костю, пытаясь проглотить подступивший к горлу ком. Как оставить его здесь? Как бросить на верную гибель?
— Ну что же ты? Скачи! Скорее! Тебе отвечать, если погибнуть товарищи...
Артемка порывисто бросился к Косте, обнял его, поцеловал в губы:
— Прощай, Костя... Друг хороший...
— Скорей, скорей, Космач!..
Артемка подбежал к коню, вскочил в седло, а Костя, закусив губу, тяжело перевернулся на живот и подтянул к себе винтовку.
— Скачи, дружок... Скажи: Костя не умер, как комар, без писка...
Артемка ударил Воронка, а через несколько секунд позади хрястнул выстрел — это Костя снял первого подлетевшего белогвардейца. Следом за первым раздался второй выстрел. И второй белогвардеец, как тяжелый куль, свалился с коня. Третьего выстрела не последовало. Артемка еще раз на мгновение оглянулся. Он увидел, как колчаковец на всем скаку, изогнувшись вправо, поднял и опустил на Костю тускло сверкнувшую шашку...
Артемка зажмурился, как от ослепительного света, и припал к гриве Воронка. Костя, Костя... Погиб, пропал... Как же так? Как же Артемка будет без тебя? Как? Кто глянет добрыми черными глазами, дружески скажет: «Эй, Космач!»?
Очнулся Артемка внезапно, услышав настигающий его тяжелый конский топот. Оглянулся — сердце сжалось: за ним скакал казак, все еще держа на весу окровавленную шашку. Артемка сжался, как тугая пружина, давнул шпорами коня, стал торопливо расстегивать кобуру.
— А ну, Воронок, наддай...— шептал Артемка.— А ну, еще, еще... Выноси, дружок.
Конь, будто поняв своего хозяина, шел легко и стремительно, лишь деревья мелькали, слившись в сплошную стену, да в ушах посвистывало. Вот и бор кончается. Сейчас Артемка вымчится в степь...
И вдруг один за другим забухали выстрелы, пули зацвиркали то слева, то справа. Это белогвардеец, чувствуя, что не догнать ему разведчика, стал бить из винтовки. Одна из пуль ударила в коня. Воронок жалобно заржал, даже не заржал, а закричал, протяжно, тоскливо, потом вкопанно остановился и медленно завалился на бок. Артемка, не успев ничего сообразить, словно камень, перелетел через голову коня и, сильно ударившись о землю, закувыркался по дороге, ушибаясь и сдирая кожу с лица, рук, ног. На мгновение он потерял сознание. Однако сразу же вскочил, даже не поморщившись от жгучей боли, резанувшей ногу, осмотрел браунинг, который все еще судорожно сжимал сбитыми до крови пальцами. Казак уже скакал к нему, держа в одной руке винтовку. Увидев Артемку, прижавшегося к дереву, хрипло закричал:
— А, сволочь красномордая, попался! А ну, выходи на дорогу.— И вскинул винтовку.
Артемка смотрел высветлившимися глазами в черную точку ствола, на ощерившееся в злобе лицо. Нет, он не трусил и не дрожал, очутившись один на один с врагом, особенно сейчас, когда на этой лесной дороге лежит убитый дружок Костя Печерский...
Артемка, не сводя глаз с беляка и винтовки, вдруг стремительно рванулся вбок и встал за ствол сосны. В ту же секунду грянул выстрел, и пуля смачно впилась в дерево.
— Что, взял, гад? — прохрипел Артемка.— А теперь ты получай!
И выстрелил. Он заторопился и промахнулся. Но белогвардеец сразу понял всю опасность: мальчишка стоял за толстым деревом, а он на коне, посередине дороги. В такую мишень второй раз не промахнешься. И казак, не сводя винтовки с сосны, припав к шее коня, стал пятить его назад. Артемка, боясь отпустить его на далекое расстояние, раз за разом нажал курок. Белогвардеец, охнув, выронил винтовку. Теперь лицо его выражало не ярость, а боль и страх. Он круто повернул коня, рванулся наутек.
Артемка выскочил на дорогу. Казак, пригнувшись к гриве, не оглядываясь, нахлестывал коня здоровой рукой.
— Ага, побежал! — злорадно выкрикнул Артемка. И прицелился в удаляющуюся спину беляка.
Выстрел. Промах. Выстрел. Промах. Еще выстрел. Казак вдруг резко разогнулся, взмахнул рукой и сполз с коня, глухо шмякнувшись о дорогу. Конь, пробежав немного, остановился. Радость обожгла Артемку. Это была его первая схватка в открытом бою с врагом. И он победил!
Артемка поднял винтовку и, хромая, побежал к коню. Остановился у распростертого врага. Он был еще жив. Артемка, отпрянув, навел на него браунинг. Казак вдруг шевельнул губами:
— Не надо... Пощади...
Сердце Артемки дрогнуло, и он опустил руку. На секунду его охватила жалость и даже раскаяние. Но тут же перед глазами мелькнула дорога, лежащий на земле Костя и он, этот казак, изогнувшийся вправо, опускает на него тускло сверкнувшую шашку... Артемка решительно поднял браунинг и выстрелил. Потом поймал коня, перекинул через плечо винтовку, вскочил в седло. И очень вовремя: до него донесся цокот многих копыт.
Колядо готовился ехать на позиции, когда увидел скачущего по дороге всадника.
— Никак, Артем?..
Сказал, и голос его дрогнул. Сделал навстречу несколько шагов, остановился. Осадил коня и Артемка.
Молча смотрел на него командир: на грязное, в ссадинах и кровоподтеках лицо, на глубоко запавшие лихорадочные глаза, на торчащую за спиной винтовку, на чужого рыжего коня. И все понял.
...Полк спешно снялся из Бутырок и быстрым маршем двинулся не в Гуселетово, а в Крестьянское, чтобы выйти из окружения.
В Крестьянское полк пришел вечером. А утром по приказу Колядо он был выстроен на сборной площади. Партизаны недоумевали — зачем? Может, важное сообщение сделает командир? А может, кто провинился из бойцов и полковой суд будет?
Заинтересованные происходящим, стали собираться жители села. Вскоре вокруг площади уже пестрела огромная гудящая толпа.
От штаба отделилась группа верховых, впереди суровый и подтянутый Колядо, за ним знаменосец с алым полотнищем на длинном древке, а потом Неборак и несколько «старых» партизан, те, кто начинал воевать вместе со своим боевым командиром. Они остановились в центре площади, спешились, раздалась команда: «Смирно!» И полетела она от батальона к батальону, от роты к роте, пока не докатилась, звонкая и строгая, до последнего в шеренге подразделения.
Колядо сделал два шага вперед, оглядел стройные ряды бойцов, взмахнул рукой и крикнул сильным густым голосом :
— Товарищи бойцы партизанской Красной Армии! Мы с вами ведем великую борьбу за свою счастливую долю. Крепко мы бьем белогвардейскую нечисть, не даем ей покоя ни днем ни ночью. Страшна народная сила — наша с вами сила! Мы с голыми руками идем в атаки, мы с голыми руками бросаемся на вражьи пулеметы и пушки и завсегда побеждаем своих врагов. Трудна наша борьба, но надеяться нам не на кого. Никто не даст нам счастья, кроме нас самих. И мы добудем свое счастье! Добудем в великой битве, которую ведем много тяжких месяцев...
Колядо умолк, а потом тише, глуше, сдерживая всколыхнувшееся волнение:
— В каждом бою мы теряем дорогих товарищей, которые своею алой кровью мостят нам дорогу к новым победам... Мы чтим и будем чтить их память до самого конца нашей жизни, мы будем помнить их заслуги перед нашим трудовым людом... Но на смену павшим героям у нас рождаются новые и новые. Они крепко держат в своих руках оружие, шо выронили их убитые дорогие товарищи...